за товарищем. Настроение у него было получше, наверняка неплохо пиздюков потряс на бабло.
– Зря ты так резко, – буркнул Нефор, протягивая мне руку и помогая подняться. Он все это время стоял у стены и так и не вмешался. – Сначала палку какую найди, а потом хуярь от души.
– Ага, – хмыкнул я и сплюнул кровавым сгустком на пол. Зяба разбил мне губу, но на сладкое оставил встречу после уроков. – Хуй с ним, справлюсь.
– Как же, – усмехнулся Серый и махнул рукой. – Погнали на урок, а то Кукушка снова распиздится.
На уроке истории Алёнка удивленно подняла брови, когда я вошел в класс и сел за парту. Я лишь криво улыбнулся и пожал плечами, но её пантомима не устроила, и Огурцова, пользуясь паузой, когда Кукушка отправилась за журналом, учинила допрос.
– Тём, что случилось? – шепотом спросила она. Я снова пожал плечами и глупо улыбнулся.
– Выебнулся на того, на кого не следовало.
– Зябликов или Кот?
– Зяба… – я потрогал ноющую губу. Вроде не сильно ебнул, а болит, словно трубой переебали.
– Мне бы твою смелость, – вздохнула она, заставив удивиться уже меня. – Знаешь, как я себя пытаюсь заставить ответить им? А ничего не получается. Сразу ноги трястись начинают.
– Знаю, Алён, – кивнул я. – У меня также. Сегодня просто… хуй его знает, если честно. Что-то лопнуло внутри, и я его толкнул, ну а он меня ебнул. Лан, забей.
– Тём, они тебя покалечат когда-нибудь, – тихо ответила Алёнка, прикасаясь пальцами к руке. Я не дернулся. Её прикосновение было приятным. Мягким и нежным. – Может, лучше уже досидеть спокойно два года, и все?
– Может, – буркнул я. – Если опять не перекроет. Ладно, хер с ними со всеми. Вон, Кукушка уже пришла, сейчас опять орать начнет.
– Закончили разговорчики! – рявкнула классная, подтвердив мою догадку. Только вот посмотрела она на нас с Огурцовой, а не на Дэна, который громко обсуждал с Зябой вчерашнюю тренировку.
Чем ближе подходил шестой урок, тем больше я нервничал. Запал пропал после пиздюлины Зябы и возвращаться не собирался. Я не слушал учителей, забыл записать домашнее задание и мыслями был на пятачке за школой, где обычно разрешались все споры. Я не знал, что будет и поэтому боялся. Боялся неизвестности. Может, придется драться с Зябой раз на раз. Может, кто-то другой решит размяться на лохе, как это частенько бывало. Кот вообще любил отрабатывать удары на Щенкове и если бы Щенков остался учиться дальше, то традиция бы точно продолжилась.
Но как только прозвенел звонок с шестого урока, я вдруг смирился. Смирился с тем, что получу пизды. С тем, что придется объясняться с родителями за грязную или испорченную одежду. За учебники, которые обязательно разорвут уроды.
– Алён, возьмешь мой пакет? – тихо спросил я Огурцову, когда мы шли к выходу. За нами, на небольшом расстоянии следовал Кот. Наверняка следил, чтобы я не съебался. Алёнка лишь кивнула и, забрав пакет с учебниками и тетрадками, тяжело вздохнула.
– Прости.
– За что? – криво улыбнулся я.
– За то, что не знаю, как тебе помочь, – ответила она и поджала губы.
– Э, Ворона? Выход там, – издевательски бросил Кот, когда я по привычке пошел дальше. Сжав зубы, я повернулся и кивнул.
– Знаю. Пошли, – ответил я и, улыбнувшись Алёнке, вышел из школы вместе с Котом, который не отказал себе в удовольствии и отвесил мне поджопник.
Пятачок за школой был удобным для выяснения отношений. На него не выходили школьные окна, и учителя там не отирались. С одной стороны была бетонная стена, исписанная углем и краской, с другой пятачок закрывали кусты и деревья. Идеальное место для махачей.
Здесь Дэн впервые схлестнулся с Зябой и отпиздил его. Здесь Кот отрабатывал удары на Шпилевском и однажды так сильно заехал еврею по солнечному, что Лёнька двадцать минут лежал на земле и хватал ртом воздух. Здесь выяснялось, кто круче и чья девка пизже. Здесь могли подраться бывшие друзья и старые враги. Порой мне казалось, что асфальт на пятачке потемнел не от времени, а от крови, которой здесь пролилось немерено из разбитых носов.
Подойдя к пятачку вместе с Котом, я увидел толпу народа. Помимо Зябы и Дэна собрался почти весь мой класс, пришли даже старшаки из других классов и табун пиздюков, которых Кот разогнал смачными поджопниками. Я увидел Шпилевского в уголке, а чуть позже к нему присоединилась и Алёнка, держащая в руках мой пакет с учебниками.
– Съебаться хотел, – сказал Кот.
– Ничего не хотел, – буркнул я и увернулся от подзатыльника.
– Дерзкий ты дохуя стал, Ворона, – процедил Зяба, подпрыгивая на месте. – Надо тебе пизды дать и место твое указать.
– Хули его указывать, когда оно и так всем известно, – заржал Кот и, сплюнув на землю, повернулся ко мне. – Смочи горло, Ворона.
– Отъебись, – тихо бросил я, но Кот услышал, и его маленькие глазки снова налились кровью.
– Чо ты сказал? Хуйло, – выдохнул он и зарядил мне левой по подбородку. В глазах вспыхнули и тут же погасли черные звезды, а рот наполнился кровью. Кот усмехнулся и добавил мне правой, выбивая воздух из груди.
– Зашквар об лоха руки марать, Котяра, – сказал кто-то из толпы. – Пусть сам раз на раз отвечает за пиздеж.
– Но иногда надо, братва, – вальяжно протянул Зяба и, подскочив ко мне, въебал ногой по бедру. Я упал и лишь чудом успел закрыть лицо, пока в него не прилетел ботинок Зябы. Пальцы, принявшие на себя удар, заныли от боли, но мне почему-то стало смешно. Нервный смешок вывел из себя не только Зябу и Кота, но и кого-то из толпы. Я охнул, когда кто-то врезал сзади по затылку.
– Хули ржешь, чмо? – прорычал Зяба, наклоняясь ко мне. Но меня продолжал душить смех, что злило его еще больше. – Ща, блядь, выбьем из тебя смехуечки.
– Ты-то выбьешь, – без стеснения заржал я, но смех вышел истеричным. – Гондон!
Удар, еще удар, ногой по голове, ногой по яйцам. Меня били методично, словно не было злобы и так нужно. Удары отзывались в голове гулким эхом, а пальцы трещали и гнулись, когда чей-нибудь кулак или ботинок врезался в них. Я пытался закрыть лицо, но несколько особо сильных пиздюлин прошли. Левый глаз заплыл полностью, а правый видел очень хуево. Все было в каком-то сраном красном тумане. Боли не было, была лишь давящая тяжесть, разливающаяся по телу после каждого удара.
– Хватит! Вы его убьете! – искаженный крик Алёнки среди рева, мычания и моего истеричного смеха.
– Пошла нахуй, Огурцова, – ответил ей Заяц. Его голос прозвучал очень близко,
