кабинет. В этих кабинетах сидели толстые тетки или заебанные жизнью мужики – проверяющие. Они выдавали ученикам бумагу и ручки, а еще должны были следить за честностью проведения экзаменов. Со вторым сразу все стало понятно, когда наш проверяющий, не дождавшись начала, уткнулся в какой-то дешевый детектив и так ни разу и не прошелся по классу, ища списывающих. Лишь Антрацит носилась с перекошенным ебалом между рядами, и никому не хватило духа шутить при ней.
А дальше начался цирк. Только прозвенел звонок, Антрацит тут же ринулась к Дэну и сунула ему листок с решеным вариантом. Такие же листки опустили на парты тех, кто лизал Антрациту жопу и платил за её ебучие курсы. Проходя мимо меня, она скривила свое опухшее ебало и сунула листок Алёнке. Та сжала губы и, когда Антрацит отвернулась, скомкала листок и швырнула его под ноги.
– Сама решу, – твердо пояснила она. Я лишь улыбнулся и, шутя, поддел её плечом, заставив наконец-то расслабиться и улыбнуться.
– А я вот хуй его знает, – буркнул я, рассматривая примеры и задачи своего варианта. – Написано что-то на эльфийском, Моргот их подери.
– Я помогу, Тёмка. Только чуть попозже, – ответила Алёнка, пропустив шутку мимо ушей и начав покрывать чистый лист вязью формул и цифр. Изредка она отрывалась, чтобы посчитать что-то на калькуляторе, а потом снова утыкалась в примеры. Я невольно ей залюбовался. Скромница Огурцова сейчас напоминала валькирию, которая рубится в бесконечных битвах с мечом наперевес. Щеки раскраснелись, лоб блестит от пота, а ручка, словно острый меч, так и летает по листку бумаги. Вздохнув, я попытался что-то начеркать в своем варианте и, решив несколько заданий, отложил листок в сторону. Антрацит, не стесняясь проверяющего, то и дело подскакивала к жополизам, что-то поправляла, кому-то тоже давала листок с ответами. Дэн и вовсе скучал, болтая о чем-то с Зябой.
– Готово, – выдохнула Алёнка и, пробежавшись глазами по своей работе, удовлетворенно кивнула. Затем, скосив глаза на проверяющего, взяла мою работу и погрузилась в каракули. Пару раз она улыбнулась, потом кивнула и протянула листок мне. – А говорил, что не знаешь ничего.
– Я и правда не знаю, – улыбнулся я в ответ. – Если б ты не подтягивала, хуй бы написал.
– Что у тебя, Воронин, – подскочила к нашей парте Антрацит и, схватив мой листок, поднесла к глазам. – Слабо, очень слабо. Но тройку получишь свою так и быть.
– Не сомневаюсь, – буркнул я. Антрацит проворчала что-то и взяла в руки Алёнкин листок.
– Хорошо, Огурцова. Могу забирать? – спросила она, проверив её работу, и, дождавшись кивка, помчалась к своему столу.
– Один готов, – тихо произнесла Алёнка, обводя усталым взглядом класс. – Похоже, трудились тут единицы.
– Так и есть, – вздохнул я. – Хуй с ними, Алён. Ты умнее всего этого сброда раз в сто, что и доказала.
– Знаю, – ответила она. – Только все равно как-то грустно.
И я понимал почему.
Похожая ситуация прошла и на других экзаменах. Сочинения были заранее написаны для тех, кто заплатил мзду. Все остальные были вынуждены писать сами. Я выбрал Достоевского, которого мы досконально изучили с Еленой Владимировной в девятом классе. Настрочив аж десять листов, я отложил ручку и повернулся к Алёнке, которая, не мигая смотрела на свое сочинение.
– Ну как? – спросил я. Алёнка мотнула головой и скривилась. В её глазах набухли слезы.
– Вроде нормально, но кажется, что где-то есть ошибка, – ответила она и, обхватив лицо руками, всхлипнула. Я вздохнул и, подвинув её работу к себе, углубился в чтение. Алёнкины сочинения можно было бы смело отправлять в литературные журналы, так идеально они были написаны. Я завороженно пробегал глазами строчки, гадая, кому же Огурцова продала душу, чтобы научиться так писать. Однако в некоторых местах я нашел пропущенные запятые, о чем и сообщил Алёнке. Она, поставив их, выдохнула и с благодарностью посмотрела на меня. – Спасибо, Тёмка.
– Баш на баш, – хмыкнул я, намекая на проверку моей работы по алгебре. – Ты просто перенервничала.
Утром мы зашли в школу за результатами, и Алёнка, радостно взвизгнув, бросилась мне на шею. Я, найдя её фамилию, улыбнулся, увидев напротив цифру «пять». А когда дошел до своей фамилии, то скривился.
– Тройка, – буркнул я. – Слепой, пидорасина, блядь.
– Может, ошибки где-то были? – робко спросила Алёнка, но я, развернувшись, направился на второй этаж, в учительскую. – Тём, ты куда?
– Хочу сочинение свое посмотреть, – бросил я, поднимаясь по лестнице. – За этот анализ я в девятом пятерку получил у Елены Владимировны.
Дежурный учитель сначала полез в залупу, когда я потребовал свое сочинение, но прибежавший на шум Слепой, узнав причину конфликта, самолично вытащил из ящика работы и, найдя мою, протянул мне.
Чем больше я рассматривал свое сочинение, тем сильнее бледнел. Алёнка, видя, как мне нелегко, молча стояла рядом, а Слепой… Слепой улыбался.
– Идея анализа хороша, но слишком выделяется свободомыслием и уходом от темы, – пафосно сказал он. Мне дико захотелось схватить стул и проломить старому уебку башку.
– И знаками препинания, которые я точно не ставил, – я повернул лист к нему и указал на перечеркнутые красной ручкой запятые. Даже идиоту было видно, что цвет чернил, которыми были расставлены знаки препинания, отличается от того, каким написано все сочинение. – Как и в девятом классе.
– Глупости, Воронин, – снова улыбнулся Слепой. – Вы любитель фантазировать, как я посмотрю. Глу-по-сти! Просто смиритесь со своими ошибками и сделайте правильный вывод.
– Да. Глупости… – эхом повторил я и, взяв Алёнку за руку, вышел из учительской.
– Тём, ты как? – тихо спросила она, когда я, выйдя на улицу, закурил.
– Нормально. Просто обидно, пиздец. Я не мог таких ошибок сделать. Просто не мог. Зяба, Кот… кто угодно мог, но я нет. Это же пиздец. На уровне первого класса ошибки. Свободомыслие… Слыхала? Уход от темы, блядь. Мог просто сказать, что трояк за то, что я залупался. Нахуй воду-то лить? Вафлёр ебаный.
– Знаю, Тём. Знаю, – Алёнка гладила меня по спине, а меня душила злоба. На школу, на лицемерных учителей-уебков, на себя и на всех остальных.
Оставшиеся экзамены я сдавал, как в тумане. Химию я сделал совместно с Алёнкой, потому что Усы спала за столом, а больше в кабинете никого из учителей не было. По биологии Максим Васильевич погонял меня ради приличий по некоторым вопросам и, поставив заслуженную четверку, пожал руку и отпустил на все четыре стороны. Литературу я сдавал Слепому и еле сдерживался, чтобы не нагрубить. После его пафосной фразы: «Три, Воронин. Следующий», я просто вышел из кабинета.
На экзамене по истории, я тоже думал