— Что случилось, Гара? — нетерпеливо выкрикнул Арзу.
— Эмин-паша прибыл в Муш и завтра будет здесь.
— Дальше?
— С ним Сайдулла и Шамхал-бек, племянник Алихана.
— Какова численность их отряда?
— Три тысячи всадников.
— С какой целью прибыли?
— Гнать нас за Диарбекир.
— Что еще?
— Переселенцы из Эрзерума движутся сюда. Они на расстоянии одного дня перехода.
— Где расположилось турецкое войско?
— В городе. На частных квартирах.
— Орудия имеются?
— Да. Шесть.
— Что за орудия?
— Четыре пушки и две мортиры.
— Молодец, Гара! Спасибо. Дозоры увеличить. Будьте бдительны.
Пароль: "Горы зовут". Продолжайте наблюдение.
Дозорный резко повернулся и, придержав рукой шашку, вновь вскочил на коня и помчался в сторону Муша. Люди молчали.
Ждали, что скажет Арзу. Арзу встал перед товарищами.
— Вы все поняли, что завтра решится наша судьба! — громко сказал он. — Если мы не пойдем добровольно, то нас попытаются силой погнать на запад. И там, и здесь нас ждет неминуемая смерть. Так как нам быть, если нас силой заставят покинуть эти места?
— Арзу, в этот Диарбекир понесут только мой труп, — быстро выкрикнул Мовла. — Живым Мовла туда не пойдет!
— Оставим шутки.
— Я и не шучу, Арзу. Кто хочет, тот пусть идет. Но некоторые из нас, я уверен, окажут сопротивление. Или пойдут в абреки.
— Что скажут остальные?
В круг вошел Довта.
— Можно мне? Привязалось к нам горе, и не вырваться нам из его пасти. Если вдобавок попадем под пяту турок, то никогда нам из-под нее не выбраться. Не только нам, но и детям, и нашим потомкам. Рождаются только раз, и умирают — столько же. Здесь мы долго не протянем. На запад живыми отсюда лучше не уходить.
А коль так, то и будем биться на смерть.
— Есть еще кому что сказать?
— Сперва попробуем решить вопрос мирно. А уж коль не удастся, будем драться до конца.
— Кто видит другой выход?
— Нет другого выхода.
— Нас думы уже с ума сводят, так что думать больше не о чем.
Объявляй свою волю, Арзу.
Арзу помолчал, вглядываясь в лица сидящих.
— Хорошо, друзья. Постараемся до последней возможности решить все мирным путем. Если же турки не захотят нас даже слушать, нам придется оказать сопротивление.
— Другого выхода нет.
— Тогда посоветуемся, что нам и как делать. Вот мой примерный план. От моста дорога идет между двух хребтов. Обе стороны дороги покрыты густыми лесами. Если вали прибудет сюда со своим войском, то в лагере станет тесно. К тому же лагерь — крайне неудачное место для боя. Женщины, дети и больные попадают под удар. А потому думаю, что лучше нам встретить и принять вали с его войском на поляне за кладбищем. Гайрак, сколько у нас всего лошадей? — обратился Арзу к Гайраку, остававшемуся на время его отсутствия старшим в лагере.
— Вместе с истощенными две с половиной тысячи.
— А сколько пригодных к бою?
— Две тысячи.
— Воины и оружие в каком состоянии?
— Правду сказать, бойцы уже не те, какими они были перед твоим отъездом. Многие умерли, появились больные. Ну, а если мы вооружим и молодежь, то наберутся и все пять тысяч боеспособных. Пороха и свинца хватит примерно на неделю.
Арзу задумался.
— Слушайте приказ! На поляне, где мы примем вали, построить в боевом порядке полторы тысячи всадников. Тремя отрядами по пятьсот человек в каждом. Лучших всадников на лучших конях поставить в первые ряды. Командовать этими отрядами будет Чора. Вдоль леса, под горой, поставить пятьсот пеших воинов под командой Мовлы. Ты же, Довта, возьмешь самых лучших триста всадников и самых лучших коней, займешь с ними позицию в овраге, по эту сторону кладбища. Ты, Гайрак, с пятьюстами всадниками встанешь в балке у моста. Тарам со своими сотнями спрячется в лесах вдоль всей дороги от моста к лагерю. Касум с остальными людьми останется в лагере. Ты, Касум, мобилизуешь всех здоровых женщин и детей и наведешь в лагере полный порядок. Все оружие, вплоть до кухонных ножей, осмотри, подготовь и раздай женщинам, детям и старикам. Далее. Пусть каждый командир выделит по два бойца для поддержания постоянной связи со мной. Если турки сделают хоть один выстрел — открывайте огонь. В первую очередь постарайтесь захватить орудия и немедленно повернуть их против турок. Ни одного солдата не выпускать живым в Муш. На рассвете сам лично проверю готовность каждого. Переговоры с вали я поручаю Маккалу. Смотрите, не растеряйтесь. Лучшее спасение — это забыть о спасении. Ну, за дело, братья!..
* * *
Соип осторожно пробирался узкими улочками турецкого села.
Дорогу он присмотрел заранее — еще днем наведался сюда. Дойдя до огромного сада, он притаился в ожидании удобного момента.
Людей в этот час на улице было много. Соип поминутно слышал шаги. Кто ехал на осле, кто шел пешком. Проходили мужчины в красных фесках и широких шароварах, женщины, закутанные до глаз темной чадрой.
Порой шаги прохожих стихали, и Соип уже готов был к прыжку через ограду, но опять кто-то появлялся на улице, и ему снова приходилось ждать. Да и в доме хозяина все не гас свет.
Видимо, богатый человек жил здесь: и виноградник у него огромный, и дом такой красивый, что другого такого в селе не найти.
Кто-то прошел совсем рядом. Соип слышал его тяжелое дыхание и еще сильнее прижался к ограде. Беспокоили мальчика и собаки в соседнем дворе. Они, по-видимому, учуяли постороннего и злобно рычали.
Выглянула луна, вокруг стало совсем светло. Соип расстроился.
Сейчас он глядел на луну с ненавистью. А в Шали любил отыскивать на ней пастуха с посохом…
Виноград… Ему представилось белое, как диск этой луны, лицо матери. Некогда румяное и полное, оно теперь стало таким, что Соип с трудом узнавал его. А умирающая мать бредила виноградом…
Соип ходил в село, просил. Но его отовсюду гнали. Никто не дал ни единой грозди. Что же ему теперь оставалось? Только украсть. Не доведи, Аллах, чтобы мать умерла, так и не поев винограда. Соип всю жизнь стал бы мучиться. "Лучше бы днем не ходил и не унижался", — подумал он. Даже вспоминать теперь было неприятно, как ходил он по дворам, объяснял, рассказывал, просил, словно нищий.
Соип вновь прислушался. Собаки перестали лаять, да и шагов на улице больше не было слышно. Значит, пора! Мальчик поднялся, проверил, на месте ли отцовский кинжал, и мигом вскарабкался на ограду. Огляделся еще раз, нет ли кого, кошкой спрыгнул вниз и опять прислушался. Выждал, пока глаза привыкнут к темноте, вытащил кинжал из ножен и, крепко сжимая его в правой руке, бесшумно пошел вперед…
Неяз-бей был первым богачом в своем селе. Кроме красивого дома и виноградника, имел еще лавку и кофейню. На всех посматривал свысока: Неяз-бей мало с кем считался. Да и кто на селе мог потягаться с ним?
Прежде чем отойти ко сну, Неяз-бей решил осмотреть виноградник, проверить, на месте ли сторож. Только за последний месяц у Неяз-бея увели корову и отличного скакуна.
Старый хрыч Узун-боба клялся всеми святыми, что он в ту ночь глаз не сомкнул. Врал, конечно. Вот и сейчас наверняка спит без задних ног, старый ишак. А за чеченцами нужен глаз да глаз. Они, как всем известно, весьма ловкие воры. Где уж с ними дряхлому Узун-бобе справиться. Голодные, они злее волков.
На беду Неяз-бея в горах объявилась и шайка разбойников, состоящая из турок, армян и курдов. Говорят, теперь у них новый атаман, какой-то однорукий чеченец. Всех богачей тиранит. Тут Узун-бобе и подавно не справиться. Пока с одного конца сада до другого добежит, все добро растащат. Поэтому теперь Неяз-бей и второго сторожа нанял, поставил его у лавки и ружье ему дал.
Действительно, Юсуп-боба с ружьем под мышкой важно расхаживал вокруг лавки, и Неяз-бей остался доволен. За него можно было не волноваться. А вот Узун-бобу нужно проверять да проверять.
Вернувшись во двор, Неяз-бей отвязал овчарку, пустил ее в сад, и сам поплелся вслед за ней.
Подбежав к винограднику, овчарка остановилась и навострила уши. Неяз-бей тоже почувствовал какую-то опасность.
Собака бросилась к кустам. Он же, вырвав кол, поддерживавший виноградные лозы, побежал за собакой. Уже издали он увидел чью-то тень, метнувшуюся к ограде…
