Блондель пропел эти слова и вновь пришёл в волнение, но на этот раз тотчас взял себя в руки.
— Я узнал не только слова, мессир граф! Я узнал голос, понимаете? Это был голос моего короля! Голос Ричарда!
— Так мы нашли его! — закричал Луи. И, тревожно оглянувшись, зажал себе рот ладонью. — Дальше, дальше, Блондель! Что было дальше!?
— Я запел второй куплет той же песни. Как можно громче запел:
— Хочешь тебя властью одарим? Всем королям стать государем, Миру всему стать государем Хочешь или нет? — Высшая власть только у Бога, Жизнь на земле — просто дорога, Власть на земле — смерть у порога - Вот мой ответ!
Замолчав, я снова напряг слух. И ждал долго.
— И ничего не услышали? — дрогнувшим голосом спросил Луи.
— Услышал. Сверху вдруг прозвучал третий куплет песни. Третий, понимаете?
— Чего же тут не понять! — граф Шато-Крайон почти разозлился: ну что за люди эти поэты — надо о главном, а они — всё о своём! — Вслед за вторым куплетом всегда звучит третий.
— Да нет! — покачал головой трубадур. — Дело в том, что третьего куплета у этой песни не было. Понимаете? Не было и всё. Обычно в конце мы повторяли в два голоса последние четыре строки второго куплета. Их я и ожидал услышать. Но услышал совсем другое.
— Вот как! И что же пропел король? Если только вы не ошиблись, и это был действительно он.
— Это был он! У меня ведь музыкальный слух, мессир, и я никогда не путаю голоса. А голос Ричарда вообще нельзя спутать ни с каким другим. Он пропел... Я запомнил:
— Рыцарь, страшись! Скоро погибнешь! В тесных сетях неведомо сгинешь, Если меня снова отринешь! Лучше смирись! — Что мне с того, бес-искуситель? Вечно со мной Ангел-хранитель, Силы мне даст Бог Мой Спаситель. Враг, отступись!
— Может быть, слова были немного иные, но именно такой. Я подумал, что, быть может, Ричард хотел поведать мне об опасности, которая ему угрожает.
— И не мог вас окликнуть, потому что либо был в комнате не один, либо под дверью стояла стража. А, возможно, он боялся за вас.
Луи опустил голову и нахмурился, обдумывая рассказ трубадура. Конечно, Блондель — человек с пылким воображением, но такое нельзя придумать. Замок Дюренштейн... Ничего себе! Луи никогда там не бывал, но слышал про эту неприступную твердыню. Туда не проникнешь незаметно и уж точно нечего думать взять его штурмом, даже будь у них армия.
— За меня он и боялся, — продолжил Блондель. — И, выходит, не зря. Поняв, какую важную тайну узнал, я решил немедленно отправиться назад, чтобы поскорее рассказать обо всём сперва вам, а потом нашей королеве. Конь ждал меня в роще неподалёку, но едва я только сел в седло, как появился конный отряд, и мне приказали спешиться. Я понял, что был замечен под стенами Дюренштейна, что, возможно, кто-то услышал, как я пел вместе с пленным королём. И если эти люди возьмут меня, всё будет кончено. Поэтому дал коню шпоры и помчался лесом во весь дух. Уже настала ночь, и я толком не знал, правильно ли выбрал направление. Конь устал, начал спотыкаться, но устали и лошади моих преследователей. В какой-то момент я даже решил, что они отстали, но они вскоре опять показались на дороге. Так мы скакали до самого рассвета. Когда вдали замаячили очертания Штольцберга, стало ясно, что я не ошибся и еду к той самой деревне, где мы с вами условились о встрече. Но тут до меня дошло, что я выдам им и вас, если прискачу прямо туда. И я направил коня в сторону, мимо деревни, и въехал в лес. В тот самый, что мы с вами сегодня миновали. Вот тут эти люди и настигли меня. Сперва я хотел обнажить меч и положиться на Волю Божию. Но их было восемь человек, они бы убили меня, и никто не узнал бы, где находится наш король. Я решился сдаться: ведь тогда оставалась хоть какая-то надежда убежать.
Этот их начальник с толстыми бровями стащил меня с седла. А второй — у которого такой отвратительный высокий голос... я хочу сказать, был такой мерзкий голос, — этот стал меня избивать. Когда я упал, он бил меня ногами. И всё спрашивал — кто я и что мне было нужно под стенами замка. Говорил по-немецки, но, думаю, он сразу понял, что я не немец. Я же твердил, что пришёл из Франции, что я простой трубадур. В конце концов ему надоело, и он сказал: «Ладно. Калёное железо развяжет тебе язык, как и всякому другому!» После этого меня привязали к седлу, и я удивляюсь, почему не расшибся до смерти о землю — ехали они довольно быстро. Ну а дальше мы оказались на
