вдруг улыбнулся – в первый раз! – но тут же нахмурил тёмные бровки, белое личико сморщилось, из-под чёрных длинных ресничек выползли две слезинки. Но не заплакал, а только всхлипнул. Он вообще плакал очень редко. «Настоящий самурай!» – так радостно говорил Кавасима. Марьяна поцеловала его и, сдерживая слёзы, выбежала из дома.
Она прогулялась по шичану, увидела красный фонарик и, незаметно озираясь, нет ли слежки, пришла к нужной фанзе. Цзинь встретила её не радостно, но радушно, сразу посадила пить чай и выбирать подходящее ченсан [13].
– Русские разве носят ченсан? – спросила Марьяна.
– А ты будешь китаянкой, – скупо улыбнулась Цзинь и выложила на стол коробку с красками и кисточками.
– Ну, подруга, как меня ни раскрашивай, сразу разоблачат, – возразила Марьяна. – Да и поспешать надобно.
– Мы пойдём в сумерках, так что никто тебя не разглядит. Вечером к Мукдену идёт рабочий поезд, уедешь на нём.
– Я по-китайски не говорю. Кто-нибудь спросит, а я ни бе, ни ме.
– Изображай глухонемую. Я бы тебя проводила до Мукдена, но Сяопин…
– Нетнет, – заторопилась Марьяна, – ребёнка не оставляй. Доберусь.
– Добираться тебе до Харбина. На Бульварном проспекте в трёхэтажном доме купца Чурина наша квартира, на двери табличка «Инженер Василий Иванович Вагранов». Я тебе дам ключи. Живи там, пока мы не вернёмся. Устройся на работу, найди себе друга…
Разговаривая, Цзинь одновременно работала с красками и кистями; прикосновения кисточек были легки, словно прохладный ветерок обдувал щёки Марьяны, а в небольшом зеркале она видела, как постепенно превращается в красивую китаянку.
– Да ты просто волшебница! – восхитилась она, когда Цзинь закончила. И обеспокоилась: – А красивой быть не опасно? К тебе японцы не пристают?
– Я как-то не подумала, – огорчилась Цзинь. – Редко выхожу. Конечно, обращают внимание, но пристают мало. А тебя я сейчас подправлю.
Она снова взялась за кисти и краски.
– А где Сяосун? – вдруг спросила Марьяна. – Я его видела на шичане с каким-то юношей.
– С каким юношей? – неожиданно смутилась Цзинь и покраснела.
– Ну, не знаю. Красивый такой паренек, только волосы странные, как будто наполовину седые.
– Аа, это Дэ Чаншунь. Они с Сяопином уехали на север. Брат собирался устроиться на КВЖД и Чаншуня с собой позвал. Он же нам как брат.
– Как брат, говоришь? – рассмеялась Марьяна. – То-то ты заалела, будто мак по весне.
– Хватит болтать! – ещё больше раскраснелась Цзинь. – Пора идти, солнце вот-вот зайдёт. На поезд опоздаешь.
– А кто с Сяопином посидит? Где, кстати, он? Совсем не слыхать.
– У соседей играет. И дедушка скоро вернётся, приглядит. – Цзинь помолчала и как бы невзначай поинтересовалась: – А твой малыш… тебе не жалко его отдавать?
Глаза Марьяны блеснули и наполнились слезами.
– Он не мой, – глухо сказала она.
Цзинь уловила затаённую боль и заторопилась исправить неловкость:
– Да, чуть не забыла… Вот тебе ключи от квартиры. Помнишь табличку?
– Помню. «Инженер Василий Иванович Вагранов»… Кто он тебе?
– Мужем был. Погиб в бою. Мне о нём Фёдор Кузьмич рассказал. Вместе воевали.
– Федя? Братанчик [14] мой! Лет десять с ним не виделись! Господи, как всё переплелось!
– Какой же он тебе братанчик? Он – Саяпин, ты – Шлыкова. Даже не кровные.
– Ну, словно братанчик. Он с Ариной, сестрой моей старшей, и я возле них, девка малая, сосунок. Они со мной как с дитём своим возились, вот и довозились: Аринка в шестнадцать лет девку родила. Только жила та девчоночка недолго, всего-то года полтора, от горячки померла. Аринка неделю выла, почернела вся, маманя сказывала… – Марьяна вдруг всхлипнула.
– Пошли, пошли, пока не опоздали. Время не ждёт. И не плачь, а то краска смоется. И станешь снова русской и совсем некрасивой.
Они вышли в тёплые сумерки и оказались лицом к лицу с Сюймином.
– В городе облава, – сказал старик, и, словно в подтверждение, неподалёку раздалось несколько выстрелов. – Кого-то ловят. Торопитесь, паровоз уже дал первый свисток.
– Спасибо вам! – Марьяна обняла Сюймина. – Век не забуду!
– Когда к кому-то привяжешься, всегда есть риск, что потом будешь плакать, – пробормотал старик. – Великий Учитель, как всегда, прав.
До станции было примерно полверсты, и часть пути пролегала через пустошь. Цзинь и Марьяна шли быстрым шагом, почти бежали и преодолели уже больше половины расстояния, когда позади послышался тяжёлый топот и крики, а затем и выстрелы.
– Японцы, – зло сказала Марьяна. – Требуют остановиться.
– Я поняла, – тяжело дыша откликнулась Цзинь. – А у нас и защититься нечем.
– Посмотрим…
Марьяна оглянулась. Их догоняли два солдата и офицер. Мицуоки, узнала Марьяна, этого только не хватало. Уж не её ли ловят? Она совсем забыла, что Цзинь сделала из неё малосимпатичную пожилую китаянку, одетую в балахон ченсан, под которым осталась её обычная одежда, и на всякий случай нащупала рифлёную рукоятку бельгийского браунинга, засунутого за пояс юбки. Револьвер она «позаимствовала» у Кавасимы.
Преследователи снова что-то прокричали, затем раздались выстрелы. Пули просвистели над головами женщин. Они остановились. Японцы подбежали и заступили им дорогу. Мицуоки подошёл спокойно, посветил фонариком в лица, спросил по-китайски:
– Кто такие? Куда бежите?
– На поезд спешим, – затараторила Цзинь. – Уже два свистка было, опаздываем. Я – Ван Цзинь, дочь сапожника с шичана, а это – моя глухонемая тётка из Ляонина, отец попросил меня доставить её домой.
Марьяна таращилась на лейтенанта, пытаясь изобразить глуповатую глухонемую, но, видно, перестаралась. Мицуоки стал приглядываться, протянул руку в лайковой перчатке, желая дотронуться до лица китаянки. Марьяна инстинктивно отпрянула, и лейтенант её узнал по зелёным глазам. У китаянок таких глаз не бывает.
– О, какая рыбка попалась! – засмеялся он. – Капитан будет доволен.
Это были его последние слова. Марьяна выстрелила ему в живот, потом двумя пулями уложила солдат, четвёртую послала в голову Мицуоки, для надёжности.
– Бежим! – Она схватила Цзинь за руку и потащила, невзирая на её машинальное сопротивление.
Они успели к самому отходу. Цзинь попросила рабочих китайцев, едущих до Мукдена, присмотреть за глухонемой тёткой. Те пообещали.
Цзинь обняла Марьяну, шепнула:
– Ты просто сумасшедшая. Жди меня в Харбине.
16
Примерно месяц Павел и Дмитрий провели у китайцев, куда их переправил старый казак Роман Богданов. В общем, до той поры, пока полиция в Благовещенске не перестала их искать. Дознаватели приходили, само собой, и к Саяпиным, и к бабушке Тане, не оставили без внимания и артель грузчиков во главе с Финогеном. Еленку подвергли допросу с пристрастием: мол, как так не знаешь, чем муж занимается, с кем встречается, где по вечерам пропадает и куда собирался отъехать. Еленка отвечала-отвечала, а потом бузу устроила: мол, она приехала к отцу-матери повидаться да внука показать, а ей житья
