были лодки с лодочниками, молчаливыми, но не враждебными китайцами. Видно было, что Лю Чжэнь пользуется влиянием и уважением на многие ли по берегу Амура.
По реке уже ползла шуга, время близилось к ледоставу. Агитаторы охватили двадцать станиц и посёлков, договорились о делегатах. «Начать заваруху» вызвалась 2я полусотня 3й сотни Амурского казачьего дивизиона. 3 декабря казаки предъявили начальству требования, в которых главными значились немедленное увольнение запасных, отказ от выполнения полицейской службы и уравнение казачества в правах с другими сословиями.
Эти вопросы были, пожалуй, самыми чувствительными для амурского казачества. Война закончилась, а мобилизованных запасных и тем более отслуживших свой срок продолжали держать под ружьём, в то время как их хозяйства буквально пропадали без рабочих рук. Когда начались забастовки и другие народные волнения, казаков стали посылать на усмирение в помощь полиции, чего они категорически не желали, но вынуждены были подчиняться приказам. И, наконец, казачество находилось в приниженном, по сравнению с другими сословиями, положении. Призванные на воинскую службу крестьяне и горожане экипировались за казённый счёт, а казаки должны были являться в полном снаряжении и с лошадьми, купленными на свои, кровные, что было многим и многим не по карману.
Полный список требований, которые были даны ещё и в наказ съезду, насчитывал около полусотни пунктов, и каждый из них вызывал ярость и негодование у наказного атамана генерал-лейтенанта Путяты.
– Это что же такое творится, а? – спрашивал он себя. – В столицах бунтуют, так там и вождюков как собак нерезаных. А у нас эти эсеры, эсдеки, либералы, анархисты и прочая шушера – каждой твари по паре, и нате вам – создали Союз прогрессивных групп! Без спросу, без разрешения! Где ж это видано? И тоже туда же, народ начали против царя подбивать. Молебен в честь государева манифеста в митинг превратили – с красными флагами, с речами богопротивными… Политзаключённых требовали выпустить. Где они увидели у нас политзаключённых?! Послал казаков и полицию, чтобы хоть какой-то порядок навести, так одни отказались, другие вообще на их сторону перешли.
Генерал разговаривал со стопкой: он то и дело отходил от зеркала к старому резному буфету с дверцами хрустального стекла. Там на полке стояли графинчик водки и тарелка с порезанным толстыми ломтями розовым салом, чёрным ржаным хлебом и очищенной головкой лука – генерал обожал эту незатейливую закуску. Дмитрий Васильевич одним глотком выпивал стопку водки, нюхал хлеб, откусывал сала и возвращался к своему стеклянному слушателю. Он отлично понимал, что со стороны выглядит смешно и нелепо, но не перед подчинёнными же изливать всё, что в душе накипело. А супруге его дела вообще не интересны: она занята собой и детьми. Дочь Александра была уже на выданье, подрастали сын Сергей и ещё одна дочь, Машенька, любимица. Им тоже отцовы заботы переживать ни к чему. Однако носить их, эти заботы, в себе у генерала тоже не было сил: не поручик, поди, на турецкой войне, полвека за плечами!
– Подумать страшно, – продолжил он монолог, освежившись очередной стопкой, – телеграфисты бастуют! Что сегодня самое ценное в государстве? – спросил он у своего отражения в стекле буфета и подождал ответа, разглядывая красное лицо с растрёпанной эспаньолкой и повседневный тёмно-зелёный мундир без орденов и аксельбантов. Стекло молчало, поэтому ответил сам: – Самое ценное в государстве – связь! А связисты – против царя! Это как называется? Измена это называется, господа! Ну, ладно, требовали бы повышения жалованья – денег, понятно, всем не хватает, – но вам же понадобились гражданские права, неприкосновенность личности, свобода слова и совести! У самих совести нет, но свободу ей вынь да положь? А теперь и казакам всё это подавай! Всегда твердили: казаки – опора самодержавия! И где она, эта опора?
Генерал открыл дверцу буфета. Увидев, что в графинчике осталось немного, глотнул прямо из горлышка, поперхнулся и минуты две выкашливал в носовой платок водку, попавшую не в то горло, а вместе с ней и свою злость. С водкой справился, а вот со злостью – нет.
– Съезд надумали собрать! Наглецы! Знают, что у меня нет сейчас на них управы, что войска не вернулись, вот и распоясались. Ладно, ладно, проводите свой съезд, господа товарищи, потом с каждым разберёмся. Каждый своё получит по закону! Слышите? По закону его величества!
Первый съезд Амурского войска открылся 15 декабря. Двадцать делегатов получили инструкцию, разработанную двумя неделями раньше в станице Екатерино-Никольской на окружном сходе. Инструкция содержала список требований, кстати, согласованных с требованиями бастующих почтово-телеграфных служащих. На этом настоял Дмитрий Вагранов. Именно от связистов в инструкции попали политические формулировки, к которым большинство казаков относились равнодушно и даже насторожённо, совсем не так, как к вопросам их повседневной жизни и службы. Из-за них на заседаниях съезда было шумно, порою весело, порою возникали нешуточные перепалки, грозя перерасти в кулачные бои. Вагранову и Черныху приходилось вмешиваться и гасить страсти авторитетом представителей окружного революционного комитета. Между прочим, это Павел придумал назваться представителями, «для пущей важности», хотя были они рядовыми агитаторами. Казаки, однако, верили и относились к ним с уважением.
Две недели съезда ушло на выработку двух постановлений: об изменении порядка несения воинской службы казаков и выполнения земских повинностей. Зато 29 декабря оба постановления подписали все двадцать делегатов.
Павел, не скрывая, гордился, что многие пункты постановления об отказе от земских повинностей формулировал именно он. Дмитрий не возражал, признавая, что Черных как-никак с детства знал эти нужды.
И наконец, 4 января 1906 года съезд принял, может быть, самое важное на тот исторический момент постановление – о создании в области новой власти, без которой первые два во многом теряли смысл. Оно даже в простом чтении звучало весомо и многозначительно:
«Мы, нижеподписавшиеся делегаты от Амурского казачьего войска… постановили следующее: события последнего времени, нарушив порядок государственной и общественной жизни, остановили и расстроили вконец и жизнь нашей окраины. За отсутствием правомерного центрального органа в области насущные требования населения не могут быть проведены в жизнь, отчего ещё более усугубляется беспорядок общественной жизни нашей окраины, ввиду этого было бы крайне желательно организовать в Амурской области Исполнительный комитет, облечённый доверием всего областного населения. Съезд войсковых делегатов предлагает городской Благовещенской думе взять на себя инициативу организации Областного исполнительного комитета, в состав которого бы вошли делегаты от казачьего населения, крестьянского и городского, выбранные на началах всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов. Образованному таким образом Исполнительному комитету вверить управление всей областью до организации народного представительства в виде Учредительного собрания».
Городская дума была напугана столь
