– Ох ты, Господи! – только и сказал Кузьма. Он повернулся к Номоконову: – Отдай его мне. Я испрошу у генерала охранную бумагу.
– Бери, – пожал плечами атаман.
Кузьма нёс парнишку на руках – худенькое тельце казалось совсем невесомым. Дед ступал прямо и твёрдо: ноги, совсем недавно еле-еле его державшие, вновь обрели силу и уверенность. Хоть одного спасу и сохраню, думал он, будет ещё один внук. Ваньке товарищ.
29
В тот же день избиение постигло вторую группу китайцев в Благовещенске. С нелегкой руки пристава Шабанова, то ли не понявшего, то ли намеренно исказившего приказ полицеймейстера, то ли просто поленившегося искать средства переправы, по всем прибрежным станицам и деревням пролетело известие: «Китайцев приказано уничтожать». Что и было принято к исполнению всеми более или менее начальствующими фигурами. Способ «переправы» они считали установленным самим военным губернатором.
Правда, у некоторых атаманов и старост возникали сомнения. Атаман Поярковой станицы Коренев попросил у войскового правления пояснения, как следует переправлять собранных китайцев, в количестве 85 человек, на что получил от председателя правления полковника Волковинского раздражённый ответ: «…когда сказано уничтожить их, то и следует уничтожить без рассуждения». Такой же приказ получили атаманы Кумарской и Черняевской станиц. То же самое происходило и в деревнях, особенно в районе Маньчжурского клина. Там крестьяне свирепствовали из зависти: слишком хорошо хозяйствовали иноплеменники. Убивали китайцев и на приисках. Причём часто с примитивной целью грабежа, пользуясь царившей безнаказанностью.
Только атаманы Албазина, Джалинды, Игнашина, Маркова не запятнали себя кровью невинных людей: китайцев переправили на лодках, не посягнув ни на жизнь их, ни на имущество.
Убитых в Верхне-Благовещенском, а затем и в других станицах, выбрасывали в Амур, и с 4 июля по реке поплыли трупы. Их было так много, что они забивались под колёса пароходов, застревали на отмелях, попадали в сети рыбаков. Специально назначенные люди проверяли берега и шестами отталкивали прибитые течением тела. И они плыли дальше, жуткие жертвы и свидетели безумия, порождённого страхом войны.
Губернатор вернулся в Благовещенск из-за Зеи вечером 5 июля – он организовывал отпор китайскому десанту из Айгуна. В ночь на среду не менее пяти тысяч маньчжур переправились на лодках через Амур и внезапно атаковали обоз, следовавший из поста № 1 на пост № 2. Обоз сопровождали крестьянские дружинники во главе с полицейским приставом Мищенко. Пристав струсил и развернул обоз к городу, дружина недолго отстреливалась, потом побежала. Бегство захватило и пост № 1. Полуодетые солдаты и казачья сотня с двумя орудиями отступали в беспорядке до самого перевоза через Зею. Здесь их остановил отряд с четырьмя орудиями, посланный в срочном порядке губернатором. Командир отряда казачий полковник Печёнкин восстановил порядок и повёл солдат и казаков в контрнаступление. Маньчжуры были рассеяны, пост № 1 найден сожжённым.
Дежурный офицер встретил командующего неприятной телеграммой от военного министра Куропаткина: «Надеюсь, что по сбору необходимых сил и средств вы проявите со всеми вверенными вам чинами огромную энергию к полному поражению китайцев. Этим вы изгладите тяжелое и невыгодное впечатление, результат незнакомства вашего с тем, что происходит на другом берегу Амура против Благовещенска».
Самым скверным было то, что в столице так быстро узнали о происходящем на другом краю России. Да, конечно, журналисты разнесли весть о бомбардировке города по всему миру, но они нарисовали общую картину, а в телеграмме были тонкости, понятные только военным специалистам. Куропаткин напрямую обвинил военного губернатора в плохой организации разведки и недооценке приготовлений противника, а такую информацию мог предоставить лишь кто-то из штаба командующего. Следовательно, в штабе появился «крот», и это надо учитывать.
Телеграмма настолько взволновала генерала, что он налил полстакана коньяку и выпил залпом. Походил по кабинету, подумал. Военный министр дал шанс для исправления положения, поэтому надо срочно что-то предпринять. Хорошо бы сделать вылазку на другой берег – пошуметь и обстановку разведать, но послать некого: все более или менее подходящие силы брошены за Зею. Пришло известие, что в Забайкалье формируется отряд под командованием генерал-майора Ренненкампфа, но его ранее 8–9 июля и ожидать не следует.
В дверь постучал дежурный офицер:
– Ваше превосходительство, к вам два подпоручика и подъесаул Саяпин.
– Саяпин пусть подождёт, а подпоручиков зови.
Вошли два молодых офицера. Подтянутые, даже можно сказать поджарые, форма и сапоги чистые, не окопного вида, лица круглые загорелые, на обоих усики – у одного пшеничные, у другого чёрные. Первый вроде бы постарше. Оба из недавнего пополнения, и командующий их не знал.
– Судебный следователь подпоручик Соколов, – доложился первый.
– Второй Восточно-Сибирской артиллерийской бригады подпоручик Юрковский, – щёлкнул каблуками сапог второй.
– С чем пожаловали, господа?
Офицеры переглянулись, черноусый подтолкнул товарища.
– Ваше превосходительство, у нас предложение, – чётко доложил Соколов. – Мы собрали охотников, отличных стрелков, которые жаждут посчитаться с китайцами. Хватит терпеть их обстрелы!
Генерал поднял глаза к потолку:
– Боже, ты подслушал мои мысли! – И перенёс взгляд на офицеров: – Как же вовремя вы явились, господа! Но прошу меня извинить, есть несколько вопросов. А именно: сколько собралось охотников и когда готовы отправиться? Что нужно для экипировки?
– Охотников, ваше превосходительство, набралось больше полутора сотен, – отчеканил Юрковский.
– Точно сто шестьдесят восемь, – поправил Соколов. – С нами сто семьдесят.
Юрковский укоризненно глянул на него, качнул головой и продолжил:
– Отправиться готовы немедленно, но нужны лодки. Штук двадцать.
– Двадцать две, – уточнил Соколов. – При загрузке одна на восемь человек.
Юрковский вспыхнул, но сдержался. Пререкаться в присутствии генерала запрещал устав.
– Вы, Юрковский, с чем-то не согласны? – усмехнулся командующий.
– Никак нет, ваше превосходительство. Меня радует дотошность подпоручика Соколова.
– Соколов – судебный следователь. Он просто обязан быть дотошным.
– Так точно!
– Отлично, господа! Ваше предложение превосходно. Кто, по-вашему, должен возглавить группу?
– Подпоручик Юрковский, – Соколов опередил товарища. – Он хорошо ориентируется в обстановке и быстро принимает решение.
– Лучше более старший офицер, – качнул головой черноусый.
– На сегодня старшего офицера, пригодного для вылазки, у меня нет, – сокрушённо сказал генерал. – Поэтому командиром назначаю Соколова, а вы, Юрковский, будете заместителем. У вас получится хороший тандем. Возражений не принимаю. – Он придирчиво глянул на офицеров, но у тех был невозмутимо-отчуждённый вид. Генерал спохватился: – Да, лодки! У пристани, думаю, с десяток, а то и больше наберётся. Их надо перегнать к Верхне-Благовещенскому, там у Номоконова найдутся остальные. Отправляйтесь на третий участок самообороны, к капитану Зиновьеву, он организует перегон. И сегодня же в ночь – марш на тот берег! Постарайтесь разведать обстановку, главное – чего нам ждать, чего опасаться. Надеюсь, ваша вылазка поможет нам выстоять.
– И не повторить позора с избиением невинных, – сказал Соколов.
– Какой позор?! Какое избиение?! – вскинулся командующий.
– Вам не доложили? – догадался Юрковский. – Весь город говорит об этом!
– Да о чём же, чёрт побери?! – взорвался генерал. Белая борода его встала дыбом, глаза сверкали, дыхание сорвалось.
– Сегодня в первой половине дня две партии китайцев общей численностью тысяча пятьсот девяносто человек, – спокойно-напряжённым голосом заговорил Соколов, – были пригнаны под охраной в район Верхне-Благовещенского с целью переправы на тот берег. По пути туда были убиты больше десятка ослабевших и не желавших идти. На месте переправы охрана стала гнать китайцев в воду. Большинство не умели плавать и стали тонуть. Кто не шёл в реку, тех рубили топорами и расстреливали. Мало кто спасся…
