он не захочет оставить меня», – подумал Сашка.
Настал вечер; Скачков домой не пришёл. «Разговор придётся отложить» – решил Сашка. Ему спалось плохо. Проснувшись спозаранок, он услышал смех Вовки. Бабушка кормила его в кухне жареной картошкой, и он, уплетая, рассказывал ей что-то смешное. Увидев брата, он крикнул:
– Дурень, одевайся: скоро подъедет мамочка!
– Переезжайте, я останусь, – ответил Сашка.
– Можешь оставаться! – наигранно весело проговорил брат. – Мне одному лучше будет в благоустроенной квартире.
Сашка на мгновение задумался. Ему представились светлые окна, горячие батареи и ванна.
– Ты только подумай, – посерьёзнев, стал убеждать его брат. – Через улицу кинотеатр, магазин. Всё рядом!
Сашка закрыл глаза и увидел соблазнительную картину: только сбежал по ступенькам – и в магазине, и в баню ходить не надо: в ванну залез и купайся. Он задумался. Но долго думать ему не пришлось: вошла мамочка.
– Собирайтесь, подъехала машина!
Не прошло и часа, как вещи были отнесены и уложены; в квартире мало что осталось: всё было содрано. Мамочкины шубы венчали домашний скарб. Братья стояли у кабины – стражами вещей. Старшему брату не терпелось ехать, а младший поглядывал по сторонам, ему жаль было расставаться с привычным местом, особенно с бабулей, переехавшей к тёте Поле. Скачков так и не пришёл. Грузовик развернулся и выехал на главную улицу.
Квартира Фёдора поражала чистотой. Дети растерялись.
– Саша, Вова! – крикнула Ксения. – Вы у себя дома, помогите шофёру занести вещи!
Внесённые вещи показались Сашке лишними.
– Надо расставить всё и прибраться, – сама себе распорядилась Ксения.
Она принялась распаковываться, отпустив сыновей на улицу. Выйдя на лестничную площадку, братья, как благовоспитанные дети, которые живут в приличном доме, сначала шли спокойно по бетонным ступенькам. Но вскоре, захохотав, поскакали шумно, словно их подхватил вихрь. Выскочив за дверь, они взглянули друг на друга.
– Что делать? – спросил старший.
– Покурить бы, – вздохнул Сашка.
– Это можно, – весело ответил брат и отыскал у подъезда окурки.
Недалеко от фасада здания блестело широкое озеро. Над ним плыл пар.
– Это парит горячая вода, она вытекает в озеро из трубы, – пояснил Вовка. – Купаться можно даже зимой. Пойдём, искупаемся?
Несмотря на накрапывающий дождь, они искупались, потом с удовольствием покурили. Накурившись, стали искать глазами окно, за которым мамочка, вероятно, наводит порядок. Искать долго не пришлось: в окне был отчётливо виден её кулак.
– Она… – прошептал Вовка. – Заметила, как курили… Ждёт на расправу.
– Не пойду, – заявил Сашка. – Опять порка.
Они постояли возле угла дома. Но, заметив входящего в подъезд Фёдора, направились за ним. И удивились: мамочка не выглядела злой. Она накидывала на стол чистую скатерть и, смеясь, что-то говорила Фёдору. Мальчики успокоились. На стол было поставлено много вкусного. Новобрачные были разговорчивы, уделили и братьям внимания.
– А отчего грустный? – спросил Сашку новый папа.
– Ну-ка посмотри на меня, сын, – обратилась к Сашке мамочка.
Её глаза его обожгли. Они таили нечто большее, чем злость, с ненавистью смотрела она на Сашку. Он втянул голову в плечи.
– Марш в постель! – приказала она обоим.
Братья удалились в комнату.
– Нечего грустить ему, Федя, – вздохнула Ксения. – Наверное, переезд утомил.
– Ладно, поживём, увидим, – басом проговорил Фёдор.
Вовка быстро уснул, а Сашке долго не спалось. Он думал о несчастном Скачкове и о бабушке. «Почему мамочка говорит, что мы с жиру бесимся? – подумал он неожиданно. – Жир мы видим только в супу». Перед глазами его промелькнули разноцветные кружочки жира, и он уснул.
30
Терпимая жизнь под одной крышею у супругов закончилась удивительно быстро. Требования Ксении Фёдора ставили в такой тупик, из которого он выходил не иначе, как окольными путями. Пути эти уводили его так далеко от семейных забот, что уже на второй месяц супруги стали почти врагами. «Оказывается, моё сердце к ней равнодушно… Не разглядел…» – думал Фёдор, отдаваясь работе до полночи или ложась спать, жалуясь на головную боль. «Мы же ненавидим друг друга!» – думала Ксения, уходя из кабинета, где муж обыкновенно притворялся занятым. Она часто вспоминала Скачкова. Они встречались на улице или около проходной завода, куда он заходил по делам. Всего одно слово, сказанное с лаской, могло бы вновь соединить их. Ксения чувствовала это. Но она не каялась, что порвала со Скачковым. Как-то подумала о Викторе: «Мерзавец, с плеч сбросил заботу о детях; лучше бы на фронте погиб: была бы детям пенсия».
И к ней пришла мысль об уезде из Севера. «Зачем прибыла сюда?» – спросила она сестру Анну, зайдя проведать мать. «Куда же деваться мне от вас, – заплакала Анна, прижимая к груди ребёнка. – Кто же знал, что жизнь моя так сложится». Ксения покачала головой, вспомнив, как мать ругала мужа Анны, бросившего жену с пузом. Впрочем, Анна настаивала на том, что он не бросил её, а уехал на заработки.
Невообразимо судьба порой ломает человеческую душу, перекрутив её в мясорубке невзгод, неустройств. И того сам не замечая, меняется человек: прошлые порывы глохнут, планы огромные становятся мизерными, и уже не узнаёт человек сам себя. И настаёт пора, когда не собрать ему обратно даже по крохам всё, что годами рассеяно, потеряно. Несчастная Анна…
– Вот что скажу, мам, Анна, будем готовиться к переезду, – неожиданно объявила Ксения. – Будем выбираться на материк.
– На что же мы поедем? – развела руками Агафья Кирилловна. – Это столько деньжищ нужно.
– Найдём на что! – отрезала Ксения. Лукавые искорки блеснули в её глазах.
– А как с мужем? Он тоже поедет? – спросила робко Анна.
– Кто же несчастье с собой возит? – ответила Ксения.
В первых числах сентября задули ветра, повалил снег. Братья подолгу смотрели из окна на согнувшиеся от ветра спины прохожих; но дома от батарей веяло жаром. «Как дела у бабушки? Может, у неё и угля нет, – подумал Сашка. – Хотя зачем ей уголь: мамочка уехала в аэропорт покупать билеты, и – прощай Норильск». Вовку радовал переезд и предстоящий полёт на самолёте. Но он уже стал задумываться о будущем, и его пугала неизвестность: где и как устроятся. Кстати, Вовка от мамочки слышал, что поедут они во Фрунзе, где живёт подруга её, только мамочка давно уже не переписывалась с ней.
Ксения вернулась к вечеру; лицо её было усталое, но глаза радостно светились. Она торжественно открыла сумочку и вытащила билеты, сказав, что уже завтра будут они в Красноярске. Но вскоре весёлость её сменила грусть. Дети увидели, как она села за стол и взяла листок бумаги. Неотрывные взгляды сыновей мешали ей сосредоточиться.
– Чего вылупились? – с раздражением спросила она. – Отпускаю погулять.
Братья с радостью повскакали с места и скрылись за дверью.
«Милый Алексей, – писала она, – я виновата перед тобой. Да, я…– она задумалась, кусая кончик ручки, – виновата. Но уже ничего не исправить. Прощай. Мы улетаем на материк. Прости, Ксения». Сложив листок бумаги, она подумала: «Утром на станции отдам, чтоб передали».
А начальника станции окончательно снесло с рельс. Он стал пить запоем,
