— Во-первых, Лебедев, бретёрство, а не изобретательство. Прочувствуй и пойми разницу. Господь мой всемогущий! Во-вторых, по женскому вопросу. Вот он, ответ! Из-за женщины можно прийти на край жизни и смерти, ада и рая! Вот каково её значение. За это стоит выпить.
Сказав так, он запахнул шубу и скрылся в сенях, оставив меня стоять поражённым хладнокровием этого неверного поклонника Иеговы.
* * *
— Евгений Васильевич, позволите? — полковник Пирумов обратился к полковнику Масловскому.
— Конечно, Даниэл Абиссогомонович.
— Господа офицеры! Предлагаю… сплотиться!
Взгляд его превосходительства поражал, как описанная Зиминым сильно пугающая шрапнель. Подъесаулы 1-го и 2-го Кизляро-Гребенских полков повскакали с мест. Старший из двух бородачей заозирался в поисках шашки. Его благородие штабс-капитан Минбашибеков, заслышав призыв командира, вытянулся во фрунт. Каблуки его щёлкнули. Я встал рядом с ним плечом к плечу, а его превосходительство полковник Пирумян вытянул правую руку вперёд, словно хотел показать всем нечто, лежащее у него на ладони.
— Мы — русские, сплотимся перед лицом врага! Мы — русские, за честь государя и отчества!
Ковших сообразил первым и шлёпнул свою унизанную перстнями ладонь поверх полковничьей. За Ковшихом последовали его превосходительство полковник Масловский, немец Мейер, благородие-штабс-капитан, оба подъесаула и все остальные, подчинённые его высокоблагородию Бек-Пирумову офицеры 153-го Бакинского полка.
— Ура! — воскликнул Ковших.
— Постойте, — его превосходительство Даниэл Абис-как-то-там дальше взмахнул левой рукой. Шаляпин, да и только. Вот-вот грянет "Дубинушку". Но его превосходительство полковник Пирумов вспомнил обо мне.
— Лебедев, а ты? Или ты не русский? — проговорил он.
— Русский, — отозвался Ковших. — Тот самый русский богатырь, который так нравится нашему командующему.
— Подожди! — рявкнул Пирумов. — Эй, Лебедев, сначала разлей-ка нам по чарке этого французского самогона.
Я разлил коньяк по турецким рюмкам для чая и роздал господам офицерам каждому в левую руку.
— И себе! — приказал его превосходительство Даниил Батькееговсяческогоздоровья.
Как не подчиниться такому приказу?
Подчинившись, втиснулся я между двумя подъесаулами. Как-никак самые родные в столь изысканном обществе люди.
— А вот теперь… — глаза его превосходительства метали молнии. Олимп, да и только!
— Ура-а-а! — что есть мочи завопил Ковших, и мы все разом опрокинули турецкие рюмки каждый в свой рот, а полковник Пирумов сжал своей небольшой ладонью все наши так крепко, что кости хрумкнули.
Это артельное рукоприкладство запомнилось мне надолго. Сколько же в нашей армии прекрасных офицеров, за которыми моя личность готова хоть на перевал Девебойну, хоть на дно пролива Дарданеллы…
Глава седьмая
ТАК ВОЕВАЛИ. ЯНВАРЬ 1915 ГОДА
ФОРТ ДАЛАНГЕЗ И ПОДСТУПЫ К НЕМУ
Рукописный журнал военных действий 153-го пехотного Бакинского Его Императорского Высочества Великого князя Сергея Михайловича полка.
29—30 января 1916 года
Записи сделаны Василием Дерипаской, ефрейтором 153-го пехотного Бакинского Его Императорского Высочества Великого князя Сергея Михайловича полка.
"…В 14 часов осадная артиллерия и гаубицы открыли огонь в районе форта Чобан-деде. Остаток дня мы провели в приготовлениях. Наш полк укрепился на горе Max-оглы. С нашей позиции, расположенной чуть выше форта Далангез, открывалась картина артиллерийской подготовки. Снаряды бьют точно в цель, поднимая в воздух кудрявые облачка разрывов. Форт Далангез — цель нашей предстоящей атаки. Место её начала выбрано удачно, если не считать того обстоятельства, что сбегать со склона, нам придётся хоть и в ясную погоду, но по пояс в снегу. Корректировкой артиллерийского огня занимается всё тот же пленный турок или курд — чёрт их разберёт, одним словом, янычар по имени Рустам-бей.
Полковые гаубица и орудия артиллерийского участка бьют по фортам Чобан-деде, Далангез, Узун-Ахмед и промежуткам между ними. Турки начали отвечать примерно через час как с форта Узун-Ахмед, так и со многих батарей, возведенных в промежутках между фортами. Сильный огонь поддерживался сторонами до темноты. Атака начнётся в 20 часов, когда уже стемнеет. Атаковать будем на фронте от ущелья, что к северу от форта Чобан-деде до озера Чилли-гель, направляя главный удар на форты Чобан-деде и Далангез. Пакостливый Рустам-бей утверждает, что наша артподготовка никаких материальных результатов не даст. Дескать, слишком она слаба и непродолжительна. Дескать, настоящая артподготовка должна длиться несколько дней и нанести противнику существенный ущерб в виде разрушения фортификаций и гибели армейских чинов. Но мой командир штабс-капитан Минбашибеков уверен, что главная сила нашего манёвра не в артиллерийском огне, а в мужестве солдат и ещё во внезапности. На том и стоим!.."
"Наш 153-й пехотный полк в составе 3-го батальона и 2-х рот 4-го батальона под командой самого смелого из всех командиров Даниил Бека Пирумова наступал для штурма форта Далангез с севера. Сторожевые части турок встретили нас ружейным огнём. Но мы, смяв турок, безостановочно шли вперёд. Приблизились к стенам с севера и с криками "ура!" бросились на боковой северный фас. Впереди шла 10-я рота под командой поручика Новлянского. Он первый вскочил на бруствер и тут же был убит. За 10-й ротой следовали остальные во главе с Пирумовым. Турки приняли нас в штыки. К рассвету 30 января форт нами взят, и я пишу эти строки в его каменном каземате. Свод сотрясается над моей головой от попадания и разрывов турецких снарядов. Струйки потревоженной разрывами земли сыплются на страницы дневника. Я почти оглох от грохота, но при всём том я счастлив, как никогда, потому что военная удача сопутствует нам…"
"…С раннего утра нас разбудил пулеметный огонь противника. Через 1/4 часа наша позиция была усеяна шрапнельным огнем, и так продолжалось до вечера. И по сей час турки все более и более жарят шрапнельным огнем…"
"…Сегодня, 30 января, был у нас бой, страшный, сильный. Турки во что бы то ни стало хотели отбить форт и направили на один только правый наш фланг три полка. С 9 часов утра 30 января началась небольшая ружейная перестрелка, затем показались неприятельские колонны, и тут начался настоящий ад. Снаряды турок прямо-таки засыпали всю нашу позицию. Не было ни одного места, где не падало снарядов и пуль. Турок раза в три было больше нас, но нам приказано держаться на своих позициях и не отходить. Часов в 12 дня наш правый фланг немного дрогнул, ибо офицер был ранен, и рота осталась без офицера, и стала было отходить, но вовремя ее поддержали, и она заняла вновь свою позицию. В этом бою был убит капитан Слипко пулею в рот и ранены капитан Стерляев, подпоручик Медведев, которому пуля пробила полушубок и слегка ударила левый сосок. Турки целый день тяготили на наш правый фланг и засыпали снарядами весь наш фронт. Все атаки турок были отбиты, и к вечеру стрельба затихла. Форт остался за нами. Масса турок было убито и ранено на нашем правом фланге, у нас потери были также значительны. В этот день обедать не пришлось, и только к вечеру смогли пообедать.
Сегодня же подвезли хлеб, но в незначительном количестве, так что пришлось на брата по одному фунту. Соли же до сего времени не было. Нет возможности для подвоза патронов. У большинства остались только ручные гранаты…"
* * *
Мейер проводил меня к началу тропы. Мы поочередно тащили упирающегося ишака. Животное прядало огромными ушами и издавало странные утробные звуки, больше всего напоминавшие хрюканье. Многое в жизни повидав, имея в собственности в прекрасном конном заводе дюжину ахалтекинских жеребцов и небольшой табун высокопородных кобылиц, я ни разу не имел дела с ишаками. И вот, испытав на себе все притеснения ослиного упрямства, мы с Мейером добрались до места расставания. Спину нашего лопоухого мучителя покрывала тёплая попона. К его крутым бокам были приторочены ящики с патронами. Часть боекомплекта поместили в мой заплечный мешок. Туда же Мейер положил немного еды и горячее питьё в термосе. Зная наверняка, где пролегает граница между жизнью и смертью, ишак замер в том месте, где дорожная колея превращается в едва заметную тонущую в сугробах тропу, ведущую в ущелье Мох-оглы и далее к форту Далангез.
