нужны были для следующего дня не детской борьбы. Иногда он уносил его в места, где ему было спокойно и хорошо. Но если б только он знал, что его ждёт, то, конечно, не захотел бы проснуться.
Но он проснулся. В окно пробивался свет зари, слышался детский смех и говор взрослых. Поезд стоял. Захотелось поразмять ноги, но жаль было покидать укромное место. Решив подкрепиться, он съел припасённые продукты – хлеб, сало. Голод заглушил, но не мысли о будущем. Неловким движением он задел чей-то узел. Послышались голоса, высоченный дяденька стянул Сашку с полки. «Когда забрался сюда?», «Откуда едешь?», – как удары, посыпались вопросы. Не глядя ни на кого, он нырнул в коридор. Там дорогу ему преградила проводница, похожая на подростка. Сашке показалось, что она улыбнулась ему карими глазами. Низко наклонившись, она шепнула:
– Убегай: милиция близко!
Он и сам увидел поднимающуюся по ступенькам вагона красную фуражку. Тогда он рванулся обратно и спрятался за спину проводницы. Тяжёлые сапоги прогромыхали мимо. Он прыгнул на перрон. Вверху прочитал: «Новосибирск». Очень не хотелось покидать поезд. Голова вдруг закружилась от подступившей слабости, к горлу подкатывалась тошнота. Увидел – милиционер направился в его сторону. Он нырнул в толпу, спешившую на вокзал. Толкотня на вокзале подействовала на него успокаивающе, но огромность зала испугала. Яркое освещение заставило прищуривать глаза. Спрятав грязные руки в карманы измятого, но не потерявшего вида пальто, он застучал каблуками по плиткам первого этажа. По запаху нашёл туалет. Там отмыл руки. Теперь он мог, не боясь, обследовать вокзал, зная, что чистенькие мальчики милиционеров не интересуют.
Дело шло к ночи. Всё тише гудел вокзальный улей. Опять голод. Чем бы смягчить его? В пустом лотке мороженицы он нащупал несколько сломанных хрустящих стаканчиков. Однако они лишь разожгли аппетит. Тогда он стал заглядывать под лавки. И ему повезло: он нашёл газетный свёрток, оставленный кем-то. Радости его не было границ: в свёртке оказались кусок ливерной колбасы, чуть раздавленное яйцо и большой кусок хлеба. Он поблагодарил боженьку за подарок и, отойдя от места счастливой находки и присев на диван, до отвала наелся. Теперь ничего не мешало ему уснуть.
Утро разбудило его прохладцей. То и дело мимо громыхали тяжелые сапоги, заставляя напрягаться. Неожиданно подкатилась изжога. Он с горечью заметил, что руки его опять грязные. Это и обратило внимание проходившего мимо милиционера. Быстро глянув на мальчишку строгими глазами, он покачал головой и жестом предложил ему встать и следовать за ним. Сашка, съёжившись, поплёлся за сотрудником. В комнатке, куда они вошли, на Сашку пахнуло хлоркой и неизвестностью. Сашка сел на гладкую, отполированную, видимо, такими же бродяжками скамью. Милиционер, не раздеваясь, сел за стол и начал листать бумажки. Заскрипело перо.
– Фамилия? – ожидаемый вопрос.
Сашка промолчал.
– Фамилия? – громко повторил милиционер.
И Сашке стало страшно.
– Ерёмин, – неожиданно для себя сказал он.
– Откуда?
– Из Омска. Жил у тётки, она умерла. Папки и мамки нет, – неожиданно пришло ему в голову объяснение.
Допрос закончился. Со слезами на щеках, вошёл Сашка в открытую дверь. Комнатка встретила его духотой и запахом дыма. На двух диванах, с высокими, как в зале, спинками, лежали трое мальчишек. Сашка примостился на краешек одного из диванов и прослезился. Пацан во сне пнул его. Это вернуло Сашке обычное состояние.
– Чё распустил ноги? – дерзко пропищал он.
Мальчишка открыл глаза и посмотрел на Сашку.
– Привели ночью? Толкнул бы, а то лежу, как барин, – опустив ноги на пол, он повёл себя миролюбиво. – Чего такой?
– Чё будет… – застонал Сашка.
– Чё будет? В приёмник утром отвезут. В первый раз, что ли? – придвинулся к Сашке новый знакомый.
– В первый.
Громкие слова разбудили остальных. Один из них, с нечесаной гривой мальчишка, подрал пятернёй себя за пазухой и пальцем стал чистить нос, при этом тот смешно вздувался картошкой.
– Не горюй, – в сторону Сашки помахал он шевелюрой. – В приёмнике выкупают и подкормят, и пощекотют. – Он повернулся к дружку. – Давай-ка, Васёк, покурим.
– Щас покурим, – простуженным голосом прохрипел Васёк.
Васёк, низкорослый пацан, был примечателен большими, грязными сапогами и грязной шапкой с оторванным ухом, которая сидела на его голове так, что из-под неё были видны лишь подбородок и нос. Забравшись пятернёй в штанину, он достал полпачки папирос и спички. Угостили и Сашку. Все затянулись дымом.
10
Чубатый трепался и извергал маты. Сашка подумал, что на воле он, конечно, хулиган. Дверь открылась. Два милиционера вывели мальчишек на улицу и приказали забраться в брезентом крытый автомобиль. Путь лежал в детприёмник. Ехали долго, до окраины города. Сашке, чем ближе был конечный пункт, тем сильнее хотелось исчезнуть из этой жизни. Машина въехала в высокую ограду и остановилась.
– Живо, быстрей! – заторопил милиционер.
Мальчишки посыпались из машины и расположились толпой, глядя по сторонам. Высокая ограда, выметенные аллеи, по краям деревья, за ними двухэтажные здания, – эта вполне спокойная обстановка произвела, однако, тяжёлое впечатление на Сашку, такое бывает, наверное, с мышонком в мышеловке. Худой, долговязый дядька, с обрюзгшими щеками, одетый в серый халат, направился по аллее, приказав всем идти следом. Мальчишки, ёжась, старались не отставать.
Подтвердилось предсказание чубатого: их привели в баню и заставили повесить одежду на проволочные круги. Женщина, с сонным лицом, остригла всех. Было холодно. Но в банном отделении согрелись. Только долго плескаться не позволила парикмахерша, она то и дело заглядывала в дверь и торопила:
– Быстрей, хватит воду лить!
Выходили в другую дверь, там мальчишек ждала новая одежда. Сашка, конечно, не видел такой – бесцветная куртка, белые штаны со штампом, нижняя рубаха и огромные, ниже колен, трусы. От вольной жизни не осталось ничего.
Новеньких разделили по разным группам. Сашку определили в среднюю. Воспитательница, миловидная, белокурая женщина расспросила Сашку – как звать, где проживал, есть ли родители. После нудной беседы, показала ему, где он будет находиться после команды: «Отбой!».
Косые взгляды Сашка почувствовал сразу, как только ушла белокурая. Его обступила толпа мальчишек. Невольно вспомнился день, когда бабка Агафья привела братьев в приют. Тогда он был не один. К нему приблизился рослый подросток, на голове которого красовалась сползшая на лоб пилотка. Сашка с любопытством глянул на урода – его голова напоминала клин. Когда он заговорил, Сашке показалось, что язык у него вот-вот вывалится изо рта.
– Кто ты? – спросил подросток, шепелявя.
«Язык мешает ему – наверно, большой», – подумал Сашка. Но, глянув уроду в глаза, почувствовал испуг. Мальчишки окружили новенького, все стояли, стиснув скулы; Сашке показалось, что они только и ждут приказа, чтобы наброситься.
– Кто ты? – услышал он повторный вопрос.
– Сашка.
– Сука или пацан? – последовал странный вопрос.
– Конечно, пацан… – попытался улыбнуться Сашка.
Не договорив, он согнулся, задохнувшись от боли: клиноголовый ударил его в живот. Тут же посыпались удары со всех сторон.
– Что происходит? –
