эти потроха. Лесорубам и рудокопам выделяли овечек из подсобного хозяйства. Но поварам некогда было возиться с их внутренностями, и они часто отдавали их собакам или просто закапывали. Узнав про это, Ахметша договорился с ними и иногда, по случаю, стал забирать их. Они и помогли семье муллы выжить.
– У мамы не было сил их обрабатывать, чистить и мыть, – продолжил Юлтый. – Мы отрезали их кусочками и, чуть ополоснув, отваривали и без соли съедали до последнего кусочка и даже выпивали коричнево-зеленый бульон. До сих пор во рту этот вкус… Но мы выжили, дотянули до весны, до первой сочной витаминной зелени… Так что твоему отцу мы обязаны жизнью, низкий от нас ему поклон. – И острослов Юлтый по пояс поклонился Салиме.
Сидящие на скамейке давно замолчавшие женщины с почтением разглядывали Салиму. Конечно, она не была похожа на них: опрятно одетая, большеглазая, беленькая. Ростом небольшая, но ладная фигурой. Отец Салимы любил повторять: «Дерево красиво листвой, человек – одеждой». Трудно было, но старался одевать дочерей хоть и в небогатые, но приличные одеяния.
Салима от такого внимания засмущалась, покраснела, сначала потупила глаза, но потом с гордостью вскинула их, показав местным всю глубину и ясность умного взора. Потом отвернулась и посмотрела в ту сторону, откуда они приехали, и поняла, что уже дороги домой такой, какой она была раньше, видимо, не будет…
Они поехали дальше и миновали последний дом деревушки. Дядя Искандер, чтобы лошади было легче на крутом подъеме, долго шел рядом, и лишь когда дорога вошла в тенистый смешанный лес и завиляла плавными поворотами, легко вскочил на телегу, взял в руки вожжи.
2
Рассказ краснобая Юлтыя напомнил Салиме о самых тяжелых, голодных годах. Самая старшая сестра только вышла замуж и родила сына, как началась эта проклятая война, а ее мужа забрали на фронт. Она с маленьким сыном долго мучилась одна и по настоянию отца вновь вернулась домой. Две сестры работали в городе Белорецке. Постарше, Рашида, наборщица в типографии, в холодном, еле отапливаемом наборном цеху постоянно мерзнущими пальчиками набирала холодные свинцовые литеры в гранки районной газеты. Тусклый свет, сжатые сроки, и самое обидное – одна ошибка, и весь набор нужно было рассыпать и начинать заново. Но за этот адский труд ей платили зарплату и выдавали паек. Сестра Тахира, что помладше, работала в заводской хлебопекарне. Рискуя работой, да и своей свободой, она собирала мучную пыль в потайной, пришитый к исподнему, плоский мешочек и выносила из цеха.
Отец часто ездил в город как по работе – сдавать отчеты, квитанции, так и по своим домашним, хозяйственным делам – менять деревенский товар на нужный инструмент, покупать материалы, да и дочерей своих навещать. Когда Салима подросла, он стал брать ее с собой. Мало ли что, в суетливом городе всегда пригляд нужен – зашел в контору, а Салима вещи сторожит, да и в поезде можно по очереди поспать, никто вещи не умыкнет. Со временем он увидел, что сообразительная Салима стала лучше его ориентироваться в лабиринтах городских улиц: он еще думает, как пройти в нужную лавку или на базарчик, а дочь уже идет и тянет отца за собой. Она быстро считала деньги и не ловила ворон во время посещения тесных, полных карманников магазинов. Поэтому, несмотря на то что ей было всего двенадцать лет, время от времени отец стал отправлять ее одну в город. Больше было некого. Да и не нравился ему сутолочный, пахнущий помоями и заводскими выбросами город. За время этих поездок он терял много времени, да и пропускал намазы. Поэтому Салима его просто выручала.
Узкоколейка, перевозившая в Белорецкий завод железную руду, лес, проходила недалеко от деревни. Отец по дороге на станцию напоминал все, что должна сделать Салима в городе, и, когда товарняк на пару минут останавливался, поднимал ее на руки и передавал уже сидящим на открытой платформе попутчикам.
Товарняк, обходя большими петлями горы, пыхтя на долгих подъемах, обдавая пассажиров клубами черного дыма и искр, подолгу останавливаясь на всех станциях для пропуска встречных составов, шел в город более шести часов. Летом, если не было дождя, было хорошо, ласково грело солнце. Всю дорогу можно было любоваться прекрасными видами горного Урала. Но зимой терпимый в лесу мороз на ходу превращался в лютую стужу, встречный ветер, загоняя под воротник, под туго стянутую шаль колючий холод, телепал со всех сторон.
Как-то мороз был такой силы, что, когда привычная и терпеливая, но совершенно с пустым желудком Салима вся уже дрожала, побелела, и уже хотелось уйти в спасительный сон, кондуктор вагона, увидев ее состояние и пожалев, перенес к себе в полузакрытый тамбур. Тогда кондукторы стояли в тамбуре каждого вагона-платформы, их обязанностью было, быстро крутя горизонтальный штурвал ручного тормоза, замедлять ход вагона на опасных спусках и крутых поворотах. Высокий, здоровый, весь красный от мороза рыжий кондуктор скинул с себя огромный тулуп, завернул в него Салиму и спас ее от смерти.
В суетливом и шумном городе Салима без труда находила нужные адреса, выполняла все поручения. На спрятанные в подкладке пальто деньги совершала покупки. Сестра из хлебопекарни отдавала ей вынесенную и скопленную за последнее время муку, остатки хлеба, и все это Салима везла домой – хоть какое-то спасение от голода. Только чудо и, видимо, молитвы отца оберегали ее от кишащих в подворотнях хулиганов, карманников и воров. Рабочий город бедствовал, повсюду сидели попрошайки, безногие ветераны войны, иногда попадались и бездыханные тела: то ли умершие от голода, то ли от ножей бандитов…
Проклятая война внесла в жизнь деревушки свои страшные перемены. Ровесница Салимы – Гульфия до войны была самой озорной и веселой девочкой. В подсобном хозяйстве рудника, где в основном работало все население деревни, были огороды. Там в теплицах выращивали огурцы и помидоры, на открытых грядках – капусту, свеклу, репу, морковь, лук, чеснок и другую мелочь. Мальчишки совершали набеги на этот огород. Не оттого, что сильно хотели есть, а скорее из озорства и бахвальства, мол, как они провели подслеповатого сторожа, участника империалистической войны дядю Сулеймана. Какие только они не придумывали трюки для добычи этих овощей. Такие набеги совершались под прикрытием ночной темноты.
А самый изощренный и дерзкий план набега в дневное время придумала эта самая девочка Гульфия. До войны она была заводилой всех детских игр и шалостей. После деревенских сорванцов самыми страшными потравщиками огородов были козы. Известно, что там, где пролезет голова козы, пролезет и вся коза. Сколько бы ни чинили изгородь из штакетника, все равно эти козы находили лазейки. Даже
