атаманом. Счастливое, бездумное было время. Вот здесь же, на этой вольной реке, когда-то он ходил на байдаках грабить купчишек. А теперь эти же купчишки, собравшись всей Астраханью, ставят на него капканы, как на зверя, зло подумал он, возвращаясь к действительности.
Стряхнув с себя апатию, он вернулся в шатёр, велел Бурбе собрать на «круг» всех атаманов.
Атаманы, собравшись, сели у костра по старинке, как бывало когда-то на этой вот реке, когда коротали ночи и в скуке травили всякие небылицы. Сейчас же было не до сказок, думали. Говорили мало, понимали, что нужно найти выход. Он должен быть простым.
– К морю надо идти, – сказал Заруцкий под конец сходки, когда, казалось, перебрали все варианты спасения. – Там, в плавнях, затеряемся. Есть где спрятаться, пересидеть, накопить силы.
Или уйти на Яик – предложили атаманы.
* * *
Весь день казаки готовились к прорыву на юг, через астраханские заслоны. Они обшили досками борта стругов, чтобы за ними можно было укрыться от стрел и пуль. В ход пошли и шубы, оказавшиеся в тайных мешках у казаков, чтобы тушить огонь, если струги загорятся от зажигательных снарядов… Что тут держаться за каких-то соболей или бараньи шубы, когда дело идёт о жизни, слышалось по станицам…
С острова, со стана, они снялись так, чтобы к Астрахани подойти в сумерках.
К Астрахани они подошли в середине ночи. Их обнаружили сразу же. Пройти незамеченными по реке двум десяткам стругов делом было немыслимым. Надежда была на то, чтобы их заметили как можно позже.
Раздались первые выстрелы!.. И река вскипела под ударами вёсел… Крики, брань, и гнутся вёсла за бортом… Они устремились мимо крепостных стен, изрыгающих из темноты огонь из пушек, вслепую, на головы своих же и мятежных казаков…
У Треньки Уса первого на струге снесло ядром в воду несколько человек. Оказался в воде и сам Тренька. Но он вскарабкался на струг к Бурбе. А его струг без мачты поплыл, покачиваясь на волнах, без руля и парусов…
– Вперёд, вперёд! Раз-два!.. – кричал и кричал Бурба гребцам у себя на струге, в такт ударам вёсел.
Рядом с их стругом изредка выхватываемые из темноты бликами факелов вниз по реке неслись другие струги.
И вдруг их судно содрогнулось от удара ядра, угодившего под корень мачты. И мачта, хрустнув, как тростинка, рухнула, смахнув парусом на корме людей. И стоявшая там же Казановская, взвизгнув, полетела в воду, смешно кружась в каком-то танце своими широкими юбками. Пролетев сажени три по воздуху, она плавно опустилась на воду. Её юбки, как парусом, подняли её над водой. И она поплыла одуванчиком по волнам среди огня, криков и людей, тоже оказавшихся в воде.
– Барбара-а! – завопила Марина, беспомощно протягивая руки в сторону плывущего по воде одуванчика из красных и белых кружевных юбок.
Бурба, глянув на Марину, выразительно крякнул. Лицо у него исказилось гримасой сострадания. В то же мгновение он бухнулся за борт, как был с саблей, в полном облачении, и поплыл вдогонку за этим одуванчиком. Догнав его, он подхватил его и потянул в сторону струга, на котором была Марина. Но тут, перерезая ему путь, сбоку выскочила лодка, а на её гребях сидели стрельцы. В одно мгновение они оказались рядом с ними и, подхватив атамана и его ношу, забросили их в свою лодку.
С обоих стругов раздались выстрелы, и они, шарахнувшись в разные стороны, исчезли в темноте, сразу же потеряв из вида друг друга.
– Барбара-а! – бросила Марина надрывный вопль в сплошную темноту. – Барбара-а!..
Но там, где, казалось, минуту назад исчезла лодка с Казановской и Бурбой, в глухой плотной мгле было тихо.
На реку упал туман, предвестник скорого утра.
В этот момент на них выскочил струг Заруцкого. Атаман, мгновенно оценив обстановку, перепрыгнул на струг Бурбы.
Марина, мокрая, растрёпанная, в грязной одежде, стоя у борта струга, равнодушно взглянула на него, затем, размазывая по лицу слёзы, стала кричать в плотную стену тумана:
– Барбара-а!.. Барбара-а!.. Хм-хм!
В горле першило от сырости…
Но вот из густой белой пелены вдруг прорвался вопль:
– Марина-а!.. Ласточка моя-аа!..
Марина вздрогнула и замерла, подумав, что ослышалась… Затем она закричала в ту сторону, откуда прилетел этот вопль. Два раза вскрикнув, она закашлялась, глотнув сырого воздуха, и замолчала, опустилась на корточки, села прямо на мокрую палубу и завыла по-бабьи:
– А-а!.. Пропадём, мы все пропадём без неё!.. Это конец, конец! А-а!..
– Перестань каркать! – прикрикнул на неё Заруцкий.
Но она не унималась.
Тогда он подскочил к ней и влепил ей пощёчину. И она сразу захлебнулась, проглотив крик, сжалась, глядя на него из-под упавших на лицо мокрых волос. Затем она отползла от него к другому борту струга и, судорожно ухватившись за борт пальцами, уставилась на него.
Никто никогда в жизни не тронул её даже пальцем, не ударил. И вот теперь это… И это для неё было как безумие. Старый, надёжный мир рухнул. И на смену ему пришёл новый, где со всех сторон ей грозила опаснось… Даже от него, Заруцкого, её последней любви…
Гребцы на вёслах, наблюдавшие за ними, осуждающе глянули в сторону Заруцкого.
Заруцкий же закричал на них:
– Налегай, налегай! Что смотреть-то? Уходить надо! Быстрее уходить – пока стоит туман!
Марина хотела было завопить от боли в сердце, от отчаяния, но только прохрипела что-то. Затем она тихо заплакала, всё так же сидя без сил на палубе струга, перед Заруцким.
– Марина, перестань! – прикрикнул он на неё, сжимая зубы от бессильной злобы, видя, что снова потерял часть своих казаков, так нужных ему теперь.
В это время около их струга кто-то беспомощно зашлёпал руками по воде.
Заруцкий, машинально ухватив беднягу за шиворот, забросил его в струг, мельком заметив, что это кармелит, Николай Мело…
Тот же, что-то благодарно пролепетав, отполз по палубе к тому же борту, где сидела Марина.
– Вот теперь у тебя и поп есть! Можете начинать просить что-нибудь у своего Христа! – с насмешкой процедил Заруцкий, недолюбливавший её иезуитов…
Из его войска десяток стругов всё же прорвались мимо крепости. И они гуськом, не теряя друг друга из виду, тихонько перекликаясь между стругами, двинулись в тумане, петляя вдоль камышовых плавней, чтобы оторваться от преследования.
Ногайские аманаты с Джан-Арсланом тоже благополучно прорвались мимо крепости вниз по реке. Заруцкий удивился этому, когда разглядел их на одном из стругов среди казаков.
Когда поднялось солнце и разогнало утренний туман, они были уже далеко от того места, где разыгралось их столкновение на воде с терскими казаками и стрельцами. До
