– Если вы подготовите меня к скользким родам, трудностей во время схваток и родов возникнуть не должно… – Она задумчиво смотрит на меня и продолжает: – Я скажу по-другому. Я – императрица. И причин опасаться проблем во время родов у меня нет, однако присутствие врача – женщины и матери – при появлении на свет следующего императора принесет мне желанное спокойствие.
Я опускаюсь на колени и бьюсь лбом об пол.
– Это большая честь для меня, – говорю я, хотя сердце просто рвется на части. Я выполнила свою задачу и могла бы радоваться успеху, но меня не отпускают домой, и потому я едва сдерживаю рыдания.
Завершив очередную процедуру, я на почтительном расстоянии следую за императрицей, направляющейся в главный зал Великих покоев. Когда мы входим, все, от придворных дам до мальчиков-евнухов, кланяются. Императрица делает изящное движение рукой, и женщины возвращаются к прерванным занятиям, каким мы предаемся и дома: вышивка, шахматы, каллиграфия. Довольные собой вдова Бао и госпожа Лю улыбаются, глядя на меня. Я должна быть преисполнена признательности и стараюсь принять соответствующий вид. Мэйлин, уставившись на свои руки, сидит с моими благодетельницами. Мне не суждено в ближайшее время отплыть в Уси, но, отчаянно тоскуя по дому, я чувствую еще и обиду – подруга наверняка знала о планах императрицы и не предупредила меня! Мне нужно поговорить с Мэйлин с глазу на глаз, да только в Великих покоях это затруднительно. И, возможно, она избегает меня. Или нет?
Так или иначе, пока что я должна держать свои мысли и эмоции при себе.
День проходит как вчера и позавчера: игры, трапезы, музыка, императрица рассказывает истории. В зале холодно, хотя слуги постоянно поддерживают огонь в жаровне. Чтобы не замерзнуть, мы набрасываем на плечи шубы или накидки с меховой подкладкой.
Я чувствую, что между Мэйлин и императрицей возникла особого рода связь. О том, как это важно, мы с подругой узнали, когда впервые встретились много лет назад в покоях госпожи Хуан. Бабушка говорила, что роды пройдут легче и безопаснее, если женщина знакома с повитухой, которая будет принимать ее ребенка, и относится к ней с доверием. Впрочем, в Запретном городе дела обстоят иначе, чем в Особняке Золотого света. Повитуха Ши не наряжалась, как госпожа Хуан, а Мэйлин пришлось влиться в круг высокопоставленных дам. Разумеется, ее одежда, обувь и украшения для волос – подарки. Императорские или кого‑то рангом ниже – не важно. Но держится Мэйлин безупречно, словно всегда принадлежала к числу избранных женщин, и это поражает меня, хотя и не должно бы: мы провели так много времени вместе, и у нас обеих был замечательный учитель – моя бабушка.
Поздним вечером императрица собирается удалиться в свои покои, и я жду, пока Мэйлин попрощается с ней, чтобы мы могли вместе отправиться обратно в Управление ритуалов и церемоний. Как только мы усаживаемся в повозку, Мэйлин берет меня за руки.
– Я не знала, что ты в положении, когда говорила о тебе с императрицей. Если бы я знала, никогда бы не предложила пригласить тебя. Пожалуйста, Юньсянь, не сердись на меня. – Она пристально смотрит мне в глаза. – Мне очень жаль.
Несмотря на переживания, я вижу, что она говорит искренне.
– Я поняла, что беременна, только когда села на корабль, – продолжает она. – Иначе тоже не поехала бы.
– К сожалению, муж узнает о радостной новости только после твоего возвращения домой.
– Может, попробуем взглянуть на это с другой стороны? Поищем в ситуации хоть что‑то хорошее. Похоже, у нас с тобой одинаковый срок.
– Наши дети должны появиться на свет примерно через два месяца после родов императрицы, значит, у нас есть шанс уехать домой до того, как нужно будет уединиться и ждать последний месяц, – оптимистично предлагаю я.
Она понижает голос и опускает взгляд в пол.
– Нам не позволят так поступить. Нам придется остаться здесь, пока ребенку императрицы не исполнится месяц.
Она, конечно, права. Я пытаюсь, но не могу скрыть свою печаль.
– Да, я понимаю, что это значит для нас. Ребенок императрицы окрепнет за тот месяц, что мы могли бы провести в дороге, а следующий станет для нас последним перед родами. Мы не сможем отправиться домой. Это слишком опасно. Наши дети появятся на свет и проведут здесь первый месяц своей жизни.
Мэйлин вздыхает:
– Еще раз прости.
Я глажу ее по лицу:
– По крайней мере, мы будем вместе…
Спустя месяц пребывания в столице я начинаю привыкать к местным порядкам. Запретному городу нет еще и ста лет, и каждый день я поражаюсь его великолепию: массивные стены, грандиозные террасы, внушительные залы. В каждом дворе есть помещения, где живут евнухи, чтобы их легко было вызвать. Мальчики-евнухи в возрасте до десяти лет считаются «особо чистыми», и теперь я понимаю, почему так сдержанно говорила о них госпожа Лю: по-настоящему деликатная женщина не станет обсуждать интимные поручения, которые выполняют эти дети.
Мальчики-евнухи меняют женщинам из ближнего круга императрицы одежду, которую те надевают во время лунных вод, вытирают их, когда те справят большую нужду, и следят за запахом их ног, особенно если есть предположение, что мужья будут искать их общества. Хотя императрица предлагала мне несколько мальчиков в услужение, я отказалась. Когда носишь ребенка, надеясь произвести на свет сына, видеть того, кому отрезали именно те органы, что делают его мальчиком, совершенно не хочется. А к тому, что в Управлении ритуалов и церемоний, где живут повитухи, кормилицы и я, царит тишина, но постоянно кто‑то снует туда-сюда, я уже привыкла.
Евнухи больше не смущают мой взор своим видом и не оскорбляют мой нос своим запахом. Однако они доставляют неудобства, поскольку неудержимо стремятся к власти… и не прочь получить выгоду. Общаюсь я в основном с Линь Та, хотя, по его совету, знакома со всеми женщинами, которые прибыли сюда, чтобы получить должность в Запретном городе.
Сама я нахожусь то в Великих покоях, то в Управлении ритуалов и церемоний, а вот госпожа Чжао, будучи всего лишь моей сопровождающей, смогла, ступая с должной осторожностью, прогуляться по переулкам и проезжим частям Центрального района, обрамляющего по периметру Запретный город и защищенного собственными стенами и воротами. Она рассказывает мне о бульварах, на которых полно магазинчиков, продуктовых лавок, чайных и питейных заведений, украшенных красными фонарями и позолоченными вывесками. И, поскольку знакома с внешним миром куда больше моего, сравнивает увиденное в столице с впечатлениями от прочих городов: «Пекин не такой отсталый, как я думала. Да, все уникальное и ценное приходит с юга, но жители этого заброшенного форпоста умело пользуются нашими богатствами». Почти каждый день наложницу моего отца посещает новое озарение: «Хотя император Хунчжи консервативен в своих мыслях и поступках, в Пекине у женщин больше возможностей, чем там, откуда мы приехали. Некоторые полноправно занимаются торговлей и ростовщичеством. И императрицу лечит женщина! Ты! А сколько повитух обретут славу и богатство благодаря благодеяниям императора и императрицы!»
Это правда. Бабушка говорила, что хорошую повитуху не зазорно наградить одеждой, украшениями, положением и властью, которые наглядно расскажут миру о ее дарованиях и успехах. Возможно, Мэйлин даже получит титул. Я, конечно, тоже не уеду с пустыми руками, но для нее это уникальная возможность. Неудивительно, что моя подруга так счастлива. А я отчаянно скучаю по своим дочерям и мужу. И с грустью вспоминаю о госпоже Ко с ее бесконечным покашливанием, об эгоистичной госпоже Чэнь и о других обитательницах внутренних покоев нашего дома. Больше всего мне хочется родить ребенка в надежных стенах Благоуханной услады.
Мэйлин спасает меня от самых мрачных мыслей. Каждый вечер, вернувшись из дворца, мы ужинаем вместе – иногда с госпожой Чжао, но чаще вдвоем. Мы обе стараемся выбирать правильные продукты и избегать тех, что могут спровоцировать рождение девочки. После еды мы с Мэйлин обычно удаляемся в ее комнату. За годы нашей дружбы она не раз бывала у меня – видела резьбу на моем брачном ложе, ящички и шкафы с травами, – а теперь настала моя очередь заглянуть в ее жизнь. Ее комната по размеру и обстановке напоминает выделенную мне, но разница в характерах видна невооруженным взглядом. На ее туалетном столике стоит зеркало в лаковой оправе. Рядом небрежно раскиданы пуховки для румян из хлопка. К изысканной одежде, которую Мэйлин носит в Великих покоях, она относится не лучше, чем к простым штанам и рубахе из муслина: беззаботно вешает их на спинку стула или кидает на кровать. Она предпочитает свечи масляным лампам, и в ее спальне по стенам пляшут золотистые мерцающие отблески.
