Возможность наблюдать за родами императрицы, – несомненно, большая честь, даже если я не получу таких наград, как Мэйлин. Так и должно быть. Мэйлин будет принимать активное участие в родах, а мне, и то лишь с согласия императрицы, предстоит сидеть за ширмой и прислушиваться, а вмешаться только при возникновении осложнений. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы императрица Чжан нравилась мне больше. Хотя она умеет выбирать истории и рассказывать их так, что открывается и скрытый смысл, я нахожу ее поверхностной. Она падка на новые вещицы, но радость ее длится недолго. Ей сразу же хочется чего‑то еще, и вот ее на минуту-другую пленяет очередной многоярусный головной убор, усыпанный драгоценностями, статуэтка богини Гуаньинь, вырезанная из слоновой кости, пара мраморных львов в натуральную величину или что‑нибудь не менее экзотическое или бесценное. Она наслаждается изысканными блюдами – свежие продукты привозят во дворец в качестве дани, – но потом ей требуется моя помощь, чтобы справиться с несварением желудка и бессонницей. И все же… Она была и остается женщиной. Она так же, как и Мэйлин, повитуха с большим опытом, нервничает перед рождением первого ребенка, который, как мы все надеемся, станет будущим императором. Я врач, но обе женщины обращаются ко мне скорее за личным опытом, ведь я прошла через роды и успешно произвела на свет трех детей, пусть и девочек, чем за советом, какие травы им следует принимать.
– Доктор Тань.
Я выныриваю из своих размышлений.
– Да, ваше высочество?
– Какие ингредиенты ваша семья кладет в материнский суп? – спрашивает императрица Чжан. За последние недели она много раз спрашивала меня об этом, надеясь, как я полагаю, что я назову какой‑нибудь редкий ингредиент, ради которого придется снаряжать экспедицию.
– Каждый готовит суп по-своему, – отвечаю я. – Некоторые добавляют рисовое вино, чтобы пришло молоко…
– Для этого у нас есть кормилицы, – морщится она.
– Конечно, – соглашаюсь я. – Другие кладут имбирь и арахис, которые помогают женщине восстановить силы после родов. Я прослежу, чтобы повара приготовили суп, идеально соответствующий вашим потребностям.
Но императрица уже потеряла интерес.
– Кто хочет принять участие в игре?
Мой малыш упирается локтем или коленом во внутреннюю сторону моих ребер с правой стороны. Как всегда!.. Он, он, он… Может, если я произнесу это слово много раз, все сбудется? Он постоянно лупит меня в одно и то же место, и я уверена, что изнутри нижняя часть моих ребер черно-синяя. Я прикладываю ладонь к грудной клетке и смотрю на Мэйлин. Она погрузилась в раздумья, положив руку на живот.
Позже, осматривая ее, я с тревогой обнаруживаю, что ее пульс нестабилен. Я просматриваю рецепт отвара. Но там все верно. Я предлагаю подруге провести в постели пару дней, что она и делает. На пятый день Мэйлин встает, полная решимости вернуться в Великие покои.
– Я проделала этот путь не для того, чтобы потерпеть неудачу, – бормочет она. – Ты не хуже меня знаешь, что императрица должна быть спокойна, когда придет мое время принимать ее ребенка.
– Тебя так и тошнит? Голова кружится? Болит что‑то?
– Всё хорошо. Правда.
Но мне кажется, что Мэйлин все еще излишне бледна.
На второй неделе последнего месяца у императрицы начались схватки. Чтобы скоротать время, пока она не потребует моего присутствия – если вообще меня позовут, – я беседую с молодой женщиной, которая претендует на должность императорской кормилицы. Она сидит напротив меня, ее пухлые белые руки покоятся на столе.
– Мой муж служит в армии далеко от дома, – отвечает она, когда я спрашиваю, почему ей нравится эта работа.
– Ваш возраст?
– Мне только что исполнилось девятнадцать.
– Сколько у вас детей?
– Трое, я их всех отлично выкормила.
Кормилица и должна иметь троих детей. На самом деле эта женщина отвечает всем требованиям: возраст от пятнадцати до двадцати, хорошие манеры, замужем за военным, грудь, которая даже сквозь одежду кажется налитой молоком. Она довольно мила, но счесть ее угрозой императрице в борьбе за расположение мужа никому и в голову не придет, тем более император не интересуется никем, кроме супруги. Тем не менее мужчины есть мужчины…
– Кормилица пожизненно выполняет свои обязанности, – напоминаю я.
– Для меня было бы честью получить это место. Я не знаю, когда снова увижу мужа и увижу ли. Мне важно обеспечить свою семью на случай…
– Какое счастье, что мы не на войне! – перебиваю я – мне хватает цинизма понять, что женщина думает отнюдь не о печальной перспективе остаться вдовой. Просто ей полагается большее вознаграждение, чем повитухе, и гораздо большее, чем врачу.
Входит Линь Та, наклоняется и шепчет мне на ухо. Я смотрю на женщину, сидящую напротив меня.
– Боюсь, нам придется продолжить в другой раз.
Я встаю и спешу в свою комнату за заранее приготовленной сумкой. Затем следую за Линь Та к повозке, которая отвезет нас в Запретный город. Когда я добираюсь до Великих покоев, в комнате императрицы остаются только Мэйлин, две ее помощницы – Цюань и Гу – да несколько мальчиков-евнухов, которые принесли воды, потом им предстоит подогреть ее на жаровне, сделать свежий чай и заварить травы, если потребуется роженице. Императрица Чжан прижалась к двум помощницам, ее лицо сморщилось от сосредоточенности. Кажется, все идет хорошо, но, взглянув на Мэйлин, я чувствую тревогу.
Я опускаюсь на колени рядом с женщинами. Мои пальцы ищут пульс императрицы. Он в норме.
Мэйлин, сидящая рядом со мной, вдруг округляет плечи и морщится. Она делает вдох и задерживает его, затем кривит губы в ободряющей улыбке, но мышцы ее лица сводит спазмом. Проходит несколько секунд. Она выдыхает, а затем произносит сдавленным голосом:
– Императрица рожает шесть часов. Все идет настолько хорошо, что она не сочла нужным приглашать тебя, но я подумала, что ты все равно захочешь присутствовать.
Императрица стонет, когда начинается очередная схватка. Как только схватка заканчивается, она расслабляется, прижавшись к повитухам-помощницам. Я не вижу ничего необычного. Императрица правильно оценила ситуацию. Нет причин для волнений.
– Это точно будут скользкие роды, – говорит Мэйлин натянутым, как струна, голосом. – Совсем скоро я попрошу императрицу встать и ухватиться за веревку.
Моя подруга снова наклоняется вперед. На этот раз ее рука ложится на живот. Я касаюсь ее плеча, чтобы привлечь внимание. Она поднимает глаза на меня. В них читаются тревога и страх.
– Ваше высочество, – говорю я, обращаясь к императрице, – позвольте мне на минутку отвести в сторонку повитуху, чтобы мы могли посоветоваться. Мы скоро вернемся.
Я подхватываю Мэйлин под локоть и помогаю ей подняться на ноги. Ей с трудом удается выпрямиться. Она улыбается императрице, но как только мы отворачиваемся, ее лицо искажается от боли. Я провожу ее за ширму, поставленную для меня, и мы садимся на фарфоровые табуреты.
– Думаю, у тебя ложные схватки, – успокаивающе шепчу я. – Многие женщины испытывают нечто подобное еще до появления ребенка на свет. Я тоже…
– Я повитуха. Это не ложные схватки. Мои становятся все чаще и… – она неуверенно вдыхает, – …все сильнее.
– Наши дети появятся только через два месяца, – говорю я. – Дай я померяю тебе пульс. Вот увидишь, беспокоиться не о чем.
Мои пальцы едва коснулись запястья Мэйлин, и я тут же ощутила прерывистый скачкообразный ритм, означающий, что роды уже вовсю идут. Моя подруга закрывает глаза во время очередной схватки.
– Тебе нужно вернуться в спальню, – говорю я.
Мэйлин качает головой.
– Ни за что. Прежде я должна принять роды императрицы.
Императрица стонет. Мэйлин встает и возвращается к ней. Нарушив традицию, я следую за подругой.
– Ваше высочество, – говорю я, – мы все здесь женщины. Хотя это и противоречит традициям, не хотите ли вы, чтобы я осталась рядом с вами? Вы – императрица и заслуживаете особого отношения.