меня на эту коротышку малолетнюю меняешь, смотри, пожалеешь! – и шутя, и злясь, все не унималась Хадиса.
Салима почему-то сразу доверилась ему. Его вкрадчивый, приятный голос, достойное, не наглое поведение, мягкие, ласковые руки, – в нем чувствовался уверенный в себе парень, знающий себе цену. Да и само то, что на нее обратил внимание парень, к которому липли все, тешило ее самолюбие. Он ненавязчиво расспросил ее о семье, о ней, рассказал о себе. Дошли до сосны. Поглаживая ладонью шершавую, смолистую, пахучую кору, с болью в голосе рассказал, как шли они, еще совсем маленькие, с мамой и сестрами, голодные, со сбитыми в кровь босыми стопами, первый раз в эту деревню мимо этой сосны. И что она запомнилась – одинокая, необычной формы, четким силуэтом выделяющаяся на фоне деревни и голубых далей.
Шли обратно. Освободившись от объятий облаков, осветив силуэты деревенских домиков, изгородей, осеребрившуюся от холодной росы траву, красиво подсвечивая белые облака на небе, ярко засветила полная луна. Чуть ступишь от тропинки, так тут же лодыжки обжигает росяная влага. Ислам проводил ее до дома, и Салима была ему благодарна за то, что он не пытался обнять, приставать с поцелуями… И каждый раз прогулки завершались доверительными беседами и несмелыми касаниями рук, скромными, недолгими объятиями.
На следующий день Халида-енге пришла из маленького деревенского магазина и с ходу:
– Ну, Салима, ну балдызка (сестренка мужа), оказывается, ты не промах! Такой парень тебя провожал, вся деревня уже шепчется. Хадиса вся уже извелась от ревности, рвет и мечет! Говорит, мол, не успела приехать, как уже лучших парней отбивает! Мол, несдобровать ей.
– Енге, я же не виновата, что он увел меня от толпы, я не напрашивалась. Да и ничего плохого он мне не сделал. Мы просто поговорили…
– Да и сделал бы, ничего страшного – завидный жених, надо привязать его к себе, не стесняйся, не бойся ничего!
– Не собираюсь я его привязывать, девушки вокруг него вьются, как бабочки вокруг цветка, вот пусть с ними и провожается…
– Глупая ты, сейчас не те времена, когда сватов ждут. Невест после войны в десять раз больше. Так что смотри, не упускай его! Не зря же он со своим закадычным другом Ришатом из-за тебя повздорил, приглянулась ты ему!
– Как повздорил?
– Как, как?.. Чуть не подрались, когда он тебя проводил! Парни кое-как их разняли.
Прошло лето. Все окружающие деревню поляны, округлые склоны гор, чисто выбритые косами, на фоне пожелтевших берез зазеленели отавой. На этом фоне четкими силуэтами выделилась череда огороженных стожков, потемневших от осенних дождей. Зильмердак очаровывал каждый день меняющейся картиной, богатый разнообразием, плотно растущий смешанный лес на его отрогах поражал симфонией разноцветья. Каждое дерево отцветало и готовилось к зиме по-своему, и потому склон Зильмердака напоминал подвижный живописный ковер.
Постепенно сплошные холодные дожди и ветры полностью обнажили деревья, и лес долго стоял скучно-серым, лишь выделялись зелеными пятнами сосны и ели, пока ночью не пошел густой снег и к утру не одел все в ослепительно-белое. Деревня готовилась к зимним холодам – весь скот был загнан в сараи, под крыши которых по свежему еще неглубокому снегу на санях была свезена часть стогов. Поэтому с гор и полян тянулись к деревне свежо проторенные, красиво изгибающиеся санные пути. Детвора каталась с гор на санях и лыжах.
Все это время Салима с интересом со стороны наблюдала за Исламом. Каждое раннее утро прямой и твердой походкой, с портфелем в руке он шел в школу. Двор школы был для яслей как на ладони, и она видела, как на переменах он неустанно, с азартом возится с учениками, организовывая подвижные игры, как ведет их на экскурсию в осенний лес, к истоку реки Зилим. Было видно, что ученики, все до одного, души не чают в молодом учителе, как тянутся к нему, слушаются. Проходя мимо школы, можно было услышать, как на уроках пения он сам играет на баяне, курае или мандолине. Ко всем праздникам силами детей и взрослых он готовил концерты, позже стал ставить спектакли, сам же делал к ним костюмы, рисовал декорации.
Хоть по-прежнему Ислам провожал ее после танцев, подолгу бродили они по уже заснеженному полю до сосны и обратно, но казалось, что он не так уж и увлечен ею, что может себе позволить обратить внимание и на других, чем вызывал гнев и ругательства Халиды-енге:
– Вот паразит, вот бабник! Пользуется тем, что вас, горемычных, много, бабы рассказывают, что вроде бы утром видели его выходящим из дома Хадисы. Чего он тогда тебе голову морочит?
– Енге, он же мне ничего не обещал, просто провожает меня. Пусть ходит куда хочет…
– Эх, какая же ты… Упустишь, или уже плюнь на него да присмотрись к другим парням, не сошелся же на нем свет. На такую красавицу любой посмотрит, если дашь понять, что с ним кончено. Вон Ришат все никак не успокоится, говорят, они опять чуть не подрались, вот горячие головы! А какие были друзья!
В голове юной Салимы не было мыслей охомутать Ислама, ведь ей было всего лишь шестнадцать лет, но она уже успела привыкнуть к нему и хоть старалась не обращать на это внимания, но всякие толки про его похождения больно отзывались в ее душе. Что поделаешь – после войны молодые парни были сильно избалованы вниманием одиноких доступных женщин.
С другой стороны, ей досаждал своим излишним вниманием все тот же Ришат. На танцах старался оттеснить ее в сторону, хоть на секунду оторвать от толпы и нашептывать ей на ухо:
– Что ты нашла в нем, он же пришлый, чужой, опомнись. За душой у него ни гроша, в маленьком домике все вместе живут – яблоку негде упасть. Мама у него очень строгая, замучает тебя. Разве дочке муллы нужен такой хулиган и гуляка, он же ни одну юбку не пропустит…
Или встретит ее на улице, на глазах у всех начинает приставать к ней, и опять за свое:
– Салима, перестань с ним встречаться. К добру это не приведет. Обманет он тебя и бросит. Он привык к разгульной жизни и, даже если женится на тебе, своих подружек не забудет… Будешь с ним всю жизнь мучиться. Ты мне очень нравишься, брось с ним встречаться. Хочешь, отправлю сватов к твоему отцу и свадьбу сыграем.
Вся деревня готовилась к ноябрьским праздникам. Над крышами сельсовета, школы и магазина, выделяясь на фоне белого трепещущими теплыми пятнышками, взвились красные флаги. На их же фасадах закраснели лозунги, прославляющие тридцать первую годовщину революции. По традиции в эти дни все наводили в домах порядок, ждали гостей.
Накануне праздника лесорубам выдали зарплату, а
