по вечерам в спальни и хлестали пацанов «морковками» – крепко свитыми в жгут полотенцами. В спальне, куда определили Сашку, к нему отнеслись хорошо, расспросили с интересом, откуда сюда попал, посочувствовали и посмеялись, однако без злобы. Средь других, находящихся в спальне, ребятишек он был самым мелким.
Однажды, после очередного набега шестёрок, когда все, сидя на койках, потирали ушибы от «морковок», Сашка рассказал, как избиения в Новосибирской каталажке пресекли пацаны, дав отпор активистам. Когда он рассказал это, Юрочка, высокий подросток, у которого над губой уже пробивались усики, спокойным голосом заявил: «Завтра поколотим». Добавляя сказанному убедительности, он вынул из-под матраца железный прут, вывернутый из спинки кровати.
– Вот ты, – обратился он к Сашке, – откажешься отдавать масло, бугай начнёт качать права, с этого и начнём.
– Отплатим наконец… Начистим хари… – послышалось со всех сторон.
Сашке спалось плохо. Воинственный дух его не посетил, и он, не уверенный в благоприятном исходе предстоящей баталии, ночью думал о том, чтоб лучше бы масло на завтрак не дали. Юрочка настоящий молодец, но остальные не показались ему решительными. Всё же, даже если Юрочка драться будет один, Сашка не отстанет.
Волнующий момент настал. Разместившись за столом, мальчишки ждали команду приступить к еде. Перед всеми лежали бутерброды из хлеба с маслом. Белый кусочек сливочного масла, как магнит, притягивал к себе взгляд Сашкин. Он даже увидел на нём капли, похожие на росу. Разрешили кушать. Сашка начал с каши, не притрагиваясь к кофе и бутерброду, но и не передавая масло. Как и ожидалось, замаячил кулак вожака. Одновременно до Сашки донеслось шипение Юрочки: «Ешь…». Сашка, кивнув, впился зубами в кусок хлеба с маслом.
В углу столовой сидел воспитатель, и это исключало возможность драки в пределах его видимости. Поев, заговорщики пошли к себе. Замыкающим шёл Юрочка. Зайдя в комнату, все начали выкручивать прутья из спинок кроватей. Успели вовремя: открылась дверь и в спальню ввалилась свора шестёрок во главе с командиром. В руках у них были скрученные полотенца. Но в этот раз появились они на свою беду: на них обрушились удары стальных прутьев. Это было серьёзно, шестёрки удрали. Командира же, избитого до крови, вытащили за ноги во двор и оставили лежать в луже.
Уже через полчаса Юрочку вызвали к директору. Выслушав его объяснение, директор видом своим одобрил отпор, но сказал, что за организацию драки зачинщиков он отправит в изолятор. Командира положили в больницу, а Юрочку, рыжего пацана и Сашку посадили в изолятор на три дня. «Борзые…» – проворчал вахтёр, закрывая за ними дверь. Разговора на тему переворота хватило на сутки, на вторые – говорить стало не о чем. Кроме того, угнетал специфический запах изолятора, отдающий мочой и потом. На третьи сутки все трое затосковали. Рыжий мальчик, молча, лежал спиною на матрасе из ватных шишек, глядя на решётку. И вдруг запел: «Солнце всх-о-дит и зах-о-дит, а у нас опять темно, дни и ночи часо-вы-е стерегут моё окно».
– Зря, су-у-у-ки, стережёте, всё рано убегу-у-у! – он зарыдал, подвывая.
Сокамерники сначала растерялись, но потом расхохотались, поддержали рыжего: «у-у». Их вой напоминал рёв ишака, и все ещё больше расхохотались, и даже плачущий заулыбался сквозь слёзы.
Биллиардную комнату заполнила детвора. Прибывшую из карцера троицу обступили стеной, наперебой совали им бутерброды с маслом и толстые бычки. Перекусив и накурившись, освобождённые узники наслаждались вниманием. Теперь не было того гнетущего чувства, которое недавно несли им командир и шестёрки. На другой день директор предложил выбрать командиром Юрочку. Разговор произошёл в столовой. Это справедливое предложение взбудоражило пацанов, начался галдёж, в котором слышалось одно: «Правильно… правильно…» Но неожиданно было то, что сказал Юрочка:
– Зачем нам командир? Лучше будем все на равных.
Пауза, рождённая заманчивым предложением, перешла в громкое, единодушное одобрение. Директор криво улыбнулся, о чём-то подумав, но с предложением согласился. После этого сказал о приезде каких-то особ, из-за чего на днях выдадут всем новую форму. Но на ночь её надо будет сдавать в воспитательскую.
«Жаль, что сдавать» – подумал Сашка, в карцере ещё больше настроившийся на побег.
20
В Сашкиной группе появилась новая воспитательница – миловидная женщина, Маргарита Павловна. Она быстро завоевала расположение детей тёплым отношением, занимательными рассказами и чтением вслух книг вечерами, перед сном. Наконец всем выдали новую форму, которая очень выручала из-за похолодания – признака холодной осени, так как окна спальни продувались, и ребятишки ёжились, засовывая руки в карманы. В новой форме стало терпимо. Мальчишки не узнавали друг друга: на каждом хромовые ботинки, на плечах клетчатая рубаха, поверх демисезонное, из добротного синего сукна пальто.
Первые дни, Маргарита Павловна по вечерам пересчитывала сложенную в воспитательской комнате одежду, но, когда смотр детприёмника завершился и начальство убралось, она остыла к своим обязанностям. Причина: начальство, отметив переполнение детприёмника, нашло какие-то недочёты в её работе; в результате – выговор. Это было несправедливо, учитывая малый срок её службы. Поползли слухи, что часть детей развезут – кого куда. На обсуждение последних сведений собрался Совет десятки во главе с Юрочкой. Решили: побег. План обозначился тут же, когда Юрочка ловко, как фокусник, вытащил из решётки окна штыри, которые он расшатал давно. Побег назначили на воскресенье.
В воскресенье Маргарита Павловна в воспитательской комнате читала книгу. За окном надвигались сумерки. Сашка, заглянув в воспитательскую комнату, поспешил в спальню. Пересекая биллиардную комнату, положил в карманы два шара. Его ждали в спальне.
– Что? – волнуясь, спросил Юрочка.
– Можно: читает.
Юрочка вытащил прутья из окна и распахнул раму. Второй этаж, но внизу земля вскопана, значит, мягкая. Мальчишки посыпались вниз друг за другом, как горох. Бежали кучкой; со стороны детприёмника не было ни звука. У железнодорожного полотна разделились на две группы, которые направились в разные стороны. У Сашки громко колотилось сердце, но ещё громче стучали шары в кармане. «Зачем взял?» – подумал он. И выбросил.
Группа, с которой бежал Сашка, направилась вдоль железной дороги. Выбрались к леску. На поляне заметили копну, и потрусили к ней. Проспав до первых солнечных лучей, выползли из соломы, отряхнулись. Новая форма выглядела отвратительно. Наспех почистив её, группа потопали к железнодорожному мосту через Тобол. Шагали по картофельному полю. Мучил голод, но поживиться было нечем. Только на подсолнечнике наломали наполовину выклеванные птицами шляпы. Наконец подкормились на помидорном поле, собрав валяющиеся на земле незрелые овощи. Юрочка воздержался от овощей, и был прав, так как через полчаса у всех закрутило животы. Пришлось осёдлывать задами поле. Поэтому и проглядели милицейскую машину, которая подкатила откуда-то. Переловлены были все. В детприёмник доставили вскоре и вторую группу – её поймали у вокзала.
За маской раскаянья каждый мальчишка нёс в душе глубокое разочарование и мысли
