того, как протаскался два года в приятелях у Тушинского вора…
Царевский сунулся было в спор с ним, но получил от него веский довод:
– Бояре всё повернут по-прежнему! Вот вернётся из плена Филарет, всё станет по старине!
И это тоже раздражало Черкасского. Хотя виной его раздражения был тот же Земский собор.
– Мда-а! Не по Сеньке оказалась шапка! – расхохотался Бутурлин, намекая на то, как его, Черкасского, прокатили на выборах государя.
Князь Дмитрий промолчал. Ему нравился Михалка, шальной Бутурлин. И он прощал ему насмешки.
Когда они подошли к Вязьме, то там не оказалось ни Лисовского, ни запорожцев. Те покинули город, узнав о подходе их армии.
Здесь, в Вязьме, Черкасский оставил воеводой Скуратова и с ним небольшой гарнизон из стрельцов.
– Сиди пока, Митька, воеводой до указа государя! – велел он ему.
Скуратов согласился с этим. Он, молодой московский дворянин, строптивый характером, весь в своего деда, Григория Бельского, по прозвищу Малюта Скуратов, ближнего человека царя Ивана Грозного, почему-то слушался только его, Черкасского.
Устроив так дело в Вязьме, Черкасский с армией двинулся по следам отступающего неприятеля.
К Белой они подошли девятого августа, в Филиппово говенье.
Крепость, посад, слободки есть. За крепостными стенами литовцы, поляки, наёмники. Последние в основном из немцев. Так называли в те времена на Руси всех выходцев из скандинавских стран. Помимо самих, конечно же, немцев из германских земель. Хотя французы были тоже.
И вот они, весь гарнизон, Европой целой, вышли из-за стен против них, полков московских.
Но этого Черкасский ожидал. И Бутурлин, по его приказу, пустил вперёд донских казаков. Затем он сам повёл в атаку полки детей боярских. За ним же понеслись его холопы боевые.
Под их атакой первыми сломались жолнеры. За ними в крепость стали отступать гусары. И там, у крепости, произошло столкновение смоленских боярских детей с жолнерами и гусарами… Среди тех замелькали и немецкие рейтары. И они, рейтары, с чего-то повернув обратно, пошли с копьями наперевес именно на них, на полк смоленских.
И кинули они, Яков Тухачевский и Михалка Бестужев, своих конников навстречу им. Они уже знали слабость немецких рейтар. Те, хорошо вооружённые, были нестойкими в бою на саблях…
А вот на Якова нацелился рейтар. Несётся он, клинок его блестит, грозя ему… Здесь ловкость рук и сила мышц спасают, ум, быстрота, смекалка… А рядом слышалось знакомое: «А-а!.. А-а!»
Первыми не выдержали немцы: дали тыл, хотя и смелыми казались. И покатились они к крепости, преследуемые смоленскими дворянами… И там мелькнули последние рейтары на мосту через глубокий ров. За ними с грохотом упала решетка, затем захлопнулись ворота с визгом…
Яков придержал коня, опасаясь подходить близко к стенам крепости. Остановились и его конники.
Но слишком близко к стенам подошли в пылу погони сотни самого Бутурлина. Со стен ударили по ним картечью пушки. И первым же залпом смело с коней двоих каких-то ловких малых.
И Яков увидел, что под обстрел там угодил и Бутурлин… Вот рядом с ним упал с коня один, другой боярский сын…
А Бутурлин, размахивая яростно клинком, увлекал в запале за собой дворян. Казалось, смерть, пули и клинок не для него. И это действовало магически на окружающих его. А он скакал и скакал впереди полка… Но вялыми вдруг стали движения его. И почему-то в самой гуще драки вложил клинок он в ножны. Затем он повернул коня, отъехал со своими холопами в сторону… Наклонившись в седле, словно он хотел потрепать по холке своего коня, он сполз с седла и упал на траву.
Заметив это, Яков крикнул своим конникам: «За мной!» – и, круто развернув коня, направил его туда, к Бутурлину, думая, что тому нужна помощь. Они подскакали туда.
Боевые холопы Бутурлина уже возились с ним, поддерживая его окровавленную голову. Кто-то из них перевязывал его.
А он приказывал, ещё приказывал кому-то своим грубым, властным голосом:
– Добейте литовских!.. Возьмите крепость!
Затем у него странно отвалилась вниз челюсть, обнажив подернутые желтизной зубы. И он потерял сознание.
Его увезли в лагерь. Оттуда его срочно отправили в Москву. Оказалось, картечью из пушки у него вырвало из черепа кость.
– Ну, всё, не жилец! – заключил Бестужев, когда это стало известно.
Яков согласился с ним.
В этот же день по приказу Черкасского они стали сооружать вокруг крепости острожки и туры. Перекрыли и все подступы к воде.
Решено было сломить измором гарнизон крепости.
Прошёл месяц. В начале сентября город, крепость были взяты. Пленных, оставшихся в живых, согнали в одну кучу и отправили под конвоем в Москву. Над крепостью вновь взвился московский стяг с ликом Иисуса.
Теперь на очереди у армии Черкасского стал Дорогобуж. Но Дорогобуж был сдан им без боя.
На место же Бутурлина с Москвы прислали стольника Ивана Троекурова. И смоленский полк попал теперь под начало Троекурова. А тот повысил их по службе: Якова, Михалку Бестужева и Гришку Уварова.
Русская армия, оставив позади Дорогобуж, направилась по дороге в сторону Смоленска. Отягощённая огромным обозом, она двигалась медленно, по семнадцать вёрст в день, от лагеря до лагеря.
И к Смоленску полки Черкасского подошли только в начале октября. Уже облетел лист. Погода отвратительной была. Дождь, слякоть, мерзко, и на душе покоя нет.
Для них, для смоленских служилых, это был особенный день, можно сказать праздничный, хотя неустроенность с лагерем и отвратительная погода раздражали. Но всё это отступило на задний план, когда они увидели родной город.
Полки государевых людей Черкасский расположил на левом берегу Днепра в остроге, срубленном на Духовой горе, в двух верстах от города. Внизу, под горой, за каменными стенами Духова монастыря, что стоял на самом берегу Днепра, посадили тоже достаточно сильный гарнизон.
Казацкие полки устроились на правом берегу Днепра, в палатках рядом с острогом, который срубили на Печёрской горе. Там же, в самом остроге, поселились атаманы и старые выслуженные казаки. Когда это дошло до молодых казаков, то между ними и старыми произошла стычка. Но старые согнули молодых…
Расположив так свои силы, на возвышенностях над долиной Днепра, Черкасский перекрыл обе дороги, идущие на Москву через Смоленск.
Полки заняли позиции и у крепости.
Затем Черкасский попробовал взять крепость штурмом. Но штурм провалился. После этого решили сломать гарнизон крепости измором, как Белую. И застучали перестуком топоры. Стали строить острожки, делать валы и шанцы вокруг крепостных стен. Дальше же от крепости на запад, за десяток вёрст, протянулся ещё ряд острожков, перекрывая все дороги с запада к Смоленску. В острожках засели гарнизоны.
Когда же стали реки, Черкасский собрал у себя в ставке, в Духовом монастыре, совет войсковых начальников.
– По указу государя велено
