и оставляют туши грифам, – насмешливо сказал Кедарнат. – Это неподалеку от недостроенной объездной дороги.
Хареш, немного жалея о том, что заставил своего товарища сопроводить его сюда, покачал головой. Он взглянул на ближайшую хижину. Она была пуста, если не считать простой мездрильной машины [194]. Хареш подошел и осмотрел ее. В соседней лачуге находились древняя двоильная машина и дубильная яма. Трое молодых людей натирали черной пастой шкуру буйвола, лежащую на земле. Рядом лежала белая куча соленых овчин.
Заметив незнакомцев, работники оторвались от своего занятия и уставились на них. Никто не произносил ни слова. Ни дети, ни трое юношей, ни те самые двое незнакомцев. Наконец Кедарнат нарушил тишину.
– Господа, – сказал он, обращаясь к одному из троих молодых людей, – мы только что приехали, чтобы посмотреть, как готовят кожу. Не могли бы вы показать?
Юноша внимательно посмотрел на него, затем уставился на Хареша, разглядывая его белоснежную шелковую рубашку, его броги, его портфель и общий деловой вид.
– Откуда вы? – спросил он Кедарната.
– Мы из города. Едем в Равидаспур. Я работаю с одним из местных жителей.
Равидаспур, где жили сапожники, находился по соседству. Но если Кедарнат думал, что расположит к себе здешних кожевников, говоря о том, что некий сапожник – его коллега, то он ошибался. Среди кожевников, или чамаров, существовала четкая иерархия. Сапожники вроде того, к которому они направлялись, смотрели на свежевальщиков и кожевников свысока. И те отвечали им взаимной неприязнью.
– Это район, в который мы не любим ездить, – сказал вскоре один из молодых людей.
– Откуда вы берете пасту? – спросил Хареш после паузы.
– Из Брахмпура, – ответил юноша без уточнений.
Вновь воцарилось долгое молчание. Затем появился старик с мокрыми руками, с которых капала какая-то темная, липкая жидкость. Он стоял у входа в хижину и наблюдал за ними.
– Эй! Это дубильная вода… пани! – сказал он по-английски, прежде чем снова перешел на грубый хинди. Его голос дрожал. Старик был пьян. Он взял кусок грубой, окрашенной в красный цвет кожи и сказал: – Это лучше вишневой кожи из Японии! Вы слышали о Японии? Я сражался с ними и победил! Лакированная кожа из Китая? Я могу обставить их всех! Мне шестьдесят лет, и я знаю все пасты, все масалы [195], все техники…
Кедарнат начал волноваться и попытался выбраться из хижины. Старик преградил ему путь, вытянув руки в стороны в рабском, агрессивном жесте.
– Я не покажу вам ямы. Вы шпион из уголовки, полиции, из банка… – Он стыдливо зажал уши, снова переходя на английский: – Нет-нет-нет, билкул [196], нет!
К этому моменту зловоние и напряжение привели Кедарната в изрядное расстройство. Его лицо осунулось, он вспотел от беспокойства и жара.
– Пойдем, мы должны добраться до Равидаспура, – сказал он.
Старик подошел к нему и протянул испачканную и мокрую руку.
– Деньги! – сказал он. – Плати! На выпивку… иначе ям не увидишь. Вы идете в Равидаспур. Мы не любим джатавов, мы не такие, как они, они едят мясо буйволов. Ч-чх-хи! – выплюнул он с отвращением. – Мы едим только коз и овец.
Кедарнат отпрянул. Хареш начал раздражаться. Старик почувствовал, что поймал их на крючок, и неприятно приободрился. Корыстолюбивый, подозрительный и хвастливый поочередно, он теперь направлял их к ямам.
– Мы не получаем денег от правительства, – прошептал он. – Нам нужны деньги, каждой семье, на закупку материалов и химикатов. Правительство дает нам слишком мало денег. Ты – мой брат индус, – насмешливо сказал он. – Принеси мне бутылку – я предоставлю вам образцы лучших красителей, лучшего спиртного, лучшего лекарства! – Он засмеялся над своей шуткой. – Смотри! – Он указал на красноватую жидкость в яме.
Один из молодых людей, невысокий, слепой на один глаз, сказал:
– Они не дают нам возить сырье, не дают получать химикаты. Мы должны иметь подтверждающие документы и регистрацию. Нас преследуют в пути. Скажи вашему государственному ведомству, чтобы они освободили нас от повинностей и выделили нам деньги! Взгляни на наших детей! Взгляни… – Он указал на малыша, какавшего на мусорной куче.
Кедарнату все трущобы казались невыносимо омерзительными. Он тихо сказал:
– Мы не из государственного ведомства.
Молодой человек вдруг рассердился. Его губы сжались и он спросил:
– Откуда вы тогда? – Веко над его слепым глазом задергалось. – Откуда вы? Зачем сюда приехали? Что вам нужно здесь?
Кедарнат ощущал, что Хареш вот-вот вспыхнет. Он чувствовал, что Хареш резок и бесстрашен, но твердо знал, что бессмысленно быть бесстрашным, если есть чего бояться. Он знал, как внезапно ненависть может разгореться насилием. Он обнял Хареша за плечи и повел его обратно между ямами. Земля была липкой, вязкой, нижнюю часть брогов Хареша облепила черная грязь.
Юноша последовал за ними, и в какой-то момент Харешу показалось, что тот вот-вот ударит Кедарната.
– Я запомню тебя, – сказал он. – Ты не вернешься обратно. Вы хотите зарабатывать деньги на нашей крови. В коже больше денег, чем в серебре и золоте, иначе бы вы не явились в это вонючее место!
– Нет-нет, – агрессивно произнес пьяный старик. – Билкул нет!
Кедарнат и Хареш снова вышли в соседние переулки. Зловоние там едва ли было лучше. Прямо у въезда в переулок, на краю открытого поля, на земле, Хареш заметил большой красный камень, плоский на вершине. На нем мальчик лет семнадцати разложил кусок овчины, почти уже очищенный от шерсти и жира. С помощью разделочного ножа он удалял с кожи оставшиеся куски мяса. Он был полностью поглощен тем, что делал. Сложенные поблизости шкуры были чище, чем если бы их обработали машиной. Несмотря на то что случилось ранее, Хареш был очарован. Он бы остановился, чтобы задать несколько вопросов, но Кедарнат поторопил его.
Кожевники от них отстали. Хареш и Кедарнат, покрытые пылью и вспотевшие, пробирались обратно по грязным тропам. Добравшись до своего рикши, они с удовольствием вдохнули воздух, еще недавно показавшийся им невыносимо грязным. И действительно, в сравнении с тем, что они вдыхали последние полчаса, эта атмосфера была просто райской.
4.5
Четверть часа прождав на жаре опоздавший длинный и очень медленный товарный поезд, они наконец добрались до Равидаспура. Здесь было менее людно, чем в сердце Старого Брахмпура, где жил Кедарнат, но зато царила вопиющая антисанитария. Сточные воды протекали вдоль и поперек переулков. Лавируя между блохастыми собаками, хрюкающими, забрызганными грязью свиньями и всяческими неприятными, преграждавшими путь неподвижными предметами, они наконец пересекли открытую канализацию по шаткому деревянному мостику и добрались до маленькой прямоугольной мастерской Джагата Рама. Мастерская была из кирпича и глины, без единого окошка. Ночью, после того как работа была выполнена,
