здесь спали его шестеро детей. Хозяин и его жена обычно ночевали в комнате с кирпичными стенами и крышей из гофрированного железа, которую Джагат Рам построил на плоской кровле мастерской.
Несколько мужчин и двое мальчишек работали внутри при падающем в дверной проем солнечном свете и паре тусклых, оголенных электрических лампочек. Почти все они были лишь обернуты в лунги, за исключением одного человека, одетого в курту-паджаму, и самого Джагата Рама, носившего рубашку и брюки. Они сидели со скрещенными ногами на земле перед низкими квадратными платформами из серого камня, на которых располагались их материалы. Они были заняты своей работой – кроили, зачищали, склеивали, фальцевали, обрезали или подбивали, опустив головы, но время от времени кто-то бросал фразу – о работе, сплетнях на личную тему, политике и мире в целом. Так что в мастерской слегка пульсировал разговор – среди звуков молотков, ножей и швейной машинки «Зингер» с ножной педалью.
При виде Кедарната и Хареша на лице Джагата Рама появилось озадаченное выражение. Он машинально потрогал усы. Джагат Рам явно ждал других посетителей.
– Добро пожаловать, – спокойно сказал он. – Проходите. Что вас сюда привело? Я ведь сказал, что забастовка не помешает выполнению вашего заказа, – добавил он, предвидя возможную причину для прихода Кедарната.
Маленькая девочка лет пяти, дочь Джагата Рама, села на ступеньку. Она принялась петь: «Чудесный вале-а-гайе! Чудесный вале-а-гайе!» – и хлопать в ладоши.
Теперь настала очередь Кедарната выглядеть удивленным и не слишком довольным. Отец, слегка сконфузившись, поправил ее:
– Это не люди из «Чудесного», Мира, а теперь иди и скажи своей матери, что нам нужен чай. – Он повернулся к Кедарнату и сказал: – На самом деле я ждал людей из «Чудесного». – Он не видел нужды добровольно сообщать еще что-нибудь.
Кедарнат кивнул. «Чудесный обувной магазин» был одним из новых магазинов рядом с Набиганджем. В нем был хороший выбор женской обуви. Обычно управляющий магазина получал обувь от посредников из Бомбея, поскольку в Бомбее производилось наибольшее количество женской обуви в стране. Теперь, очевидно, он искал запасной вариант поближе и использовал тот, которым Кедарнат был бы и сам рад воспользоваться. Или хотя бы стать посредником.
На время выбросив эту мысль из головы, он сказал:
– Это Хареш Кханна – он родом из Дели, но работает в «КОКК», в Канпуре. Он изучал производство обуви в Англии. И – ну, я привел его сюда, чтобы показать ему, на что способны наши, брахмпурские сапожники даже с их простыми инструментами.
Джагат Рам кивнул. Он явно был очень доволен. Возле входа в мастерскую стояла небольшая деревянная табуретка, и Джагат Рам пригласил Кедарната сесть. Кедарнат в свою очередь предложил ее Харешу, но Хареш вежливо отказался. Вместо этого он сел на одну из маленьких каменных платформ, за которой никто не работал. Ремесленники замерли, глядя на него с неприязнью и удивлением. Их реакция была настолько ощутимой, что Хареш быстро встал. Он понял, что сделал что-то не так, и, будучи прямолинейным человеком, повернулся к Джагату Раму и спросил:
– Что случилось? На них нельзя сидеть?
Когда Хареш сел, Джагат Рам отреагировал с таким же негодованием. Но прямой вопрос Хареша и очевидное отсутствие намерения обидеть кого-то заставили его мягко ответить:
– Сапожник называет рабочую платформу своей «рози», то есть «службой». Он не садится на нее, – тихо сказал он. Он не стал упоминать, что каждый работник и подмастерье держит свою рози безукоризненно отполированной и даже возносит ей краткую молитву, перед тем как начать рабочий день. Своему сыну он сказал: – Встань, пусть Хареш-сахиб сядет.
Пятнадцатилетний мальчик встал со стула возле швейной машинки и, несмотря на протесты Хареша о том, что он не хотел прерывать чью-либо работу, его усадили там. Младший сын Джагата Рама, лет семи, принес три чашки чая. Чашечки были толстыми и маленькими, на их белой поверхности кое-где виднелись сколы, но они были чистыми. Они поговорили немного о том и о сем. О забастовке в Мисри-Манди, об утверждениях газеты, что дым от сыромятни и обувной фабрики «Прага» вредит Барсат-Махалу, о новом рыночном налоге и различных местных знаменитостях.
Через некоторое время Хареш стал терять терпение, как обычно случалось, когда он сидел без дела. Он поднялся, чтобы осмотреть мастерскую и узнать, над чем все работали. В работе находилась партия женских сандалий. Они выглядели довольно привлекательно, выполненные из зеленых и черных плетеных кожаных ремешков. Хареша действительно удивило мастерство рабочих. С примитивными инструментами: долотом, ножом, шилом, молотком и ножной швейной машинкой – они создавали такую обувь, которая по качеству почти не уступала той, что делали на станках в «КОКК». Он поделился с сапожниками своими впечатлениями об их навыках и качестве их продукции с учетом тех условий, в которых они работали, и они оттаяли по отношению к нему.
Один из самых смелых рабочих, младший брат Джагата Рама, дружелюбный, круглолицый мужчина, попросил показать туфли Хареша, темно-бордовые броги, которые были на нем. Хареш снял их, отметив, что они не очень чистые. На самом деле к этому моменту они были полностью забрызганы и залиты грязью. Они пошли по рукам, вызывая всеобщее восхищение. Джагат Рам внимательно прочитал буквы и сложил в слово «Саксон».
– Саксена из Англии, – объяснил он с некоторой гордостью.
– Я вижу, вы делаете и мужские туфли, – сказал Хареш. Он заметил множество деревянных мужских колодок, свисающих, точно грозди винограда, с потолка в темной части комнаты.
– Конечно, – сказал брат Джагата Рама с веселой ухмылкой. – Но у нас больше опыта в женской обуви, чем у других, поэтому нам лучше делать женскую…
– Необязательно, – сказал Хареш, выложив из портфеля для всех, включая Кедарната, сюрприз в виде набора бумажных выкроек. – Теперь, Джагат Рам, скажите мне, достаточно ли у ваших рабочих навыков, чтобы сделать мне ботинок, один из пары брогов, на основе этих шаблонов?
– Да, – почти не задумываясь, сказал Джагат Рам.
– Не торопитесь отвечать «да», – сказал Хареш, хотя и был доволен готовностью и уверенным ответом. Ему нравилось принимать вызовы не меньше, чем бросать их.
Джагат Рам с большим интересом разглядывал выкройки – они были для туфли седьмого размера с фигурным носком. Одного взгляда на плоские куски тонкого картона, составляющие узоры – мелкие перфорации, форма мыска, союзка, четверти, – было достаточно, чтобы перед его глазами возник трехмерный образ обуви.
– Кто шьет эти туфли? – спросил он, наморщив от любопытства лоб. – Они малость отличаются от тех, что на вас.
– Мы, в «КОКК». И если вы хорошо выполните работу, то тоже сможете делать их для нас.
Джагат Рам,
