чуть заметно покосилась на Луи, отвернувшегося с самым безразличным видом, и проговорила:
— Думаю, сир Эдгар, вы заметили молодую леди в бардовом с золотом платье, что сидит справа от королевы?
— Заметил! — кузнец сразу почувствовал, что ему становится интересно. — Её прежде не было в лагере. Кто это?
— О, это странная история! Думаю, вам это можно рассказать. Мать девушки — очень знатная дама, француженка, дальняя родственница леди Элеоноры. Тоже из Аквитании. Много лет назад корабль, на котором она плыла к своему жениху в Сицилию, захватили пираты. Красавицу продали в Дамаске на невольничьем базаре, и она оказалась в гареме одного магометанского правителя. Он любил пленницу, очень любил и возвысил, хотя родила она ему только одну дочь. Вот эту самую девочку... Два года назад, перед самым началом осады, её привезли в Акру, чтобы сделать женой кого-то из эмиров. Но эмир заболел и вскоре умер. Сейчас девушке то ли пятнадцать, то ли шестнадцать, а она и не жена, и не вдова... Её захватили во дворце, но поскольку она хорошо говорит по-французски, и у неё на руке — родовой перстень, который узнала королева, бедняжка избегла участи боевой добычи. И Элеонора ни за что не позволит, чтобы её кто-то обидел. Хотя открылись обстоятельства, благодаря которым, я думаю, никто и не захочет её обидеть — это слишком ценная пленница!
Таинственный рассказ увлёк Эдгара, он почти не следил за поединком, который в это время подошёл к концу: при втором столкновении один из всадников упал из седла.
— Так кто же она, в конце концов? — не выдержал юноша долгой паузы, во время которой Клотильда смотрела на него с самым суровым и значительным видом.
— А вот этого я уже не должна говорить вам! Однако, надеюсь, королева не разгневается — вы ведь надёжный рыцарь, вы не раз это доказали. Она... — тут дама привстала на цыпочки и перешла на шёпот: — Только не открывайте этого никому — это знают только леди Элеонора и сам король Ричард! Эта девушка — дочь Саладина!
От такого сообщения кузнец едва не кувырнулся с барьера и уже во все глаза смотрел на знатную пленницу. Теперь, всмотревшись, он различил черты, которые полуспрятала дымка её покрывала, и понял, что девушка очень красива. Ему захотелось взглянуть на неё поближе.
А Клотильда между тем продолжала:
— У короля и королевы ещё нет определённого намерения в отношении этой принцессы. Но, конечно, это надо как-то использовать... Сейчас Абриза в самом печальном настроении...
— Что? Абриза? Её зовут Абриза?
Это имя, имя его знаменитой прабабки, в крещении ставшей Марией, имя воинственной дочери эмира Мосула, покорившей суровое сердце рыцаря Эдгара Овернского, окончательно воспламенило и без того взбудораженное воображение юноши. Он даже не заметил, что совершенно перестал смотреть в сторону сидевшей слева от Элеоноры молодой королевы Беренгарии и до неприличия пристально уставился на арабскую пленницу.
— Да, её зовут Абриза и ещё как-то длинно, я не запомнила. Ей грустно — она ведь понимает, что хотя в её жилах столько же христианской крови, сколько и магометанской, в нашем лагере она — чужая, и всё зависит от того, как задумают поступить с нею победители. А это, в свою очередь, зависит от Саладина, про которого говорят, что он, когда ему выгодно, добр, а когда нет, — жесток даже с самыми близкими. Но леди Элеонора взяла девушку под своё покровительство и обещала ей уважение, достойное настоящей принцессы. И вот, зная ваше умение хранить тайну и ваше благородное сердце, сир Эдгар, миледи просит вас посвятить бой, который сейчас начнётся, принцессе Абризе.
От такой просьбы Эдгар совершенно опешил.
— К... Как посвятить? Как это сделать?
— Очень просто! — на этот раз Клотильда притворилась, что её не удивляет такое невежество рыцаря. — Вовсе не обязательно, а в данном случае даже и невозможно сказать об этом вслух. Но я принесла вам вот это.
Она протянула молодому человеку кусок тонкой дымчатой ткани того же розового цвета, что и чалма сарацинки.
— Этот конец её чалмы королева только что обрезала своим кинжалом — знаете, она всегда носит у пояса маленький кинжальчик... Её величество сказала девушке, что любой из рыцарей, даже самый отважный, самый знатный, самый прославленный, почтёт за честь выехать на поединок, украсив себя этой тканью. Надо просто повязать ею правую руку. Обычно дама даёт для этого платок, но платки у всех одинаковые, и девушка могла бы не поверить. Вас ни к чему не обяжет этот благородный поступок, а у бедняжки Абризы появится надежда, что в случае чего за неё здесь будет кому заступиться!
— Но... Но я...
— Неужели вы откажете? Леди Элеонора не сомневается в вас!
— А если я...
Он хотел сказать: «А если я проиграю?», но не успел. Прогремела труба, и герольд возвестил его имя, а также имя не кого-нибудь, а английского рыцаря Лесли Вилрода, того самого рыцаря Лесли, в замке которого так недавно (а казалось, так ужасно давно!) Эдгар впервые увидал королеву Элеонору и принцессу Беренгарию.
Почти бессознательно, плохо понимая, что он делает, юноша повязал вокруг кисти правой руки тонкую ткань, загадочно и волнующе пахнувшую ночными цветами, и взял из рук Рамиза сперва мягкую шапочку, которую нужно было надеть поверх кольчужного капюшона, а затем шлем-«ведро». Он уже почти готов был тронуть поводья, но Рамиз испуганно прошептал:
— Копьё, господин!
— Ах да!
Рыцарь Лесли выглядел внушительно. Крупный, почти как король Ричард, на таком же крупном вороном коне, он был, к тому же, как говорили о нём, одним из лучших наездников английского войска и другом короля, а Львиное Сердце не считал друзьями плохих воинов...
«Вот будет приятно этой восточной красавице с
