рад приветствовать Великого муфтия.
Домет не верил своим глазам. Герр Эйхман! Кармель! Чемоданы!
Эйхман посмотрел на переводчика и еле заметно приподнял брови.
— А с вами мы, кажется, встречались?
— Так точно, герр обер-штурмбанфюрер. В Хайфе на Кармеле.
— Да, да, конечно. Недавно у вас были небольшие неприятности по нашему ведомству.
Домет не успел ответить, потому что муфтий его спросил:
— Вы что-то сказали о Хайфе?
— Да. В Хайфе мы встречались с обер-штурмбанфюрером.
— Что вы говорите?! Герр Эйхман был в Палестине?
— Если Великий муфтий не возражает, — сказал Эйхман, — мы продолжим беседу в моем кабинете.
Домет перевел, и они поднялись в кабинет Эйхмана.
— Спросите, почему господин Эйхман не нанес мне визит, когда был в Палестине, — с легкой укоризной сказал муфтий.
— Великий муфтий может не сомневаться, что такой визит входил в наши планы, — ответил Эйхман, — но англичане выслали нас через несколько часов после того, как мы высадились в Хайфе. Мы успели только подняться на Кармель.
— Что еще входило в планы господина Эйхмана? — спросил муфтий.
— Я хотел понаблюдать за евреями, как бы это сказать, в обыденной жизни, чтобы лучше понять их психологию, почувствовать, насколько они способны оказывать сопротивление. Скажите, пожалуйста, Великому муфтию, что я хочу ему кое-что показать, а вам, герр… э-э-э…
— Азиз Домет.
— Вам, герр Домет, придется подождать в приемной, а мы вызовем нашего сотрудника.
— Но мой переводчик — проверенный сотрудник Министерства пропаганды, — сказал муфтий, узнав, что хочет герр Эйхман. — Я ему полностью доверяю.
— Передайте, пожалуйста, Великому муфтию, что мы не сомневаемся в его переводчике, но у нас есть правила на особые случаи, а это как раз такой случай.
Домет остался сидеть в приемной. Через несколько минут явился вызванный сотрудник, и Эйхман открыл своим ключом незаметную дверь в смежную комнату, а когда они вошли туда, запер ее изнутри.
— Чтобы нам не помешали, — объяснил он.
В комнате не было ничего особенного. Она вообще была пустой. Только на стенах висели карты, схемы, диаграммы.
Эйхман подвел муфтия к большой карте мира.
— Вот в этих кружках с цифрами обозначена численность евреев в каждой стране.
Муфтий показал рукой на Палестину:
— Сколько там сейчас евреев?
— Почти полмиллиона.
— Полмиллиона? — ужаснулся муфтий. — Это недопустимо. Надо уничтожить их всех до одного.
— Мы как раз и рассматриваем «окончательное решение еврейского вопроса», — сказал Эйхман.
Узнав смысл слов Эйхмана, муфтий в восторге развел руками.
— Мы все должны брать пример с великой Германии, — сказал он.
Домет провел в приемной минут двадцать, прежде чем муфтий и Эйхман вышли из комнаты. Эйхман сказал, что польщен вниманием Великого муфтия, и, чтобы как-то сгладить неловкое положение, в которое он поставил Домета, добавил:
— У вас превосходный переводчик.
— Благодарю, герр обер-штурмбанфюрер, — Домет поклонился и перевел муфтию последнюю фразу.
Эйхман проводил гостей до самой машины и позвонил в секретариат Гиммлера.
— Скажите, что обер-штурмбанфюрер Эйхман хочет доложить о встрече с Великим муфтием.
Через три минуты Эйхману сообщили, что рейхсфюрер его ждет.
— Ну что, муфтий был в комнате номер один? — спросил Гиммлер.
— Так точно, рейхсфюрер, и он в восторге.
— Это хорошо. Муфтий уже два раза встречался с фюрером, был у Риббентропа и у меня и все время говорил о евреях. Это нам на руку. Пусть в мире сложится впечатление, что арабы спят и видят, как бы уничтожить всех евреев.
— Если я правильно понял гениальную мысль рейхсфюрера, пусть арабы о евреях болтают, а мы ими будем заниматься.
— Вы правильно понимаете, — холодно ответил Гиммлер и добавил: — Насколько мне известно, муфтий собирается обращаться к арабам по радио.
— Как всегда, рейхсфюрер узнает новости раньше всех.
— Раньше меня узнал Геббельс. Вот пусть он и курирует муфтия. А вы организуйте, чтобы к нам попадал перевод его обращений.
— Будет выполнено, рейхсфюрер. Я знаком с личным переводчиком муфтия. Он блестяще владеет немецким и сделает все, что мы попросим.
— Он что, уже завербован?
— Никак нет, рейхсфюрер. Его вербовать не нужно: он уже побывал в нашей тюрьме.
— И больше не хочет? — захохотал Гиммлер.
Эйхман подобострастно захихикал.
Двухмоторный «Юнкерс» летел над Средиземным морем. Вдалеке показалась береговая полоса. Майор Абвера Курт Вайленд посмотрел в иллюминатор, и у него екнуло сердце: Палестина! Она значилась во всех его анкетах в графе «место рождения». «Уж не еврей ли вы?» — подшучивали над ним сослуживцы. А для контрразведки Вайленд оказался кладом: он свободно говорил по-английски, по-древнееврейски и по-арабски.
До сих пор у него в ушах стоит скрип ступенек на родном крыльце их дома в Немецкой колонии. А сломанную вторую ступеньку снизу он так и не успел починить до отъезда. Кто теперь там живет? Он мог с закрытыми глазами пройти через все комнаты до кухни и нащупать на дверном косяке насечки, отмечавшие, насколько он вырос за год. Отец их делал на рождество.
Каждую осень дом был завален апельсинами. Ешь сколько влезет! Как было хорошо! Море под боком, бултыхайся в свое удовольствие, и они, загорелые сорванцы, целыми днями бултыхались и носились по пляжу. Но держались особняком, что не мешало еврейским гимназистам к ним приставать. Тогда начиналась драка.
Курт Вайленд посмотрел на задремавшего Гюнтера Франка. Он был его одноклассником. Они вместе вступили в иерусалимский филиал «Гитлерюгенда», вместе уехали в Германию, а теперь вместе возвращались в Палестину. Курт остался худым, Гюнтер располнел; в школьные годы он всегда командовал Куртом, а сейчас майор Вайленд командует радистом Франком.
В самолете с ними летели двое других членов спецгруппы из «Арабского бюро» муфтия — Хасан Саламе, один из руководителей арабского восстания, и Джамаль Абд эль-Латиф, изучавший арабскую историю и литературу в Багдадском университете. Оба говорили по-немецки, но, когда хотели что-нибудь скрыть от своих спутников, переходили на арабский, не догадываясь, что Вайленд их понимает. Арабы нервничали перед первым не учебным прыжком с парашютом. Вайленд ободряюще улыбнулся им и вернулся к своим воспоминаниям.
Начальство приказало Вайленду явиться в берлинский отель «Адлон», где с ним будет беседовать высокопоставленное лицо. Каково же было его удивление, когда этим лицом оказался Великий муфтий, которого он хорошо помнил.
Муфтий поинтересовался подробностями палестинского детства Вайленда, а потом спросил, понимает ли он, какую опасность евреи представляют для арабов в Палестине. Удовлетворившись ответом Вайленда, муфтий перешел к обсуждению плана, который у него созрел, когда он не получил от рейхсфюрера Гиммлера ста обещанных газовых машин.
— Я предложил людям адмирала Канариса — сказал муфтий — послать в Палестину диверсионную спецгруппу, куда войдут и палестинские арабы, знающие
