это надоело, — заявил Мишель.
Насмешливо подала бумажную трубочку брату:
— Сдаёшься?
Он выдернул сердито:
— С чего ты взяла?
— Скажу честно, победителем ты не выглядишь. Не охмурила ли она тебя?
— Это роль, глупышка.
— Роль? Как-то уж слишком убедительно.
— Посмотрим на бале у губернатора! Или тебе нужно больше времени, сестрица?
Алина сделала вид, что думает, прикидывает.
— Нет. Что ж. На бале у губернатора.
Мишель запустил пальцы в волосы, разлохматил. Состроил зеркалу угрюмую рожу:
— Милая Ольга. Вы ангел, посланный, чтобы меня спасти…
Посмотрел анфас, в профиль, поправил локон. Алина только хмыкнула.
Шишкин не любил упускать выгоду, которую в мыслях уже считал своей. В данном случае мысли его зашли так далеко, что он видел уже себя первейшим бумажным фабрикантом, поставщиком нескольких министерств, самого Двора и даже успел принять орден из рук государя Александра.
Но делать было нечего. Другую чашу весов обеими руками опускал мерзавец Норов, и на этой чаше были неприятности с попами, разбирательство у епископа, дело в Синоде и, не дай бог, наложенное церковное наказание. Шишкина ела досада, но всё же, как ветерок, раны обдувала радость: из какой беды выскользнул!
Вот только проклятое письмо не нашлось ни в ящике стола. Ни на самом столе. Ни под пресс-папье. Ни в стопке с чистой бумагой. Ни на конторке. Ни в шкапу. Ни в мусорной корзине с растопкой.
— Михал Карлыча ко мне, — распорядился Шишкин, чувствуя, как шея наливается кровью, как стучит в висках. Шишкин налил из графина и выпил воды. Смочил себе затылок. Только апоплексического удара и не хватало.
Явился немец.
— Михал Карлыч, счётец на закупку бумажных станков Донкена… — только было начал Шишкин.
— Отправлен с почтой в банк, — доложил немец.
Шишкин упал в кресло, вытаращив глаза. В затылке стучало, и вода не помогла.
— Уже-с?
Михал Карлыч позволил себе самодовольную улыбку углом рта:
— Я, видите ли, провернул небольшой гешефт, не почтой отправил, а просунул письмецо господину фельдъегерю. Немножечко сверху положил. Так что полагаю, счёт уже принят в Петербурге.
«Русская свинья всегда берет взятку», — подумал самодовольно: он был горд тем, что овладел местными деловыми обычаями, не разделяя их этики и морали.
Шишкин хватал ртом воздух.
— В банке, значит. Принят, значит.
Банк был швейцарский, работал как часы.
Немец скромно поклонился:
— Вы желали действовать тихо и быстро. Очень хорошо. Всё сделано: тихо и быстро.
— Да, — дышал Шишкин, стараясь унять сердце. — Да. Очень хорошо. Михал Карлыч.
«Проклятый немец».
Шишкин велел закладывать, и как только подали экипаж, отправился в Смоленск, не жалея лошадей.
Как ни странно, перспектива потерять двести тысяч рублей окрылила его. Он чувствовал подъем и радость. Душа его гремела в такт колокольчику и бубенцам — на весь мир, покуда хватало глаз: зелёные поля, синее небо, шлейф пыли за коляской.
— Гони! — восторженно кричал он кучеру. — Гони!
Он был из тех несчастных натур, которые киснут в покое, но расцветают во время бури.
Заседатель Чирков кланялся Шишкину так энергично, что можно было опасаться за целостность спинного шва на его сюртуке:
— Конечно-конечно. Помню-с, помню-с. Как не помнить. Примечательная сделка.
Подняли его тогда среди ночи и весьма бесцеремонно, господин губернатор изволили кричать на него «каналья-с» и прочие нехорошие слова, унижающие губернаторское достоинство, но Шишкину знать этого не следовало.
— Весьма примечательная. — Чирков перекладывал папки.
Шишкин расхаживал по конторе. От жары запах чернил, клопов, пыли сделался сильней и суше. На подоконнике стояло блюдечко с жареным мухомором, валялись трупики мух с подвёрнутыми лапками. От Чиркова пованивало немытым телом. Но Шишкин двигался с грацией тигра, вольная сила играла в нём.
— Что ж, любезный, долго ещё?
— Сейчас, сейчас.
— Точно ли была бумага эта?
— Точно-с. Точней некуда-с. Отыщется-с, ваше высокоблагородие. У нас ничего не пропадает-с.
— Ты точно уверен, что Бурмин купчую подписал?
— Точно-с. Точнее некуда-с. Своей рукой. Вся сделка была оформлена в четверть часа-с. А! — Он вытянул бумаги. — Вот-с.
Шишкин жадно схватил документы. Запах немытого тела придвинулся, но Шишкин даже и не заметил. Он жадно проглядывал бумаги:
— Я верно понял: один — у господина Бурмина, один…
— …У нас в земском суде, один — ваш. Верно-с. Таков порядок-с.
— Что это? — Руки его остановились.
— Что-с? — приблизил лицо Чирков. — А, это-с. Изволите видеть: отношеньице-с. Господин Бурмин написать и приложить изволили-с.
— Я это вижу! Ах, он чёрт, — чуть ли не с уважением воскликнул Шишкин. — Не все дворянчики — олухи. Ну господин Бурмин… Ну плут…
Заседатель подобострастно захихикал:
— Плут-с? Вы изволили сказать про господина Бурмина: плут-с?
— Да-а-а… Прихоти прихотями, а дельце не забыл.
В отношении было сказано, что покупка Борщовского
