«Чёрт меня подери, — подумал Егошин. — Он сечёт губернатора, как мальчишку. С этим господином надо бы поаккуратнее».
— Я вас п-попрошу… — Губернатор негодовал. Но без уверенности. Он был смятен и даже пристыжен. Но заикнулся: — Вина господина Бурмина не установлена…
Норов добил его:
— Я вас предупреждал! Я вас предупреждал официально! — взмахнул пальцем он. — Пеняйте на себя.
Госпожа Облакова стояла у колонны. Большое окно за её спиной казалось тёмным фоном картины, заключённой в прямоугольную раму. Мрачноватый пейзаж в английском вкусе. «Готова спорить, я знаю, кого она высматривает», — подумала Алина, сложила веер и незаметно отчалила от матери, которая громко изумлялась госпоже Егошиной:
— Какие очаровательные бриллианты, дорогая Элен! Мне кажется, я видела такое ожерелье на графине Гагиной. Ах, конечно, просто похожее.
«Интересно, а что скрывает эта парочка?» — с любопытством подумала про Несвицких Елена: такие строгие, такие нравственные…
— Нет, это действительно ожерелье графини Гагиной, — ответила приветливо и просто.
Княгиня Несвицкая изумлённо захлопнула рот и заморгала. Елена насладилась новым чувством победы. Добавила с мягкой улыбкой:
— А теперь моё.
К Облакову сунулся адъютант. Что-то прошептал. Почтительно отпрянул. Мари вопросительно посмотрела на мужа.
— Фельдъегерь из Полоцка.
И быстро пошёл за адъютантом вон. Его ухода никто не заметил.
Мари оглядывала толпу гостей. Просеивала её взглядом. Видела, как смятен губернатор. Перед ним прыгал этот приезжий чиновник. Что-то церковное, кажется. А может, и нет. Какая разница… Она глядела направо, налево. Зала уже заполнилась блестящим шумом. Группы гостей сходились в летучих разговорах. Снова расходились. Открывали обзор, закрывали, открывали вновь. Бурмина не было нигде.
— Ни вашего брата, ни моего, ни господина Бурмина, ни даже этого глупого Савельева. Куда все делись? Как-то маловато кавалеров сегодня, вы не находите?
Мари обернулась. Княжна Несвицкая многозначительно-ядовито ухмыльнулась.
«Что ей надо?» — рассеянно нахмурилась Мари. Ответила:
— Я не знаю. Я не собиралась танцевать.
— Да? Так жаль. Ах, пойду. Уже становятся пары. А я обещала господину Шишкину.
И точно: с хоров загремел полонез. Хозяин взял за руку княгиню Несвицкую.
— А где же ваш милый муж? — Перед Мари была губернаторша. Любезная улыбка смягчала её недоумение.
Мари спохватилась: Облаков должен был вести в полонезе хозяйку вечера.
— Ах, извините его великодушно. Фельдъегерь только что прискакал из Полоцка. Там император.
— О, — губернаторша закивала с видом, который говорил, что она понимает государственную необходимость. Но делать что-то было надо. Губернатор уже оглядывался из центра залы, недоумевая, где вторая пара.
— Не окажете ли мне честь, сударыня? — подскочил, шаркнул старый граф Ивин. — Ох уж этот мой вечно занятой зять.
Губернаторша подала ему руку, погрозила пальцем Мари:
— Но нам будет не хватать вашего мужа.
И с улыбкой дала себя повести.
Музыка гремела. Раскалённые вопли труб взвивались, как ракеты. Лопались фейерверком. Пары стояли друг за другом. Полонез торжественно двинулся. Всё новые и новые пары вставали, пристраивались вслед, удлиняли гремучий хвост танца, похожего на процессию.
Госпожа Облакова стояла спиной к окну. Она не видела, что по другую сторону его вынырнул из темноты, припал к стеклу отвратительный грязный мужик. Видно, охота была убогому поглазеть, как господа развлекаются.
Только вдруг весь встрепенулся. Постучал по стеклу костяшками кулака. Что-то крикнул: рот круглой дыркой.
Стал шлёпать по стеклу ладонями. Оно дрожало. Под его ударами снаружи. От величаво-праздничного грохота музыки изнутри. От поступи танцующих мерно гудел паркет.
Мари, оглохшая от медной торжественности полонеза, не оборачивалась.
Грязный заросший мужик отпрянул от стекла. Сунул руку себе за пазуху, стал тянуть, выпрастывать, наматывая на кулак, шёлковую косынку в пятнах крови.
В глубине танцующей толпы Алина не выдержала, постучала веером по полному плечу матери, так что над ним взлетело облачко пудры:
— Maman, вы не видали Мишеля?
Солнце уже взошло. Цветы раскрылись. Уже и роса подсохла. Стало припекать.
Потом — казаться, что солнечная кувалда бьёт по темени.
Отошли в тень.
Сперва она была длинной. Потом стала короче. Схлопнулась.
Летний день накалился и звенел. Стал обещать душный вечер.
Алёша нервно ходил вдоль коляски. Бурмин всё более мрачнел. Причины у обоих были разные. «Она не могла не получить мою записку», — не понимал Бурмин. Она знает и место, и время. Где же она? Или Облаков.
Алёша прислушивался к исчерченной насекомыми жаркой тишине. Без толку!
— Да где же они, черт их побери?
Мишеля и его секунданта Савельева всё не было.
Заливались птицы. Лошадь смахивала хвостом слепней, фыркала, подрагивала шкурой, сгоняя мух. Бурмин машинально обрывал гусарские султаны тимофеевки. Обрывал, покусывал конец, бросал.
Всем было жарко, все трое проголодались, все трое устали ждать. Алёша в который раз спросил:
— Бурмин, вы не могли перепутать день?
— Вы спрашивали. Я не перепутал.
— Вы уверены?
— Я уверен и не мог перепутать. Сегодня губернатор даёт бал.
— Ну и день он выбрал для дуэли. Почему он выбрал такой день? Разве это
