не странно?
Бурмин пожал плечом:
— Его право.
— В этом какой-то подвох, — кипятился Алёша. — И уж во всяком случае — свинство! Он опаздывает нарочно! Чтобы меня оскорбить!
«Боюсь, он в этом преуспел», — подумал Бурмин, наблюдая его гнев.
— Алёша, вам лучше остыть, — посоветовал.
Тот только вскинулся:
— Который час?!
Бурмин вынул брегет. Глянул на стрелки.
— Полагаю, он не приедет.
— Который? — потребовал Алёша.
Бурмин со вздохом сунул часы обратно.
— Алёша, я предлагаю вам сесть в коляску и уехать. Опоздание противника хотя бы на четверть часа — это обоснованный повод отменить дуэль. Назначим другой…
— Вам бы только отменить!
— Я сказал: назначим другой день.
— А! — вдруг остановился и просиял Алёша. — Слышите? Экипаж.
И точно. Топотали копыта, позванивала сбруя.
Бурмин ощутил тёплый толчок надежды.
— Моё почтение! — развеял её голос Мишеля. Несвицкий тотчас спрыгнул, не дав Савельеву остановить коляску. Скривился, глядя себе под ноги. — Вот дерьмо.
Туфли на нём были лаковые. Бальные. Белые чулки идеально обтягивали крепкие икры. Свежий парадный мундир не сидел (хорошо или плохо), а был одним целым с Мишелем. От завитой головы еле уловимо пахло помадой для волос.
Мишель прищурился на солнце. Вытянул белоснежный платок. Встряхнул. До его противника донёсся запах пачулей.
— Опоздал немного. Прошу меня извинить. Мерзавец парикмахер еле шевелился.
— Немного! Твою мать… — прошептал Алёша. Жалкий в своём пропотевшем сюртуке с соляными разводами под мышками, с высохшим пятном грязи на щеке после скачки по влажной утренней дороге, усталый, злой и голодный. — Бурмин. Он… Он…
Мишель промокнул уголком лоб. Убрал платок:
— Скорей же. За дело, господа. Вы что, не собираетесь на бал?
Савельев выглядел смущённым. Он видел неловкость положения. Видел жалкое бешенство Алёши. Видел его трясущиеся — от жары, от усталости, от злости — руки. Бурмин перехватил честный взгляд Савельева. Шагнул к нему:
— Предлагаю предпринять последнюю попытку примирить противников.
И тихо добавил:
— Эта история никому не сделает чести.
Глаза у Савельева забегали.
— Фу-ух, Бурмин, — простодушно утёр он лоб рукавом, сдвигая фуражку на затылок. — Такая комиссия… Сам не рад. Но что можно им сказать?
— Если вы мириться, — бдительно взвизгнул Алёша, — то с моей стороны не может быть и речи.
— Вы слышали графа Ивина, — повёл бровью Мишель.
Савельев вздохнул, как бы извиняясь перед Бурминым, и щёлкнул замками ящика, где рылами друг против друга лежали два дуэльных пистолета.
Мишель делал вид, что любуется пейзажем:
— Какая прелесть. Чистый Лоррен. Вы не находите? Лоррен. Настоящий Лоррен.
Алёша взбесился:
— Бурмин, вы проверили пистолеты? От этих людей можно ожидать чего угодно!
Мишель мечтательно отозвался:
— Какая прелесть. Вон то дерево. В нём столько настроения. Кто бы подумал, что мы всего лишь в Смоленской губернии.
Громко крикнул секундантам:
— Как там наши барьеры? Уже идти? Мы со скольких шагов стреляемся? Я забыл.
Бурмин шагнул к нему. Лицо его было рядом с лицом Мишеля:
— Большая доблесть пристрелить щенка Ивина.
Савельев воткнул в землю ножны. Шпагу держал в руке. Стал отмерять, отсчитывать шаги.
Брови у Мишеля подпрыгнули:
— Ой, какой вы интересный господин, как говорит моя сестра. В самом деле!
Но отстранился.
Савельев воткнул и шпагу. Алёша тут же поспешил к ней, трясясь от злости и нетерпения.
Бурмин придвинулся. Шёпот его не был злым. Он был пренебрежительным.
— Может, поэтому вы устроили всю эту клоунаду? Потому так настаивали? Поэтому так хотите поединка? Дешёвая добыча. Другая вам не по зубам.
В глазах Мишеля блеснуло злое искушение.
— По-вашему, я…
— По-моему, вы фигляр и трус, — отчётливо ответил Бурмин.
— Закончим с этим, и я к вашим услугам. Коль так хочется.
— Отлично.
— К барьеру! — крикнул издалека Савельев.
Мишель пошёл, поигрывая пистолетом в руке. Он насвистывал.
— Вот видите, как я прав, — спокойно заметил ему в спину Бурмин. — Не трус потребовал бы у меня сатисфакции сию секунду. А вы и здесь фиглярите. Понимаю. Страшно.
Свист умолк.
— Что вы сказали? — обернулся Мишель.
— Так докажите. — Бурмин не двинулся с места. — Вот он я.
Глаза Мишеля сузились. Губы сжались. Ноздри раздувались.
— Запросто, — сказал.
Бурмин выхватил пистолет. Щёлкнул предохранитель. Мишель стал быстро поднимать дуло своего пистолета.
— Господа! — завопил Савельев негодующе. — Есть же правила!
Лицо Алёши стало жалким.
— Бурмин! — завопил, вскинул пистолет. — Вы свинья! Это мой вызов!
Бахнул выстрел. Лошади дёрнулись на месте. «Фьють», — чиркнуло мимо Мишеля. Пышное перо дыма стало
