— А что «Гасмонея», что, что?!
Какой-то пейсатый подмастерье не выдержал и, вскочив на ноги, порывался увидеть оскорбителя, явно нарываясь на скандал.
— Э-э-э, Янкель Козе, махт о глувке, само бучте голе![24] — презрительно пробасил украинец, вызвав одобрительный регот своего окружения.
Подмастерье снова рванулся, но его ухватили сзади за лапсердак и усадили на место. Сейчас болельщикам было не до драки. Центрфорвард «Шлёнска» прорвался к воротам, и вратарь «ПКС»-а едва отбил мяч кулаком.
Деревянные трибуны, до отказа заполненные болельщиками, заревели от восторга. Воодушевленные их поддержкой игроки «ПКС»-а бросились в атаку, возникла опасная потасовка у ворот «Шлёнска», и в самый последний момент правый защитник, сбив с ног увлекшегося форварда, послал мяч в корнер. Болельщики «ПКС»-а взвыли и кто-то из них разразился отчаянным воплем:
— Цо за гранда![25] Цо за гранда!!!
Тут же на другой трибуне добровольный дирижер взмахнул руками, и там дружно проскандировали:
То не гранда, то не гранда!!
То пшиезде Хур Юранда!!!
Но уже никакие отчаянные усилия не могли помочь «ПКС»-у, безнадежно проигрывавшему матч. Теперь, на последних минутах, игроки «Шлёнска», решив оставить счет неизменным, просто наглухо блокировали пятерку нападающих «ПКС»-а, изо всех сил рвавшихся к воротам.
Предрешенный исход помог захваченному игрой Пилюку прийти в себя и собраться с мыслями. Он вспомнил, что находится здесь не только для удовольствия и начал внимательно приглядываться к левому хавбеку «Шлёнска».
Позже, после завершающего свистка, когда все болельщики тучей рванулись к туннельному выходу, чтобы еще разок поглядеть на своих любимцев, Пилюк пошел к выходу, совершенно уверенный, что узнает игрока «Шлёнска» при любых условиях.
Покинув стадион в общем потоке, Пилюк не спеша перешел улицу, подошел к воротам бывшего напротив католического кладбища и, опершись спиной о каменный столб, стал ждать.
Футболист «Шлёнска» появился почти сразу. Теперь, без броской футболки в светло-зеленую вертикальную полоску, хавбек настолько преобразился, что Пилюк признал его лишь тогда, когда тот, скользнув по сторонам взглядом, осведомился:
— Скажите, а выход с другой стороны кладбища есть?
— А вам калитку или ворота? — уточнил Тарас.
— Ворота, и пошире…
Ни о чем больше не спрашивая, Пилюк оттолкнулся от столба и нырнул в кусты на одну из многочисленных тропинок, пересекавших кладбище. Тропинка вывела их к пролому в стене, а дальше, пройдя еще с полквартала, Пилюк свернул во двор доходного дома и уселся на скамейку рядом с крыльцом. Футболист остановился на ступеньках и, глядя куда-то мимо Пилюка, коротко бросил:
— Куда дальше?
— На второй этаж. Там одна дверь…
Пилюк так и остался внизу, а хавбек поднялся наверх в маленькую убогую квартирку. Здесь его встретил беспорядочно метавшийся по комнате худой человек, с длинными космами волос, то и дело спадающих ему на лоб. Откинув в очередной раз волосы, хозяин резко вздернул голову и протянул футболисту половинку фотографии.
— Лэбидь…
Хавбек достал такую же, сложил и, убедившись, что половинки совпали, кивнул:
— Шлензак.
— Пусть пан извинит за обстановку… — Лэбидь развел руками.
— Да, антураж не ахти… — Шлензак сдул пыль со стула и сел. — Пан надрайонный знает, почему я здесь?
— Да! — Лэбидь прямо взвился. — Мы выполняем все, а вы позволяете себе черт те что!
— Короче. — Шлензак поморщился. — И только факты.
— Можно! — Лэбидь рывком подтянул стул и сел. — Мы несем потери! Наш человек погиб!
— Вас удивляют потери? — перебил Шлензак.
— Нет! Борьба без жертв не бывает. Но недоверие… Этот ревизор.
— Какое недоверие? — удивляется Шлензак. — Какой ревизор?
— А такой. Власти взяли Меланюка. Этот Меланюк с кем-то был там, а с кем молчит, как рыба.
— С кем-то еще? Странно… А этот второй?.. Его тоже взяли?
— Почему «взяли»? Он как раз ушел. Считаю, к вам.
— Вы так считаете? Лично я об этом ничего не знаю… Но, допустим, был… Согласен, это несколько странно, и я обо всем доложу. Хотя скорее всего здесь какое-то недоразумение…
Судя по всему, услышанное было для Шлензака весьма неожиданным, и надменная безапелляционность его речи сразу пропала. Уловив изменение интонации, Лэбидь тоже смягчился.
— Надеюсь…
— А теперь по делу. Дневник Гжельского не найден?
— Нет. Человек, посланный за ним к Яновской, исчез.
— Даже так… Тогда это серьезно. Какое было прикрытие?
— Вор. А для мнимой связи — телефон начальника полиции.
— Ловко! — Шлензак усмехнулся. — И все-таки…
— Понимаю… — Лэбидь покачал головой. — Дневник будем искать…
* * *
Архитектор, проектировавший здание городского почтамта, знал свое дело. Трехэтажная коробка с опирающимся на круглую колонну наружным углом и широким входом, утопленным в глубь здания, как нельзя лучше вписывалась в респектабельный ансамбль подчеркнуто строгих домов делового центра.
Треть двухсветного операционного зала отделяла стойка тонированного бетона с низкими прорезными стеклами, позволявшими видеть все, чем заняты служащие. Так что, стоя вполоборота, пан Казимир мог видеть зал и следить за руками чиновника, быстро пересчитывавшего купюры.
Оформив наконец получение перевода, майор небрежно, не пересчитывая, сунул деньги в карман и отошел от стойки. По всему залу тянулся ряд столов, и к выходу удобней было идти не вдоль окошек, где толпились клиенты, а у противоположной стены. И тут, едва миновав проход между столами, пан Казимир неожиданно столкнулся с Яновской.
— О, — майор церемонно поклонился. — Вы кого-то ждете?
— Вас, — задорно улыбнулась Лидия. — Вы разве не знали, что мужчины, не имеющие обыкновения считать деньги, производят на женщин неотразимое впечатление?
— Вот как… — Мимолетная тень пробежала по лицу майора, но он тут же улыбнулся. — Немного прогуляемся? Или дела?
— Да разве это дела? Оформляла заказ…
— Значит… — Пан Казимир взял Лидию под руку. — Через энное количество лет у вас будет своя шикарная клиника.
— Вот как? А если через энное количество лет мне захочется совсем-совсем другого?..
Лидия стояла чуть-чуть впереди и, чтобы посмотреть на майора, ей пришлось положить голову ему на плечо. Пан Казимир улыбнулся и, глядя своей спутнице прямо в глаза, осторожно повел ее к выходу.
Улица встретила их солнцем, теплом нагретого тротуара и легким запахом лошадиного пота в смеси с бензином, висевшим над полосой брусчатки, зажатой между двумя плотными шпалерами домов. Совсем рядом с почтамтом размещалась кондитерская Бляха, и пан Казимир направился было туда, но Лидия решительно запротестовала:
— Не хочу пирожных, пройдемся лучше по дамбе, тут же рядом…
Года два назад магистрат решил за счет речной поймы увеличить городскую площадь и соорудил насыпь, отделившую часть заливного луга. Дамба начиналась у замкового холма и кончалась в городском предместье. Мило болтая, они прошли деловую часть, миновали Подзамче и кручеными закоулками выбрались к лугу.
С широкой, изумрудно-зеленой поймы на них сразу потянуло запахом полевых цветов, луговой травы, и речной свежестью. Тут же с берега, укрепленного толстыми замшелыми плахами, свисала водяная мельница, а чуть дальше от скрытой за деревьями «станции веслярсой[26]» долетал весело-задорный гомон. Пан Казимир хорошо видел, как какая-то экспансивная девица в ярко-синих «али-бабах», стоя на берегу, подбадривала соревнующихся на воде парнишек. Ее восторг был так заразителен, что пан Казимир не выдержал и предложил:
— Может, возьмем напрокат лодку?
— Нет, лучше пойдем по дамбе. Зелень, вода и уходящая дорога… А кругом чистота и простор…
Идти было далековато, но пан Казимир согласился без колебаний. Некоторое время они шли молча, но потом Лидия не выдержала:
— Скажите, а почему вы никогда не говорите о работе? Это же интересно…
— Не знаю… Честно говоря, интересного для меня осталось мало.
— А вот у нас часто говорят о народе… Вы как к нему относитесь?
— К народу? Прекрасно! Народ состоит из людей, и вот вы как представитель народа мне очень нравитесь.
— Нет, нет, не отшучивайтесь! — запротестовала Лидия. — Людей надо объединять в группы. Вот, например, крестьяне…
— Хорошо, пусть крестьяне. — Пан Казимир важно наморщился. — Крестьянин есть завершающее звено природного цикла, ибо не волен в свих поступках, каковые диктуются велениями природы…
— Фу какой! — притворно надулась Лидия. — Все говорят, что крестьяне настроены революционно, а вы… Вы… Бундючный[27] пан!
