— Пусть я бундючный, — вздохнул пан Казимир. — Но мужик не революционер… Просто он живет от земли и может обойтись без власти, а она без него — нет. А власть мужик терпит только на случай войны и смуты.
— И вы о том же… — Настроение Лидии мгновенно изменилось. — Все сейчас говорят о войне… А мужиков снова заберут в армию?
— Обязательно. Мы, бундючные, все такие. И мужиков, и лошадей тоже… — Пан Казимир скорчил «военную» физиономию.
— Дразнитесь, да? — Лидия посмотрела на спутника и быстро переменила тему. — Кстати, о лошадях… Когда в прошлом году Рыдзь-Смиглы принимал у нас тут парад войск, наши солдаты ехали не на лошадях, а на автомобилях, вот.
— Значит, да здравствует прогресс, а генерал пусть садится верхом на грузовик! — Пан Казимир не выдержал и взмолился: — Ну я все понимаю, вам хочется услышать нечто оригинальное… А я такой же, как все, и рад, что вы привели меня сюда. Вы только посмотрите, какая красота кругом!
Они незаметно прошли до конца дамбы, и вдруг пан Казимир заметил скромную церквушку в окружении домиков предместья. Увидев ее, пан Казимир удивленно присвистнул:
— Дела… Так я же был здесь! В шестнадцатом. Там, возле церкви штаб стоял, и я на своем «рено» до него еле добрался…
— Значит, вы уже и тогда были офицером? — Веселье Лидии сразу пропало, и она, прикрыв пальцами уголок рта, негромко спросила: — Скажите, если опять начнется, вас тоже возьмут?
— Разумеется… — и майор долгим взглядом посмотрел на Яновскую…
* * *
Через Варшаву проходили войска, а по Вольской, в сторону Познани, они и вовсе шли сплошным потоком. Обособленные рельсы не мешали этому движению, и трамваи ехали вровень с машинами. Прямо перед окном, в которое время от времени выглядывал пан Казимир, долго полз большущий автофургон с аккумуляторной станцией на прицепе. Потом, позванивая, трамвай прибавил скорость, и грузовик остался позади.
Доехав до костела Святого Вавжинца, пан Казимир выскочил из вагона и, вернувшись немного назад, остановился возле костельных ворот, врезанных в заросший кустарником вал бывшего форта Совиньского. Отсюда противоположную сторону было видно плохо, и майор перешел чуть дальше, к каменному столбу, отделявшему ворота костела от ворот православного кладбища.
Наискосок через улицу, по Вольской, 151, на углу длинного здания, в маленькой заплеванной кнайпе[28] у пана Казимира была назначена встреча с полковником Янушевским. Улучив момент, через разрыв в военной колонне, майор перебежал мостовую и, пройдя запущенным палисадником, вошел в закусочную.
Посетителей в кнайпе было мало. В одном углу сидела пара пьяниц, тупо глядевших друг на друга, да какая-то заскочившая перекусить проститутка, не обратив внимания на майора, что-то сосредоточенно жевала, в то время как сам хозяин, по привычке перетиравший стаканы, смотрел в окно на бесконечную воинскую колонну.
Янушевского еще не было, и пану Казимиру не осталось ничего другого, как взять себе кусочек подозрительно темной ветчины и заняться едой. Честно говоря, на этот раз вызов в Варшаву сразу вселил тревогу, а теперь, когда майор огляделся и понял, что маленькая «кнайпа» никак не могла служить местом встреч, он всерьез забеспокоился.
Полковник все не приходил, и пан Казимир украдкой поглядывал на часы, в который раз прикидывая, о чем нужно будет сказать прежде всего.
Когда Янушевский наконец появился, опоздав на целых двадцать минут, майор не скрыл удивления и позволил себе взглядом упрекнуть его за неточность.
Полковник понял молчаливый упрек и, поздоровавшись, криво усмехнулся.
— Так вышло, пан майор… Докладывайте, что там у вас?
— У нас тихо. А у вас что?.. Уже началось?
— Для нас с тобой, да. А для них… — полковник не договорил и красноречиво кивнул на окно. — Думаю, вот-вот…
— Ясно… — пан Казимир вздохнул.
Янушевский подозвал хозяина и заказал пиво. Когда две кружки появились на столе, он молча выпил, по-простецки обтер губы тыльной стороной ладони и только тогда в упор посмотрел на пана Казимира.
— По приказу ты занят делом Гжельского. Для посвященных, опекаешь Брониславского, а про главное поручение, знаю только я…
— Все та же система «луковка»? — улыбнулся майор.
— Она самая… — полковник зачем-то отодвинул пустую кружку. — Да, твои документы я на всякий случай из картотеки изъял и вместо них счет в Швейцарии открыл, на тот же шифр, а то сам понимаешь, теперь всякое может быть…
Крякнув, Янушевский повернулся к стойке и щелкнул пальцами:
— Водки и закусить!
Дождавшись, пока хозяин, вернувшись на место, снова начал флегматично перетирать стаканы, полковник выпил водку по-русски, залпом, и вздохнул:
— Ладно, докладывай…
— По делу Гжельского глухо. Никаких концов, а эпистолярного интереса вообще не пойму… То ли письмо, то ли дневник…
— А может, все-таки карты?
— Нет. — Майор сделал резко отрицательный жест. — Не верю!
— Ладно, это не основное. Дальше.
— Базу готовим. Через пару недель можно перебираться.
— Добро… Но главное — агентурная сеть.
— А как?.. Как союзники?
— Могут задержаться… И тогда удар с трех сторон…
— Значит, надежды удержать коридор нет?
И вот только теперь, задав этот, в общем-то, совершенно ясный вопрос, пан Казимир испытал самый настоящий страх. Если бы еще не эта кнайпа… Она была последней точкой, говорившей об истинном состоянии дел…
Янушевский понял состояние майора и покачал головой.
— Удержаться бы на линии Варшавы… Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю… — Пан Казимир вздрогнул. — А как же это, мы сильные, сплоченные, готовые… Блеф?
— Хватит! Мы все-таки солдаты!
Полковник явно вспылил, и у него на лице заиграли желваки. Пан Казимир молчал. Ситуация, открывшаяся перед ним, была далеко не из приятных, и выдержке Янушевского еще можно было позавидовать. И уже полной неожиданностью для майора было то, что полковник вдруг взял пана Казимира за рукав и, наклонившись к самому уху, доверительно прошептал:
— Для нас в данной ситуации есть только один реальный союзник — русские… Несмотря ни на что!
Пан Казимир резко выпрямился на стуле. Он очень хорошо понимал, что значили для Янушевского эти слова и, отбросив колебания, ответил сразу:
— Мы всегда тянули одну лямку… И раньше, и впредь…
* * *
Малевич привычно размеренным шагом мерил наискось длинную кишку камеры от закрытой крышки параши до откидного столика у окна, на котором лежала свежая газета с аккуратными окнами цензурных вырезок. Трое его сокамерников напряженно ждали.
Уже вторую неделю тюрьма глухо волновалась. В передачах с «воли» один за другим шли «грипсы[29]», а по ночам заключенные торопливо стучали в стены камер или, намотав шнурок на ручку швабры, перебрасывали от окна к окну «коня», так что тюремной цензор зря трудился, кромсая газету ножницами.
Сутки назад стало известно, что Германия начала войну, и этих суток коммунистам, сидевшим за решеткой, оказалось достаточно. Всю ночь шел сплошной перестук, а днем, перед прогулкой, сбившись в кучу при выходе, заключенные торопливо шептались между собой. И даже на самой прогулке, шагая привычной цепочкой вокруг трубы, торчавшей посередине тюремного двора, то один, то другой быстро кидал товарищу несколько слов.
Решение было принято, и теперь председатель тюремного комитета Малевич напоследок продумывал все еще раз. Наконец, перестав шагать, он остановился возле двери и, обведя взглядом товарищей, негромко сказал:
— Значит, стучим…
Малевич резко повернулся и забарабанил кулаками по оббитой железом двери. Тотчас в конце кафельного коридора загромыхали тяжелые сапоги надзирателя. Загремел замок и «отделовый», войдя в камеру, окинул всех взглядом из-под окованного козырька.
— Пане отделовый, — начал Малевич, и его товарищи немедленно встали. — Мы просим передать пану начальнику, что часть денег с нашего депозита надо передать на ЛОПП.[30]
— Добже… — Отделовый зачем-то поправил свою круглую фуражку и кашлянул. — Скажу…
Надзиратель еще возился с замком, а в дверь противоположной камеры уже застучали требовательно и громко.
— Ну, кажется, пошло… — Малевич отошел к столу и, опустившись на табуретку, вслух сказал самому себе: — Интересно, как они это воспримут?
Начальник тюрьмы пришел неожиданно быстро. Снова лязгнул замок, дверь распахнулась настежь, и в камеру, оставив отделового на пороге, уверенно вошел высокий сухощавый майор, затянутый в ящеричный мундир.
— Дзень добрый… Мне передали, что вы хотели меня видеть.
— Так, пан начальник! — Малевич зажал тюремную бескозырку в кулак и вышел на середину. — Я и мои товарищи просим администрацию принять от нас по одному злотому на противовоздушную оборону.
