— Слезай, — сказал он.
— Что случилось? — спросила Берта. — Уже приехали?
— Нет, не приехали, — ответил Эн-2.
Она все еще сидела на раме, а он глядел вперед поверх ее головы. Потом она тоже взглянула вперед, увидела, как блестит зимнее небо между двумя нескончаемыми рядами голых деревьев, увидела, что в этом ослепительном свете метрах в двухстах от них неподвижно стоит грузовик и стекло его сверкает на солнце, а поперек улицы неподвижно стоят люди в черном, и палки у них в руках тоже сверкают.
— Облава, — сказал Эн-2.
Берта соскочила на землю.
— Садись обратно, — велел Эн-2.
Люди в черном стали приближаться вдоль обоих рядов толстых деревьев, они опустили к земле концы своих странных блестящих палок. Берта поняла, что это не палки, а винтовки. И увидела, что посреди улицы, посреди этого сверкающего утра идет человек n широкополой шляпе и, оглядываясь на каждом шагу, размахивает над головой длинным черным хлыстом, который извивается и свистит. Человек что-то кричал другим и тряс кулаком над головой, размахивая своим черным хлыстом. Берта села на раму.
— Мы поедем вперед до угла этого квартала, — сказал Эн-2, — потом с поперечной улицы свернем назад по параллельной.
Он двинулся вперед не торопясь. Весь Симплонский проспект под ярким зимним солнцем лежал безлюдный, если не считать этих людей в черном; магазины были закрыты, кафе были закрыты, ставни опущены, развалины холодны и немы. Тридцать долгих секунд понадобилось им, чтобы доехать до угла, они свернули, потратили еще пять секунд, чтобы углубиться в поперечную улицу, — и тут человек с черным хлыстом закричал.
— Не бойся, — сказал Эн-2. — Не пугайся, если они выстрелят.
На поперечной улице он поехал быстрее, вскоре добрался до следующего угла. Казалось, во всем городе есть только этот надтреснутый крик — почти что вой — голос человека с черным хлыстом.
Дальше, в глубине, поперечную улицу тоже преграждали люди с винтовками. В глубине улицы, параллельной проспекту, куда они свернули, чтобы ехать назад, тоже стояли люди с винтовками. Но нигде не раздалось ни единого выстрела, не слышно было грохота трамваев, только издали доносился замирая надтреснутый голос этого муэдзина, этого человека с черным хлыстом.
— Это Черный Пес, — сказал Эн-2, — ты видела его?
— Да, — ответила Берта. — Но здесь тоже не проехать.
— Неважно. Мы сейчас снова пересечем проспект и поедем в другой дом.
— Ты и там живешь?
— Там живут друзья. Там безопасно.
Он сильно нажимал педали, они снова свернули, пересекли проспект, опустив головы, и въехали на поперечную улицу с противоположной стороны.
Берта не смотрела, куда Эн-2 везет ее.
Им открыла женщина, красивая, высокая и худая, с седыми волосами.
— Привет, Сельва, — сказал он.
— Привет, — сказала красивая старуха. — Кого это ты привел ко мне? Это твоя подруга?
— Да, она из наших, — ответил он.
— Жаль! — сказала старуха. — Всегда с тобой кто-нибудь из наших, и никогда я не видела никого из твоих. Женщины у него нет, что ли, у этого мужчины? Нет подруги?
Берта поглядела на Эн-2, как будто растерялась и молчала, не отвечая старухе.
— Давайте, давайте, — продолжала красивая Сельва. — Вам нужно, чтобы я оставила вас одних? Моих ребят обоих нет дома, да и я сейчас ухожу. Можете оставаться хоть до завтра. Вам надо побыть вдвоем?
— Мы напоролись на облаву, вот и поднялись к тебе, — ответил Эн-2.
— Да, я слышала, как кричал Черный Пес, — сказала старуха. — Но все-таки это очень жалко.
— Что жалко?
— Жалко, что она не твоя.
Старуха смело и прямо смотрела на Берту. И сказала:
— А знаешь, ты мне нравишься.
— Она тебе нравится? — переспросил Эн-2. — И мне тоже. — Он почти смеялся. — Она хороший товарищ.
— Да ведь она женщина, вот я о чем тебе говорю, — повысила голос красивая старуха. — Ты что, никогда и не смотришь на нас как на женщин? А надо бы!
Она смело уставилась на Берту, а Берта, которая становилась все серьезней под ее взглядом, не говорила ни слова, не отвечала и выглядела так, словно промолчала всю свою жизнь.
— Ах, Сельва! — сказал Эн-2. Но глаза у него блестели.
— Да, — продолжала Сельва, — я была бы довольна, если бы она оказалась твоей. Я была бы довольна этому, даже если бы она не была из наших. По мне, лучше бы уже она была просто женщина, просто твоя подруга. А что, это в самом деле не так?
— Ио почему, Сельва, — сказал Эн-2, — почему тебе хочется, чтобы она была моей подругой?
И он смотрел на Берту, а в глазах его бегали искорки.
— Почему? — повторил он.
Берта стояла под его взглядом, под взглядом Сельвы, стояла и молчала, и глаза ее безмолвствовали, как она сама, потому что были потуплены.
— А что же тут странного? — сказала Сельва. — Ничего странного нет. Мы ни разу не видели тебя с подругой, а нам хочется, чтобы у тебя была подруга. Разве мы не можем этого хотеть?
Она смело глядела на них обоих, на мужчину и на женщину.
— Разве мы не можем хотеть, чтобы человек, который нам дорог, имел подругу? Когда у мужчины есть подруга, он счастлив. Разве мы не можем желать человеку счастья? Я желаю тебе счастья.
— Спасибо, Сельва, — сказал Эн-2, — спасибо, но…
— А, чтоб тебя… Никаких «но»! — перебила старая Сельва. — Разве мы не можем желать человеку счастья? Мы для того и делаем наше дело, чтобы люди были счастливы. Какой был бы в нем смысл, если бы оно делалось не для счастья людей? То, что мы делаем, делается для счастья. Разве не так?
— Так, — ответил Эн-2.
— Разве не так? — повторила Сельва, глядя на них обоих. — Нужно, чтобы люди были счастливы, черт подери! А если люди не могут быть счастливы — какой смысл в том, что мы делаем? Скажи ты, девушка. Разве был бы во всем этом какой-нибудь смысл?
— Не знаю, — сказала Берта.
Она оставалась серьезной, могло показаться, что она вообще не ответила; она на миг подняла лицо, но могло показаться, что она вовсе его не поднимала.
— Был бы смысл во всем, что мы делаем?
— Нет, Сельва. По-моему, не было бы.
— А то неужто был бы? Конечно, нет.
— Правильно, Сельва. Ни в чем на свете не было бы смысла.
— Ни в чем на свете не было бы смысла. Верно, девушка?
— Не знаю, — опять ответила Берта.
— А может быть, в чем-нибудь все-таки был бы смысл?
— Нет, — ответил Эн-2. — По-моему, нет.
— Какой смысл был бы в наших подпольных листках? Какой смысл был бы во всей нашей конспирации?
— По-моему, никакого.
— А все товарищи, которых расстреляли! Они ради чего погибли бы? Был бы в этом смысл? Никакого!
— Никакого, Сельва.
— Разве хоть что-нибудь на свете имело бы смысл? Например, бомбы, которые мы изготовляем?
— Да, по-моему, ничего не имело бы смысла.
— Ничего не имело бы смысла. Или, может быть, все равно имело бы смысл убивать наших врагов?
— Нет, не имело бы. По-моему, нет.
— Нет, нет. Нужно, чтобы люди могли быть счастливыми. Если имеет смысл делать что-нибудь, то только ради счастья, чтобы оно было у всех людей. Разве не в этом смысл всего?
— В этом, Сельва.
— Скажи-ка ты, девушка. Разве не в этом смысл?
— Я не знаю, — ответила Берта.
— Не знаешь! — сказала Сельва. — Это ты только так говоришь, а сама отлично все знаешь. Как можно этого не знать?
— Знает она, знает! — вмешался Эн-2. В глазах у него все еще бегали искры. — Как она может этого не знать, по-твоему?
— Я знаю, что она знает, — сказала Сельва. — Ведь и ты это знаешь. — Она смело глядела на них обоих. — И ты знаешь, и она знает не хуже тебя. А все-таки вы несчастливые.
— Мы несчастливые?
— Да, вы оба.
— Ты в этом уверена?
— Уверена. Оба вы несчастливые. — Старая Сельва снова обратилась к Берте: — Правильно, девушка?
Берта выдержала ее взгляд, но не ответила.
— Нет, — сказала Сельва. — Ты приходишь к себе домой — и что ты делаешь? Входишь в свою комнату — и что ты делаешь?
Берта не отвечала.
— Что же ты делаешь? У тебя там есть кровать, ты ложишься. А потом? Что ты делаешь, когда ложишься? Ничего. Ты даже не спишь.
— Не спит? — переспросил Эн-2.
— Не может спать. Она лежит в постели — и ничего. Ничего у нее нет, кроме призрака.
— Призрака? — сказал Эн-2.
— С нею только призрак.
— Смотри-ка ты! — сказал Эн-2. И обратился к Берте: — С тобою бывает призрак?
Берта не отвечала.
— А у тебя разве иначе? — продолжала Сельва. — Что у тебя-то есть в доме? В комнате? Ничего!
— Ничего?
— Даже хуже. У тебя есть платье, которое висит у двери.
— Платье у двери?
— Я сама видела. Женское платье висит у двери.
Эн-2 обратился к Берте:
