— Если только она сделала Бурмина своим наследником, это может быть очень недурно.
Мать умолкла и выжидающе посмотрела на дочь. Алина знала, чего она ждёт, но решила побесить:
— Было весело, — заметила. К своему удивлению, она и правда не скучала. — Вообразите, с какими забавными девицами я нынче познакомилась. Эти сёстры Вельде…
Мать рывком опустила штору, зашипела дочери:
— Не вижу, чтобы у тебя было время водить знакомства с девицами.
Отец закатил глаза и шумно, напоказ, вздохнул. Супруга метнула в него негодующий взор:
— Я в кои-то веки жду от вас поддержки!
Тот сделал кислую мину, безразлично пробормотал:
— Да, Алина, maman, как всегда, права, — и закрыл глаза.
Алина презрительно хмыкнула. Мать завелась:
— Ужасная твоя история пока не дошла сюда из Петербурга. Но дойдёт! Рано или поздно. Стоит только какой-нибудь тётушке или кумушке настрочить письмо какой-нибудь здешней даме — и всё пропало. Понимаешь ты это сама ли, нет? Сплетни разнесутся мгновенно! Тогда не то что о подходящем браке можешь забыть. Перед тобой закроются дома и здесь!
Она упала на спинку сиденья:
— Ещё эта стерва Облакова прикатила. Как назло. Эта точно разнесёт всем.
— Если только она знает, — буркнула Алина.
— Ты не пререкайся! А торопись! В твоих обстоятельствах…
— Мне не нужно напоминать! — огрызнулась дочь.
Остаток пути ехали в молчании.
— …И у него сотня с лишком душ, — подсчитывала вслух мать. — Хотя с расходами на обмундирование, на лошадей… И ещё жалованье. Оно ведь будет расти. Ведь он ещё только ротмистр. Лоботряс, конечно. Ну да если серьёзная жена его крепко в свои руки заберёт…
Рыдван их крякнул на выбоине, остановился. Все три девицы Вельде покачнулись, как китайские игрушки.
Мать раскрыла и поднесла свою записную книжечку к глазам:
— Ах, нет, слишком темно. Ну да завтрак я и так помню. Пора навестить мадам Печерскую.
Сунула книжечку между подушками сиденья. Деловито распахнула дверцу. Остановилась на подножке, вдохнула преувеличенно бодро:
— Какой чудесный воздух.
Сёстры поёжились от ночной сырости, которая ворвалась в карету, сунулась под их плащи, бальные платья. Выходить не хотелось, хотелось спать.
Но платья! Платья надо было беречь. Других не было и не предвиделось.
Поёживаясь, вздрагивая от холода, стукаясь то локтями, то плечами, сёстры Вельде принялись высвобождаться из своих бальных туалетов. Переодеваться в ночные сорочки, заплатанные-перезаплатанные.
Мать посмотрела на чёрную чащу леса. Послушала привычные ночные звуки: шорохи, щёлканье, уханье. Волков, говорят, развелось — страсть. Ну да говорят также: волков бояться — в лес не ходить. А куда ж тогда прикажете податься бедной вдове да с тремя дочерьми на выданье?
В темноте тихонько воркотал ручеёк.
— Ну что сидите? — поторопила мать. — Михайла, мне всё нравится. Распрягай!
Старый кучер Михайла, их единственный крепостной, и так уж выпрягал крепенького мохнатого конька, их единственную живность. Без распоряжений отвёл конька по другую сторону, спутал ему на ночь ноги. Сам бросил тулуп под дубом, чтобы своим присутствием не смущать барыню и барышень. Стал раскладывать себе костерок. Вечерняя процедура была давно привычна им всем.
Сёстры по очереди спрыгнули с подножки, поднимая подолы: Катя, Елена, Лиза. Ноги сразу намокли от росы.
— А волки? — спросила Катя.
Елена вместо ответа, высоко поднимая над травой босые мокрые ноги, пошла к ручью.
За ней — Лиза со старинным сафьяновым несессером в руках.
Кате не оставалось ничего, как вздохнуть и пойти следом.
— Унизительно, — согласилась Елена, поболтала зубной щёткой в ручье, передала Кате, которая, ёжась, плескала в лицо холодную воду:
— А что делать? Замужество — единственный путь из… всего этого.
— Нищеты, назови как есть. — Катя окунула щётку в зубной порошок, принялась водить по зубам.
— Не только. А вообще, — поправила её Елена.
— Но ведь ты сама сказала: господин Егошин — противный, — возразила Лиза, остановив щётку в волосах.
— Ты чесаться закончила? — протянула руку Елена.
Лиза вынула щётку — подала сестре. Разобрала волосы на три пряди, стала закидывать их, плести косу.
— Противный. Но он хорошая партия, — расчёсываясь, пояснила Елена. — Что ж делать? Остальные выборы хуже.
— Какие остальные?
— Будто у незамужних их много. Монастырь. Или в гувернантки идти. Или приживалкой.
— Да, ужасно. — Катя сполоснула зубную щётку — протянула Лизе. — Тут и за козла пойдёшь.
— Я целовалась с ротмистром Савельевым, — сообщила та.
Сёстры разом обернулись:
— И как?
Вместо ответа Лиза принялась остервенело возить по зубам щёткой.
— Ротмистр Савельев тоже противный? — спросила Елена.
Катя закатила глаза:
— Мама говорит, у него сто душ крестьян. И жалованье. И он лоботряс.
— Так противный или нет?
— Твоя очередь.
Та не спешила взять.
— Лиза!
— А?
— Что ты почувствовала, когда
