ишаков оставить! Пусть они сами ездят на них.
Ровно через час весь скот был собран. Хорошаев к неописуемой радости бойцов обнаружил два мешка махорки, даже с курительной бумагой. Потом в глубокой яме нашли мешок с чаем, мешок спичек, десять мешков муки, жиры, пудов шесть соли, мешков двадцать ячменя, ковры, много мануфактуры.
Это все было награблено басмачами. Собрали много разнокалиберного оружия всяких образцов с боеприпасами.
Навьючив верблюдов, стали готовиться к отъезду. Вдруг слышу настойчивый голос проводника Жеке, который доказывает Хорошаеву:
— Ни в коем случае нельзя оставлять бандитам это добро. Бочки и бурдюки в пустыне дороже золота!
— Да, да! Вы правы, Жеке, это действительно так. Сейчас у нас есть хороший транспорт — верблюды. Возьмите трех красноармейцев, покажите, как вьючить.
— Все готово к выступлению, товарищ командир. Я уже выделил боевое охранение. И погонщики нашлись, — доложил помощник командира взвода.
Я посмотрел на часы. Было двадцать два часа, а луна еще не взошла. Мы взяли маршрут к колодцу Босога. К утру благополучно достигли перевала. Луна поднялась высоко и ярко освещала растянувшуюся на целый километр колонну. Переправившись через небольшой перевал, мы спустились к подножью гор.
Головной дозор подал сигнал, что впереди движется группа всадников.
Остановили колонну. Дозор поскакал вперед. Я посмотрел в бинокль, видно было хорошо. За кочками заметил несколько затаившихся человек.
— Вы видите? — спросил у меня Клигман.
— Вижу, вижу. По-видимому, наши. Бандиты никогда бы не решились вступать в бой с нами после такой бани.
— Да, да. Скорее всего это наши, они приняли нас за банду.
Пока мы рассуждали, наш дозор выяснил обстановку: это оказалось отделение, высланное командиром дивизиона на разведку. Они искали нас.
Наша колонна двинулась вперед после сигнала головного дозора: «Путь открыт».
Старший группы, высланный нам навстречу, рассказал о том, что командир дивизиона и весь гарнизон очень беспокоятся за нашу судьбу. Думали: возможно, банда снялась со своей базы и ушла или мы попали в засаду.
Командир отделения не скрывал радости.
— Когда прибудет такая колонна, вот будет веселье!
— Чем вы питались эти двое суток? — спросил Клигман.
— Люди? — он повел плечами и вздохнул. — Воздухом. Командир дивизиона пообещал зарезать одного бандитского коня.
Пока мы разговаривали с командиром отделения, красноармейцы оживленно угощали прибывших из гарнизона вареным мясом.
— Угощайтесь, угощайтесь. На второе подадим курево. Мы сыты, но двое суток не смыкали глаз.
Двух красноармейцев отправили нарочными к командиру дивизиона, чтобы они нас не, приняли за басмачей.
Через два часа мы прибыли. Мой рапорт командиру дивизиона был по всем правилам Военного устава.
— Видим, видим, — он обнял меня, расцеловал. — А мы так беспокоились.
Все командиры собрались в тени мазара. Подошел старшина дивизиона:
— Разрешите доложить о результатах подсчета трофеев? Баранов две тысячи сто, лошадей пятьдесят три, среди них пятнадцать строевых хороших коней. Верблюдов двести семнадцать, коров двадцать. Фуража — ячменя двадцать мешков, пшеничной муки десять мешков, мешок чая, три мешка сахара, два мешка махорки, соли пять мешков, жиров примерно килограммов сто. Много всякой Мануфактуры, несколько ковров.
Для штаба привезли хорошую юрту из кошмы. Пленных — семьдесят один человек. Оружие не считали, доложу дополнительно.
— Ну, старшина, накормите людей досыта. Теперь в твоем распоряжении все есть. Учтите махорку, муку, ячмень, сахар строго нормировать. Ясно?
— Есть!
Ординарец командира дивизиона принес несколько лепешек, сахар и горячий чай.
— Угощайтесь. Это — гостинцы от наших «друзей»…
Все весело засмеялись и принялись пить чай. Я наблюдал, с каким аппетитом пили чай командиры.
— Вкусные лепешки, хотя и сухие! — похваливали они.
— Как же, конечно, вкусные после двухдневной уразы! Хотя я и не мусульманин, но пришлось соблюдать этот обычай, — с усмешкой сказал командир дивизиона. — Товариш, и Клигман и Дженчураев, идите, отдыхайте. Охрану возлагаю на взвод Митракова.
Солнце с самого утра уже жгло немилосердно. Перед глазами рябил прозрачный горячий воздух. Мы с Клигманом стояли в трусах у колодца, обливались холодной водой.
Я забрался в щель, которую вырыл Артамошкин, и сразу уснул, как убитый, не чувствуя ни жары, ни духоты. Когда я встал, бойцы моего взвода еще спали. Бойцы взвода Митракова, получив муку и жиры, готовили оладьи в солдатских котелках.
Митраков подошел ко мне:
— Ну как отдохнул? Пошли. Мои бойцы угостят оладьями. Тебя приглашают на самое почетное место.
Бойцы Митракова в трусах и сапогах на босую ногу суетились возле нас. Угощали у каждого костра.
Поблагодарив кулинаров, мы сели с Митраковым на бугорок, крепко затянулись махорочкой.
Митраков вздохнул:
— Сколько времени мы путешествуем?
— Три месяца как выехали из Кызыл-Орды. Из них — два месяца с бандюгой возимся. Что делается в нашей стране, не знаем. Ни радио не слушаем, ни газет не читаем. Полная изоляция.
— Знаешь, Джаманкул, — душевно заговорил Митраков. — Я один приехал в Гурьев, а семью оставил на границе. И обещал им послать литер для переезда. Так и не успел этого сделать. Они ждут и не знают, где я нахожусь. А я загораю на этом Босогинском курорте…
Митраков задумался.
— Мою жену зовут Лушей, а сына Дмитрием, — через минуту заговорил он. — Ему уже шесть лет. Такой же рыжий, как я. Бывало, прихожу с границы, беру баян и играю, а он пляшет. Такой потешный малый! Соскучился я по нему. Еще долго придется загорать здесь. Это я чувствую.
— Вася, басмачей мы, конечно, уничтожим. Приедут наши семьи, ты будешь играть на баяне, а я с твоим сыном буду плясать. Ты не горюй.
— А ты умеешь плясать?
— Постараюсь не покраснеть перед твоим сыном.
— А ты давно женат?
— Нет. Первый ребенок должен родиться. Жена осталась в Кызыл-Орде.
— Зачем же там оставил?
— Это целая история. В тот день, когда мы выехали, отвез ее в роддом. Кто у нас родился: сын или дочь — не знаю.
— А как ты сам думаешь? Сын или дочь?
— Я сказал жене, чтобы она родила сына. Как выполнила мое желание — не знаю. Будем живы — увидим.
Подошел политрук Клигман, весь опухший от сна. Присел рядом с нами.
— Ну, два командующих, о чем мечтаете?
Солнце садилось. Закат был багрово-красный. Я указал на закат.
— Мечтаем о прохладе. Скорее бы солнце скрылось за горизонтом.
Митраков даже рукой махнул несколько раз, чтобы скорее оно уходило.
— Товарищ политрук, — спросил Митраков, — вы женаты? Или есть у вас невеста?
— Да, есть на Украине невеста. Я обещал поехать за ней и привезти в Гурьев в марте, но не удалось. Все некогда нам, а потом ранили, лежал в больнице. Недавно выписали и тут же поехал с вами. Я
