Приземлялся капитан уже в темноте. Оставив самолет на рулежке, не сказав никому ни слова, он пешком ушел в лагерь.
Войдя в опустевшую хижину, Володя бросился на койку и, заложив руки за голову, уставился в потолок.
«Что же делать? — думал он. — Что делать? Звонить в Ханой, просить поисковую группу? Да и будут ли искать? Или спишут без вести пропавшим? Там же лес сплошной, не группа нужна — армия… Майор сам говорил — не ищите, если пропаду… А я что, всю жизнь свиньей себя чувствовать теперь должен? — неожиданно разозлился Володя. — Вот уж хрен! Утром еще раз полечу. Прочешу все, хоть мертвого, но найду! Нет, не так! Найду живого и невредимого! Надо будет — «вертушку» у вьетнамцев возьму! А нет, так и на «Балалайке» слетаю…».
С этой мыслью он уснул.
Утром Володя снова улетел на поиски майора. Сделав за день три вылета, он сумел осмотреть все пространство вдоль границы с демилитаризованной зоной, но не обнаружил выгоревшего или поваленного леса, какой непременно должен был бы остаться после падения самолета. Он сумел также отыскать три-четыре подходящих площадки в джунглях, где теоретически мог бы приземлиться истребитель майора, — однако и они с воздуха выглядели пустыми и заброшенными.
Остаток дня Володя провалялся в хижине, глядя в потолок. Было тошно и горько, — за какие-то сутки война как языком слизала троих его друзей. Так плохо он себя не чувствовал еще никогда.
Когда завечерело, в хижину постучался повар-вьетнамец, беспокоившийся из-за отсутствия офицера на обеде и ужине:
— Принести есть?
— Нет, — равнодушно ответил капитан.
— Ты не болеть? — с тревогой спросил повар.
— Нет. Устал…
— А-а… — кивнул вьетнамец. — Ладно.
Он ушел, и Володя вдруг вспомнил, что видел у майора какие-то запечатанные конверты. Как раз тогда, в день гибели Ашота. «Может, письма? — подумал капитан. — Давно, кстати, не писал мне никто…».
Порывшись в вещах Хваленского, Володя и в самом деле нашел там письма. Одно от бати, одно от однокашника, и еще одно, самое тоненькое — от Лили. Она почему-то молчала аж с октября, хотя он время от времени писал ей. Ее письмо капитан вскрыл первым.
«Дорогой Володя! Прости что не писала так долго. Времени совсем не хватает. («Ну-ну…» — равнодушно подумал Володя). Мечусь как белка в колесе. Работаю в школе учительницей младших классов, — ты не представляешь, как это интересно («Ага…» — подумал инструктор). Детки видят в тебе вторую маму, и нужно быть ею для них. Праздники, дни рождения с ними отмечаем. Все твои письма получаю, но все не хватает времени ответить. Ты все там же, в жаркой южной стране? («Угу, черт бы ее побрал…»). Мне, кстати, очень понравилось твое октябрьское письмо, где ты описывал полет над морским побережьем («Было дело, летал я там… еще курсантом»). Вот эти строчки: «…раннее утро, солнце только-только выглянуло из-за горизонта, — а пара наших истребителей уже несется вдоль морского берега на бреющем полете. Мы летим всего в пятидесяти метрах над песчаным берегом, оглашая окрестности громким ревом турбин и пугая чаек. Этот участок берега обычно пустынен, поэтому мы иногда так развлекаемся. Так здорово лететь над прибоем, на самой границе трех стихий — воздуха, воды и земли, — оседлав четвертую — огонь! За спиной шумит двигатель — табун из тысяч лошадок… И я стремительно несусь мимо мелькающих за стеклом утесов и дюн туда, вдаль! Это потрясающе, — власть над пространством и даже временем! Захочу — лечу низко-низко, и земля быстро уносится назад. Захочу — набираю высоту, и земля внизу тащится едва-едва…». Просто потрясающе! Ты не думал о том, чтобы стать писателем? У тебя бы вышло.
Володь, увы, заканчиваю письмо, мне пора кормить ребенка. Да, совсем забыла написать, я ведь вышла замуж…».
Внутри у капитана что-то оборвалось, и на душе стало совсем горько. Дальше Володя читать не стал, — просто скомкал письмо и швырнул его в мусорное ведро.
— С-сука! — процедил он сквозь зубы и, подавив искушение открыть последнюю бутылку водки, завалился спать.
Утром капитан взял себя в руки и, сделав, наконец, утреннюю зарядку, пошел на аэродром. Война войной, — а учеба по расписанию. Обязанностей по подготовке курсантов с него никто не снимал. Но и о Хваленском Володя не забыл, — поговорил с Ваном, и тот обещал выслать к местам возможной посадки майора вертолет.
Успокоившись, Володя поспешил в бункер неподалеку от ангаров, где обычно проводились теоретические занятия.
…Увы, «вертушка» вернулась ни с чем. Вертолетчики облетели все намеченные капитаном площадки, — но, как доложил ее пилот, следов посадки МиГа нигде не было видно.
— А вы приземлялись там, чтобы проверить? — спросил Володя.
— Нет, — помотал головой вьетнамец. По-русски он говорил довольно сносно — как оказалось, учился в Союзе.
— А почему?
— Потому, — отозвался пилот. — С воздуха и так видно, что нет ничего там. Ни самолета, ни обломков.
— А парашют там, или лес поваленный?
— Ничего. Воронок в лесу много — американцев там нападало немало. Но все они старые. Не буду ж я над каждой зависать… — в голосе вертолетчика мелькнула злоба на непонятливого русского офицера. Володя понял, что не высаживались поисковики спешили побыстрее убраться из опасного района, где легко можно было схлопотать ракету или снаряд — и тяжело вздохнул:
— Ясно… Спасибо…
Вертолетчик ушел. Володя снова задумался, потом, тяжело вздохнув, пошел в лагерь.
Глава 3
Возвращение блудного сына
Ни на второй, ни на третий день Хваленский не вернулся. Володя еще дважды летал в те места, где мог упасть его самолет, но по-прежнему ничего не обнаружил. В Ханой он звонить не стал, решив выждать хотя бы неделю. Хотя и сомневался — может, зря? Может, лучше все-таки повиниться, но майора найдут?
Потом Володя вспомнил, что говорил прошлым летом Хваленский: «В такую глушь упрячут, что проще сразу застрелиться». И понял, что майор не зря велел не докладывать о его пропаже — наверняка опасался, что его и упрячут за самодеятельность.
Мысль о том, что Хваленский переметнулся к американцам, Володя сразу отогнал. Не из тех людей был майор, которые при первом удобном случае предают свою страну. Да и руки у него уже по локоть были в американской крови…
На пятые сутки капитан вернулся к работе. Прислали десять новых МиГов, которые предстояло облетывать; никто также не отменял занятия с новичками-курсантами, а из четырех инструкторов остался он один. Пришлось впрягаться…
…Шел восьмой день с того момента, как пропал Хваленский. Капитан вел занятие с курсантами, и как раз объяснял им основы теории воздушного боя, как вдруг в кабинет вошел незнакомый плотный офицер. Судя по погонам — полковник.
— Добрый день, — поздоровался он. — Где я могу найти майора Хваленского?
— В лагере, — ляпнул Володя, а сам почувствовал, как в животе стремительно холодеет. «Приехали… И кто это? Лицо незнакомое…».
— Хорошо, я сам найду, — вежливо улыбнулся полковник и исчез.
— На чем я остановился… — произнес Володя, собираясь с мыслями. — Ах да… Так вот, выходите в хвост вражеским самолетам…
Он продолжал рассказывать, а сам все ждал, что вот сейчас снова появится полковник и спросит: а где же все-таки товарищ майор?
Полковник не появился. Закончив занятие, Володя попрощался с вьетнамцами и, выйдя из бункера, направился в лагерь на обед. Чтобы попасть в барак-столовую, ему надо было пройти мимо своей хижины. Возле нее стоял запыленный «газик» с незнакомыми номерами. Не удержавшись, капитан вошел в бунгало — и остолбенел: за столиком, спиной к нему, сидел тот самый полковник и беседовал с… Хваленским.
— Товарищ майор… — радостно начал Володя, но Хваленский вдруг бросил на него убийственный взгляд: мол, заткнись, — и капитан поспешно умолк. Полковник неторопливо обернулся.
— А, это вы, капитан… — усмехнулся он. — Ну что ж, раз появились — заходите. У нас тут разговор есть… Вас тоже касается.
— Слушаюсь… — кивнул Володя. Пододвинув табуретку, он присел рядом с офицерами. Про себя отметил, что перед полковником лежат какие-то фотографии.
— Меня зовут Дмитрий Иванович, — представился полковник. — Я из военной разведки. Сейчас мы с товарищем майором как раз говорим об одном американском самолете. Слышали, быть может, о таком? F-111 называется.
— Нет, не слышал.
— Вот его снимок, — полковник пододвинул капитану фотографию остроносого самолета. Капитан глянул на нее и прикинул, что американец больше их МиГа, пожалуй, раза в полтора. — Машина новая, сейчас проходит испытания в войсках. Американцы решили опробовать их в боях, поэтому прислали несколько таких сюда, во Вьетнам. Нам поручено добыть летный экземпляр этого самолета. Подчеркиваю — летный.
