Помолчав, майор стал неторопливо рассказывать:
— Извини, позвонить не мог — неоткуда было… В общем, я там, под Кхесанью, с полсотни вторыми сцепился, попали в меня малость… двигатель встал, я спланировал и сел в демилитаризованной зоне…
— То есть — с полсотни вторыми? — оторопел Володя. Так они называли стратегические восьмимоторные бомбардировщики B-52 «Стратофортресс». Но до сих пор летчики видели их только на фотографиях, да учебных плакатах.
— Угу, они самые… — кивнул Хваленский. — Четыре машины, шли к базе с запада, чтобы отбомбиться по вьетнамским позициям. Я их заметил, — и как тогда с «Фантомами» поступил — поднырнул под них, развернулся с набором высоты, сел на хвост, и… В общем, у них там сзади пулеметы стоят, но стрелки не сразу докумекали, что это такое к ним приближается. А пока опомнились — я уже в замыкающего ракету всадил и из пушки его огулял…
— А вторую почему не выпустили?
— С пилона не сошла, — вздохнул майор. — Я ее потом сбросил, когда домой тянул — неисправна оказалась, или еще что там, но не сошла, в общем, хотя захват цели был… Короче, смотрю — «Боинг» мой снижаться стал, двигатель горит, да еще шлейф гидрашки и керосина тянется… Думаю — все, отлетался, американец! Какое там… Люки открыл, бомбы высыпал — и стал за остальными подтягиваться. А у меня уже боеприпасы кончились, пришлось отваливать и к себе тянуть… уже и движок мой барахлить начал — видно, шальная пуля достала…
— А те улетели?
— Угу, — кивнул Хваленский. — Но своего я все-таки добился. Тот янки отбомбился не по целям, а по пустым горам. Все одно не зря летал…
— Тоже верно…
— Жаль, вторая ракета не сошла… Я бы все-таки, наверное, завалил тот бомбер…
— Да что теперь жалеть… — пожал плечами капитан.
— Ты прав… — Хваленский помолчал. — Ну, в общем, дальше вот что было. При возвращении двигатель забарахлил. Топлива вроде еще много, — а обороты падают. Я шасси-закрылки выпустил, да с тобой связался, — тут он и вовсе встал. А самолет-то жалко — прыгать не хочу. Благо высота есть — планирую, ищу площадку…
— И что?
— Повезло. Вижу, просека какая-то. Времени длину ее оценивать, ясно, нету. Других вариантов тоже нет — одни джунгли кругом. Прямо в воздухе выпускаю тормозной парашют, чтобы скорость погасить побыстрее, притираю самолет к этой просеке, — и молюсь, чтобы пня не встретить… Взорвусь ведь — никто и костей не сыщет! Мне там первый раз страшно по-настоящему стало, Володь… Первый раз за всю войну…
— А до того вы что чувствовали? — полюбопытствовал капитан.
— А ничего… — майор опрокинул стакан и закусил хлебом. — Когда Ашота увозили, у меня внутри какая-то… не знаю, как сказать… Пустота, что ли… Да, наверное, именно пустота появилась… И злоба. Не передать, какая злоба… Готов был всех и вся порвать. Ничего не соображал, пока не решил отомстить за него, страшно отомстить… Чтобы навек запомнили… — он осекся, крепко сжав зубы и зажмурившись, потом тихим голосом закончил:
— Как решил — проще стало… Вертушку на Ханой отправили… я в джип — и к дежурному звену… Спорить со мной никто не стал, привыкли уже… Пустили в кабину… Ну, а дальше ты и сам знаешь что было…
— Но заправщик ведь не из-за налета загорелся… — медленно произнес Маргелов.
— А мне насрать, — равнодушно отозвался Хваленский, глядя на подчиненного, и во взгляде его царила пустота. — Не было бы тут американцев — не было бы войны, и нас бы сюда не отправили… Как ни крути, янки виноваты.
— Ну… отчасти вы правы, — согласился Володя.
— Я знаю…
Опять повисло молчание. Потом майор продолжил:
— Притер я самолет к земле… Остановился… Повезло — ни пень колесом не словил, ни дерево крылом… Открываю фонарь — птички поют, ветерок в листве шумит, где-то невдалеке водопад шумит… Красота! — майор мечтательно зажмурился. — А я сижу и пытаюсь понять, — где меня угораздило приземлиться? Северный Вьетнам или Южный? В общем, выбрался из самолета, пистолет достал — а тут и местные подоспели. Чуть не постреляли мы друг друга сначала. Они меня за американца приняли — лицо не местное, самолет камуфлированный… Кое-как объяснились. Я им эмблемы на самолете показал, потом пояснил, откуда прилетел — поверили…
— А дальше что было?
— Самолет ветками замаскировали, да к ним в деревню пошли, — пожал плечами Хваленский. — Оказалось, я всего-то километров семьдесят и не дотянул до базы. В деревню пришли — а там к свадьбе готовятся. Рис готовят, еще какие-то блюда, столы накрывают. Меня сразу к старейшине повели, на допрос…
— На допрос?
— Ну, а как это еще назвать? — усмехнулся майор. — У дверей — два хлопца с автоматами, еще какой-то дядя с винтовкой, у старика — пистолет…
— А-а, понятно…
— Старейшина, в общем-то, уже понял, что я свой. Хоть и не местный. Взгляд у него, как у Кастро — рентген! Спрашивает, а сам цепко так смотрит на меня. Хрен обманешь такого, враз просечет… Фам Нгок Бай его зовут. Поспрашивал он меня о том, о сем, я упомянул, что из Союза приехал, тут дядя с винтовкой встрял — и по-русски спрашивает, как там в Москве сейчас! Я удивился, — оказалось, он врач местный, в Союзе у нас учился. После этого мы уже расслабились, поговорили о новостях. Про самолет, кстати, Фам спросил — не надо ли помочь чем. Я попросил охранять его, — он почти без повреждений, может, еще вытащим да отремонтируем… — майор похрустел сухариком. — Потом меня на свадьбу позвали. Скромно у них все, но со вкусом. Вся деревня гуляла. Невеста — девочка совсем, красивая такая… Все они в молодости красивые, вьетнамки-то… А жениху уже лет двадцать, наверное. Серьезный такой, что ай-яй-яй. Начали им гости подарки дарить, — кувшины, корзины, припасы, одежду… Я стою как бедный родственник… вроде почтенный гость, летчик, — но дарить нечего…
— И как выкрутились?
— Парашют им подарил, — усмехнулся Хваленский, и взгляд его неожиданно потеплел. — То ж сплошной шелк да веревки. Сколько всего сшить можно — не представляю…
— Оригинально! — улыбнулся Володя.
— Ага… Я парашют зачем-то с собой в деревню притащил, в самолете не бросил. Оказалось, не зря. Оценили по достоинству. По их понятиям, правда, надо подарки и жениху, и невесте делать, — два то есть сразу. Одному кому-то — плохая примета. Так я как выкрутился — сумку от парашюта тоже подарил, — усмехнулся Хваленский.
— А потом что было?
— Отпраздновали, как полагается. Как раз остаток дня и догуляли. Потом еще четыре дня ждали, пока починят мост через ущелье, который американцы разбомбили. В принципе, местные могли бы меня и тропинками вывести, кружным путем, — но, видать, не так хорошо еще доверяли. Так что жил я в их деревне, да смотрел на их жизнь…
— И как?
— Бедно, по нашим меркам. Домики — как наша хижина. В семьях — по четыре-пять детей. Буйвол если есть — это уже зажиточная семья выходит… Но они как-то счастливее нас. Хоть и пашут с рассвета до заката, и живут на авось, — но не выглядят угнетенными. Хрен таких кто завоюет… Какой там коммунизм, — они при нем уже сотни лет живут! Не, я, может, и перегибаю палку… — запнулся летчик, — но община для них главное. Да как иначе выживешь, если рисовые поля одному не обработать… У них там и школа есть, ребятишек читать-писать учат. И врач имеется, я про него тебе говорил…
— А когда мост починили, что было? — спросил Володя.
— Меня на базу повезли, — пожал плечами майор. — В соседнем селе грузовик был, вот на нем и поехали. Четыре дня ехать пришлось — там же горы, все дороги — проселочные, крюка такого дают, что ой… Да еще машина то и дело ломалась… Километров десять проедешь — закипает. Еще десять — колесо спускает. В Хыонгкхе нас еще патруль задержал на полдня. Мол, что за личность такая — не пленный ли? Когда выяснили, кто я таков — отпустили с миром. Даже покормили…
— А вас прямо до базы довезли?
— Да не, километрах в десяти опять встали — радиатор снова закипел. Тут смотрю, — мимо грузовик с нашей базы чешет. Я остановил его, гляжу — рядом с водителем зампотех наш. Он, конечно, сильно удивился, но взял с собой. Нгуена на прощанье заправили по самую пробку, еще с собой канистру дали и кое-какого барахла — веревки там, запчасти, инструменты… Попрощались и разъехались. Хорошие все-таки эти ребята — вьетнамцы… — заключил Хваленский. — И ведь сами нищие, — а мне помогли…
— Хорошо, что вы появились… — сказал Володя. — Я в Ханой, кстати, еще не звонил по поводу вашего исчезновения…
— Да мне в общем-то похер, — равнодушно отозвался майор. — Все одно, через две недели мне домой… У тебя тут как дела?
— Да в целом ничего…
— Это хорошо. Сегодня летать планируешь?
— Нет.
— Тогда давай тяпнем… за возвращение мое… Будешь?
— Давайте…
Выпили. Закусили. Посидели, ощущая, как по телу разливается приятная теплота.
