ладошкой. – Пошли.
Он проводил Отто Вехтера взглядом, затем потянул на себя тяжелую дверь склада и пропустил меня первой. Войдя, старичок запер замок длинным ключом и снова поманил меня за собой.
Склад был огромным, но меня ужасало другое. Вдоль стен, вплоть до потолка, он был завален еще не вскрытыми чемоданами, сумками и портфелями. У вещей сидели заключенные, которые резво перебирали содержимое, изредка отрываясь, чтобы что-то записать в блокноты, лежащие на коленях. Другие заключенные катили перед собой тяжелые тележки, груженные уже отсортированными вещами. Я закусила губу, увидев, как худенькая девушка подбирает с пола упавшего игрушечного медвежонка и бросает его к остальным вещам.
– Как тебя зовут? – спросил старичок, не оборачиваясь.
– Элла. Элла Пашкевич.
– Русская?
– Да.
– Соломон Ульман. Композитор, превратившийся в кладовщика. Можешь звать меня Шломо, как остальные, – он перешел на русский язык и в голосе послышалась улыбка, однако тут же исчезла.
– Композитор? – удивилась я, заставив Шломо все-таки обернуться.
– Композитор, скрипач… Теперь кладовщик и бухгалтер господина Вехтера, – сухо рассмеялся он, выуживая из кармана телогрейки самокрутку. – Еще шесть лет назад Ульман играл в Москве на сцене, а теперь потерял все зубы и гадает, доживет ли до завтрашнего утра. Но ответь мне, Элла. Зачем ты начала сотрудничать с немцами? Капо в лагере одинаково ненавидят и те, и другие.
– Все решили за меня, – тихо ответила я, но Шломо услышал. Его сухие, сморщенные губы вновь тронула улыбка.
– Как и за многих, – вздохнул он и, выпустив в воздух тонкую струйку дыма, добавил. – Это «Канада-два». Вещевой склад, где мы занимаемся сортировкой, осмотром и складированием вещей других заключенных. Работа не пыльная и легкая, в отличие от рытья ям, на которых я заработал грыжу. Хорошо, что господину Вехтеру понадобился толковый бухгалтер, а я, представь себе, как раз освоил эту профессию, пока грезил скрипкой и большой сценой…
Я молчала и улыбалась. Впервые за долгое время со мной кто-то разговаривал, как с равной. Не пытаясь обидеть или задеть. Хотя бы за это я уже была безмерно благодарна Соломону Ульману, которого все звали Шломо.
– Так, для болтовни не время. Порой господин Вехтер наведывается на склад и ругается, если видит, что кто-то мается без дела, – продолжил Шломо. – Плетка у господина Вехтера бьет больно и сильно. Нежной коже точно не понравится.
– Я готова делать, что вы мне скажете.
– А у тебя выбора нет, девочка, – улыбнулся старичок. – Как и у всех нас. Желающих стать капо всегда больше. Зевнуть не успеешь, как твое место займет другой, а солдат уже ведет тебя в печь, чтобы согреть твои косточки. Но не будем об ужасах на голодный желудок. Это вредно для здоровья. Работа, как уже сказал, не пыльная. Сиди и чемоданы разбирай. Одежду к одежде, обувь к обуви… золото к золоту.
– А как понять, что это золото? – осторожно спросила я, заставив Шломо нахмуриться.
– Увидишь и сразу поймешь. Другого металла в чемоданах не прячут, так-то. Если попадутся камешки… маленькие такие, прозрачные… Меня зови сразу. Их отдельно, под опись, господину коменданту отдают. Ну и если понравится что-то, откладывай, потом у господина Вехтера разрешение спросить можно.
– Чужое? – настал мой черед хмуриться. Глаза старичка грустно блеснули.
– Чужое. Да хозяевам уже не нужное, девочка. Не ты себе заберешь, так в Германию поездом поедет. Сама вон слышала, – махнул он рукой. Затем огляделся по сторонам и, повысив голос, снова перешел на немецкий. – Рутка, подойди сюда, милая.
К нам подошла худенькая девочка с неровно остриженными соломенными волосами. Её глаза с любопытством оценивающе по мне скользнули. На вид Рутке было лет двенадцать. Почти моя ровесница. Странно было видеть здесь другого ребенка.
– Внучка моя, – представил девочку Шломо. – Господин комендант разрешил оставить, когда выяснилось, что я счету бухгалтерскому обучен.
– А родители? – спросила я. В глазах Шломо блеснула боль, но ответила за него Рутка.
– А родителей оставить не разрешили, – чуть картавя, ответила она. – Только чемоданы от них остались. Дедушка, мне работать надо. Я норму еще не выполнила…
– Знаю, знаю. Это Элла. Будет с тобой рядом работать. Покажи и расскажи, что и как. А я пойду опись закончу. Господин Вехтер уже ругался. Как бы с плеткой не вернулся в следующий раз.
– Хорошо, дедушка, – улыбнулась Рутка, затем снова смерила меня взглядом и махнула рукой. – Пойдем. Я вон там работаю. Где чемоданов много.
Рутка отвела меня в самый конец склада. Чемоданов и сумок здесь было тоже много, но вонь, висящая в воздухе, говорила о том, что лежат они здесь уже очень давно. Помимо Рутки здесь работали и другие женщины – молчаливые, с впавшими щеками и погасшими глазами. Они равнодушно вскрывали чемоданы, высыпали на пол содержимое, а потом начинали сортировать, кидая вещи в тележки, стоящие неподалеку.
Рядом с местом Рутки тоже стояли тележки и, когда я подошла ближе, девочка уселась на пол, подтянула к себе открытый чемодан и принялась вытаскивать из него вещи. Попутно она, не глядя на меня, объясняла, что и куда следует класть.
– Одежду в большую тележку, – сказала Рутка, бросая пожелтевшую блузку в кучу к другим вещам. Она вытащил красные босоножки, повертела их перед носом и бросила в кучу с обувью – Это сюда. А… вот книжки.
– А книжки куда? – спросила я, заставив Рутку улыбнуться.
– Сначала проверить надо, нет ли между страниц денег или еще чего, – ответила она. – А потом книжки в стопку ставишь. За ними потом Эфраим придет. Вот, смотри… статуэтка. Красивая, да? Птичка кормит птичку. Куда её, Элла?
– Сюда, – тихо ответила я, указав пальцем на коробку, где помимо других статуэток уже лежали позолоченные подсвечники странной формы, металлические чаши и фарфоровые чашки.
– Ага, правильно. Садись рядом, – Рутка подвинулась и, когда я уселась, пихнула в мою сторону закрытый чемодан. – Можешь пока в мои тележки складывать. Потом Эфраим тебе свои принесет.
– Спасибо, Рутка, – кивнула я. Девочка снова улыбнулась, вздохнула и приступила к работе. То, как быстро сортировались вещи, намекало на то, что работала Рутка на складе уже давно. Сколько же ей было, когда она попала в лагерь? Десять? Девять? Мотнув головой, я открыла чемодан и поджала губы, увидев, что находится внутри.
Голубые детские ботиночки, короткие шорты из хорошей шерсти, маленький игрушечный заяц, мужские брюки, небольшая книга с надписью «Трагедии Эсхила» на обложке, черный мешочек, в котором что-то позвякивало… Развязав веревочки, я перевернула мешочек и высыпала на ладонь его содержимое – несколько монет из желтого металла, зуб, и три цепочки.
– Это клади сюда. А ботинки брось. Их все
