Для некоторых военнослужащих горизонт заканчивается рамками батальона, для других – рамками полка, иные мыслят в границах дивизии, и уж совсем немногим выпадает участь служить в штабе армии, и думать масштабами стотысячного войска. Для людей, приближенных к штабу армии, командующий всегда был простым смертным.
Низшим армейским чинам некогда было задумываться и обсуждать, где живет тот или иной генерал, с кем живет, на какой машине ездит на службу, что ест на обед и в какую баню ходит мыться. Для них уровень командующего недосягаем.
Знали люди, стоящие у подножья, и удерживающие ногами своими армейскую махину, что нельзя критиковать командующих, – история сама над ними надсмеется, если они ничтожны и глупы, – людей этих, на вершине айсберга, должно холить и лелеять, и гордиться ими должно, ибо их фамилии громкие скорей войдут в историческую летопись, нежели фамилии сослуживцев по батальону, и через пять, десять лет приятно будет упомянуть, что служил при таком-то командующем, и непременно подчеркнуть, что, мол, в наш полк он приезжал неоднократно, и что знали мы его, видели не единожды на боевых, и что, мол, мужик-то он что надо, толковый мужик!
Командующий вернулся из центра боевого управления, где выслушал утренние доклады, и теперь был занят неотложными делами, связанными с готовящейся крупной операцией. Он заканчивал разговор по телефону и жестом пригласил советника и генерала заходить и садиться.
Сорокин отметил про себя, как и при встрече неделю назад, что командующий вновь держится не совсем по-приятельски, пусть даже и разговор у них шел на «ты». Вдобавок, командующий во второй раз за последние дни назвал генерала Сорокина не Алешей, как когда-то называл, а Алексеем Глебовичем, на «ты», но по имени отчеству, тем самым дав понять, что особого панибратства ожидать не следует. Слишком высоким оказался его, командующего, взлет за последние годы, слишком оторвался он от старых сослуживцев. Впрочем, Сорокин надеялся, что как-нибудь за время пребывания в Кабуле удастся им посидеть вдвоем за бутылочкой, и предаться ностальгическим воспоминаниям о тех первых годах, и тогда все изменится.
– Вот сюда, пожалуйста, – позвал командующий, торопясь выпроводить гостей. – Виктор Константинович, и ты, Алексей Глебович, иди взгляни.
Он подвел их к окну, отдернул белые тюлевые занавески, открывая вид на беседку с остроконечной крышей. Прямо за беседкой находился окруженный деревьями и стеной из маскировочной сети бассейн с небесно голубой водой. Слева за соснами стояло несколько самодельных деревянных лежаков. Полный мужчина в полосатых плавках грелся на солнце, второй мужчина плавал в бассейне, сильно отталкиваясь от стенок. На небольшом столике стояли разные бутылки.
– Виктор Константинович, вы не теряйте время, спускайтесь к бассейну, я дам указание адъютанту, он вас проводит туда. А мне, извините уж, сегодня никак не выбраться. Работы – невпроворот.
Попрощавшись и с командующим, и с советником, Сорокин нашел кабинет председателя парткомиссии, вошел.
– Алексей Глебович! Садитесь пожалуйста! Афганские песни хочу переписать. Хотите, и на вашу долю перепишу?
– Почему бы и нет?!
Упитанный полковник, выдававший талоны на импортную технику и костюмы «Адидас», распечатал купленный в дукане блок кассет «Sony», и поочередно наклеивал на каждую кассету маленькие липучие бумажки, которые обозначали стороны А и В, и на которых можно было затем писать названия.
– Все, будет сделано!
Отказать генералу в талонах, тем более генералу из оперативной группы министерства обороны, было нельзя, но председатель парткомиссии, хитрый лис, построил весь разговор таким образом, что в результате Сорокин оказался в роли выпрашивающего.
– Заходите, товарищ генерал. Всегда рад помочь, – сказал на прощание полковник.
Попросил о пустячке, а сам теперь обязан остался, ругался Сорокин. Этот проходимец непременно о взаимной любезности попросит.
– Молодая поросль идет, – заметил товарищу дежурный офицер в вестибюле у главного входа, провожая взглядом генерала Сорокина. – Пижон! Красуется, доволен собой. – Он подождал, пока генерал сел в машину: – Раньше, что ни генерал – так уж пенсионер почти что. А теперь, Юра, совсем другое дело. Полковничьи погоны не успел примерить – генеральские выписывают. Это, брат, все Афган! Кабы не война, откуда в армии свежая кровь взялась бы? Здесь думать надо, рисковать, эти старперы там наверху не потянут, это им не в кабинете сидеть, да бумажки перекладывать, да на дачке расслабляться с внучатами. Вот помяни мои слова, Юра, и кремлевских старцев скоро подожмут новые силы, уже поджимают – перестройками, ускорениями. Да разве они могут ускоряться?
В город из штаба армии можно было выехать по двум дорогам. Первая предназначалась для высоких чинов, служила своего рода парадным входом в штаб 40-й. Она начиналась под дворцом, вела мимо резиденции, где работала оперативная группа министерства обороны, и где проживал сам Федор Константинович, личный представитель министра обороны, для которого специальным бортом привезли корову из Советского Союза, а вместе с коровой, как полагается, доярку, чтоб молочко к столу свежее подавать.
Дорога выходила на асфальтированный квадрат вокруг афганского министерства обороны. Сюда же, на этот квадрат, выходила и вторая дорога, почти неведомая для генералитета, потому что генералы, как господа в былые времена, не любили ездить по пыльным, неровным дорогам, не заглядывали господа на черный ход, который предназначался для людей мелких, ничтожных, из прислуги.
Однако, генерал решил ехать именно по второй дороге, которая начиналась между домом офицеров, магазином военторга и кафе и прерывалась двумя контрольно-пропускными пунктами.
Они проехали первое из двух КПП, тощие трубы котелен, торчащие, как спички, над одноэтажно-плоскими модулями, спортивную площадку, миновали второй КПП, поехали под горку, оставляя слева за каменным забором убогий музей афганских Вооруженных сил, с устаревшей, разваливающейся советской военной техникой, покрытой толстым слоем зеленой краски. За музеем находился так называемый «крестик», своего рода перекресток. Налево от него начиналась дорога к двум полкам – десантному и мотострелковому – и товарно-закупочной базе с огромными ангарами-хранилищами. Ранним утром проползли здесь длинным хвостом боевые машины. Теперь же из-за дувала тянулись, укутанные в пыль, многочисленные «КамАЗы».
Свора босоногих пацанов «атаковала» их. Наиболее ловкие цеплялись за борт, откидывали брезент, принимались выкидывать на дорогу все, что попадалось под руку. Бегущие за грузовиком мальчишки мигом хватали сброшенные из кузова вещи и, сверкая пятками, неслись в проулки.
– О дает! Что делают, мерзавцы! – ругался Сорокин. – Вот наглецы!..
Происходили эти пиратские набеги на советские колонны грузовиков часто и так молниеносно, что никто из водителей, как правило, не успевал среагировать.
Сашке было ни до чего, хотя он и поддакивал на замечания генерала. Сашка думал свою солдатскую думу о спрятанном в багажнике товаре, и поймал себя на мысли, что пацаны, видать, большие бабки делают, и мелькнула мысль, что надо бы, раз он уж ввязался в это дело, хоть долю какую-то запросить, пусть даже мизерную, не за спасибо же головой рисковать! Спасибо на хлеб не намажешь.
В районе «крестика» в контейнерах сосредоточились дуканы – скромные магазинчики с традиционным набором платков, «вареных» джинсовых костюмов, ручками на любой вкус, солнечными очками и «ногтегрызками» – маникюрными щипчиками, которые почему-то в Союзе оказывались лучшим сувенирчиком; можно было и бутылку водки купить на «крестике» в любое время суток. Дуканы украшали безграмотные надписи на русском языке, типа «Мища-лавк-дукан», плакаты с индийскими чернобровыми, черноглазыми красавицами и героями американских боевиков, типа Рембо, с горно-подобными бицепсами и накаченным торсом, с пулеметными лентами крест-накрест.
За заводом Кока-колы, во дворе которого стояли сотни ящиков с пустыми бутылками, врылись еще несколько контейнеров-дуканов. Дорога в этом месте была разбитой, «Волгу» с генералом трясло, трясло и грузовики. Они сбавляли ход, чтобы не разбить подвеску и проследовать на малой скорости мимо спрятавшегося за дуканом патруля военной автоинспекции. И тогда пыль нагоняла водителей грузовиков, пробравшись вовнутрь, повисала в кабине.
Время от времени владельцы дуканов выходили с лопатами побросать на проезжую часть дороги воду из луж, чтобы прибить желтую ядовитую пыль.
«Волга» генерала выехала к афганскому министерству обороны, и, обогнув здание по периметру, помчалась по обсаженному деревьями Дар-уль-Аману – длиннющей асфальтовой нитке, ведущей к центру Кабула.
С обеих сторон располагались различные министерства и ведомства, школы, лавки, хлебопекарни, частные виллы.
