— Боже, это же операционная, там же Ася! — закричал он. — Нет, нет, нет, — он обхватил руками свою голову.
От крика она ещё больше гудела.
— Они убили мою жену, моего ребенка. Эта дурацкая война уничтожила меня, покалечила мою душу. Да будьте вы прокляты со своим «светлым будущим», построенном на слезах и крови невинных людей.
Со стороны КП полка бежали солдат, во главе был Васин. Через час всё было закончено. Солдаты собирали раненых и убитых. От той небольшой части медсанбата, которая была развёрнута для оказания первой помощи раненым, остались одни головешки. Бурцева занесли в вертолёт. Его вместе с другими ранеными доставили в кабульский госпиталь. Туда целый день привозили раненых и убитых. За один день сороковая армия не досчиталась трёхсот человек. В разные концы страны в семьи полетели известия, о страшном горе, ворвавшемся в их дома, которое не может заглушить ни крошечная денежная компенсация от правительства, не их отлитые на монетном дворе и врученные посмертные награды. Оно не пришло извне, и не посягало на их жилища и жизни, а сделано руками правителей против своих же граждан, в угоду каким-то непонятным имперским амбициям. В угоду тем, кто, продавая оружие, прибавит себе лишний миллион.
Целый месяц Ася колдовала над раненым французом. Взрывы снарядов уже не были слышны. Она поняла, что весь поход закончился безуспешно. Надежд на то, что освободят из плена, больше не было. С больным она держалась скованно и сухо. К нему всё время приходили какие-то люди, они всё о чем-то спорили. В лекарствах не было никаких затруднений. Лекарства, которые она заказывала через переводчика, доставлялись бесперебойно, причём она заметила, что ассортимент их был гораздо лучше, чем в кабульском госпитале. Прислуга приносила чистое бельё, личный повар пищу.
— Почему вы так молчалива, и сухо со мной разговариваете? — спросил как-то больной.
— Не вижу повода веселиться, я же пленница. Рабыня должна молчать.
— Нет, вы не рабыня, вы мой лечащий врач.
— У меня нет оснований, быть к вам расположенной. Ваши люди, для того чтобы спасти вам жизнь, напали на врачей, что, в принципе, не должно быть. Забрали жизни раненых. В том числе они убили моего раненого мужа, отца моего будущего ребёнка.
— Простите, но я не виновен в этом, как ни в чём не виновен и ваш муж. Это война и не мы её придумали. Её придумали большие политики, а мы в их руках оловянные солдаты. Прошел месяц, а мы так и не познакомились. Меня зовут Миша, а вы Ася, мне так сказала прислуга.
— Смею вас заверить, вы прекрасно говорите по-русски.
— Я наполовину русский. Моя мама принадлежит к русскому дворянскому роду Салтыковых. Её во Францию отец вывез ещё в революцию. Ей тогда ещё и пяти лет не было.
В этот вечер разговор затянулся надолго, Асе даже понравился собеседник. Он был хорошо воспитан, начитан, знал не только французскую литературу, но и прекрасно разбирался в русской.
Вот уже целую неделю Мишель Турене рассказывал Асе о Париже, о странах, где он бывал, а она ему о Ленинграде, бывшей родине его матери. Так постепенно между ними завязалась дружба. Ася замечала, что Миша был к ней неравнодушен. Он почти трепетал, когда она, делая уколы, прикасалась к нему.
Постепенно раны затянулись, и Мишель стал хорошо двигаться. И вот однажды, после посещения каких-то людей, он попросил её остаться вечером с ним. На столе стояла бутылка дорогого вина и фрукты. Ася заметила какую-то торжественность обстановки.
— Ася, — начал он, — я убываю в Пакистан, а затем во Францию. Давайте выпьем за наш отъезд. Я говорю наш, потому как думаю, что вы согласитесь ехать со мной.
— Я думала, что как только вам станет лучше, меня отпустят?
— Вас никогда не отпустит. Вы женщина, а это на востоке деньги. Масуд может и пообещать мне вас отпустить. Но я не гарантирую, что они не обманут и самого Масуда. И кто-нибудь из его окружения не продаст вас в рабство. В лучшем случае вы будете пятая или седьмая жена какого-нибудь Ахмеда. Вас ожидает нищета и грязь. А потом Масуд и сам вряд ли согласится вас отпустить. Вы были в самом центре его ставки, и, может, запомнили к ней дорогу. Он на это не пойдёт. Я предлагаю цивилизованный выход из этого положения. Выходите за меня замуж, и я вас увезу во Францию. Я знаю, у меня не будет детей, но тот ребёнок, о котором вы говорили, тот младенец, которого вы ждёте, нуждается в отце, в хорошем воспитании. Бог забрал жизнь у этого парня и отдал её мне. Я обязан воспитать его сына. Не знаю, сможет ли он выжить в этой абсолютной нищете, а я смогу ему дать все. Мне государство платит хорошие деньги. Мой отец владелец крупной фирмы. У моей тёти замок, поля с виноградниками. Вы не будете ни в чём нуждаться. Я дам ребенку приличное воспитание. Ни одна душа не усомнится, что это не мой ребёнок. Об этом не будут знать даже мои отец и мать. Вы спасли мне жизнь, вы толковый врач, и вам надо ехать в цивилизованный мир, выучиться. Вы станете классным врачом. Вам не надо гнить в этой нищете.
Они подняли бокалы.
— Я выпью, Ася, прежде всего за вас и ваше благоразумие. Хочу, чтобы вы меня за все простили и хоть чуть-чуть полюбили, а я вас уже давно люблю.
Всю ночь Ася вертелась и не могла уснуть. Конечно, во многом он прав, думала она. Но там же Родина, друзья, близкие, знакомые. Но нет сто процентов гарантии, что сможешь вернуться туда. Даже и десяти нельзя дать. Скорее, гарем в грязном жилище, и эта война, которая, по всей видимости, не скоро кончится.
К утру, она решительно пришла к единому мнению. Утром она зашла к Мишелю. Он уже давно поднялся и нервно ходил по комнате.
— Что вы решили, Ася?
— Я согласна, только одно но, у меня нет никаких документов.
— Это не проблема, я беру всё на себя. В Пакистане, в посольстве Франции, у меня есть друзья. Нас зарегистрируют и тебе выдадут паспорт. Будешь мадам Турене.
В эту же ночь они покинули своё убежище и направились на юг. Они добирались вместе с торговым караваном в Пакистан, останавливались в каких-то грязных жилищах, полных вшей и однажды ночью пересекли границу. Утром они оказались в шикарном отеле Исламабада. Пока они мылись и пили кофе, в номер принесли новую одежду. Мишель побрил свою бороду и теперь выглядел молодым, но бледным в лице. Ася первый раз взглянула на него с интересом. В белом костюме и в такой же белой рубашке он выглядел элегантно. По лицу было видно, что он старше её был лет на десять. Миша позвонил домой. Ася ничего не поняла, о чём он говорил, но, судя по взглядам на неё и улыбкам, догадалась, что речь идёт о ней. Закончив разговор, он улыбнулся Аси.
— Разговаривал с мама, сказал, что приеду с женой, объявил, что мы ждём ребёнка. Ты знаешь, как она обрадовалась, что ты русская. Ты ей по духу подходишь больше, чем моя первая жена. Она была француженка. Они с ней что-то сразу не сошлись.
— А дети у вас есть?
— Нет, я с ней и полгода не прожил. Я уехал в Африку, а она к любовнику под одеяло. А папа мой строгих правил, он её оттуда достал. Мы с ней объяснились и красиво разошлись.
Вскоре их увезли в посольство. Все необходимые формальности были соблюдены. Им оформили брак и выдали паспорта. На следующий день Ася Турене, вместе с мужем, летели в лайнере Исламабад — Париж.
Бурцев лежал на госпитальной койке, в руках вертел засаленную книгу. Не мог сосредоточиться ни на одной строчке. Положил книгу на тумбочку, перед его глазами всё вставала картина: взорванная палатка и огонь. Зачем она поехала туда? Сейчас бы в отпуск увёз её отсюда, и хватит этой войны.
Открылась дверь и в палату забежала весёлая Зоя.
— Василий Петрович, попку кверху, укольчик будем делать. — Он молча повернулся на живот и обнажил ягодицы.
— Ты что, Зоя, сегодня дежурная?
— Да дежурю, Василий Петрович, а я замуж выхожу.
— Поздравляю, ну и кто же твой избранник?
— Ваш подчинённый, Жургин Олежка.
— Гляжу, Зоя, своего счастья ты не упустишь.
— А я его вот тут держу, крепко, крепко. Она сжала кулачек и покрутила.
— Любишь Олега?
— Ой, не говорите, Василий Петрович, люблю, особенно его глазки и ресницы. Я оттуда ни одному волосику не дам упасть. Я прошу вас, не говорите ничего Олегу.
— О чем я должен держать секрет?
— Ну, то, что у меня было с Вадимом.
— Глупости, какие. Откуда я знаю, что у вас там было. Может быт, стихи всю ночь читали. Я же в ногах со свечей не стоял. Что я могу ему рассказать? А потом, ты думаешь, что твой Жургин целка. Можно подумать, что кроме тебя, у него никого не было.
— А я и не против, иначе как он узнает, что я лучше всех, — Зоя захохотала и выбежала из палаты.
Через неделю в палату к Бурцеву вошли Зоя и Олег. Зоя была в подвенечном платье. Жургин держал в руках бутылку шампанского. Бурцев поздравил их, хотели, было открыть бутылку, но стаканов не оказалось.
