променяли б на такую бутылку. И не жалко тебе себя? На, держи свои помои, – с презрением вернул он ей виски. – Только учти: этот способ ужасно плох. Такие напитки стоят дорого. Привыкать будешь долго. Похмелиться – чем придется. Будешь много блевать. Выглядеть и пахнуть при этом омерзительно. Дело твое, но я не советую. Поверь.
Наор закончил свою речь и достал сигареты. Засунув себе рот одну и самодовольно закурив, он окинул одноклассницу оценивающим взглядом.
– Послушай, – заговорил он снова погодя, – ты совсем плоха. Головкой мучаешься. Еще бы! Вливаешь не самое слабое пойло и дуреешь из-за подонка, предавшего тебя. Впрочем, спешу тебя утешить: ты не последняя, кого он еще предаст. Вот увидишь! Только для тебя это тогда уже не будет иметь никакого значения. Возьми!
С этими словами он вынул из своего ранца пакетик с таблетками и протянул ей.
Девушка недоверчиво отстранилась.
– Что это? – глухо спросила она.
– Попробуй, – предложил парень.
– Не хочу.
– Да тебя никакое горе не исправит! – прыснул Наор. – В доску совсем, но все равно гордая. И все потому, что это предложил тебе я! А знаешь, – живо добавил он, – такой ты мне еще больше нравишься!
– Наор, отвали! – вдруг твердо сказала Галь. – Зачем ты ко мне пристал? Мы никогда с тобой не общались.
– Не хочешь – не общайся со мной, я не настаиваю, – уверенно парировал тот. – Но захотят ли теперь общаться с тобой другие? Те, с которыми ты общалась раньше? Большой вопрос.
Галь разгневанно вскочила на ноги чтобы уйти без дальнейшего промедления. Но она встала слишком резко, а выпитое действовало на нее уже слишком мощно. У бедняжки закружилась голова; она споткнулась и чуть не упала плашмя на асфальт.
Наор рассмеялся:
– Ну, о чем я говорил? На, возьми, наконец! Полегчает.
С этими словами он извлек из пакетика одну таблетку и сунул в ладонь соученицы. Та машинально положила ее на язык и поперхнулась.
– Запей! – спокойно подсказал парень.
– Чем? – закашлялась Галь.
– Да хоть виски своим! Если под рукой ничего другого нет.
Галь было непонятно, что удерживало ее на сей раз возле этого разгильдяя, и почему она так безоговорочно послушалась его. Не потому ли, что он, единственный из тех, кого она и в грош не ставила, поинтересовался ею и открыто заговорил с ней о скрываемом от всех – о виски? Или, наверно, потому, что его грубая прямота звучала более искренно, чем притворное участие приятельниц? Она ощущала себя рядом с ним раздраженно и заинтригованно.
Приняв таблетку, она все-таки ушла. Ее мутило от выпитого, голову сдавливало тисками. Но, неожиданно, тяжесть начала отпускать ее, уступая место легкости. Ничего подобного девушка прежде никогда не испытывала! Все ее неприятности словно исчезли, настроение поднялось, каждая мелочь вызывала веселость, даже смешок. Мир вокруг засиял яркими красками, люди, ехавшие с ней в автобусе, показались исключительно добрыми и приятными. Галь улыбалась им в лицо, а они, недоуменно, также отвечали ей улыбками. Озадаченный сосед по сидению никак не брал в толк, что в нем могло так позабавить красивую школьницу. Дважды или трижды он попытался обратиться к ней, но она только хихикала ему в лицо, обнажая белые зубы. Она едва не проехала свою остановку, а, наткнувшись на фонарный столб возле дома, о который уже один раз чуть было не расшиблась – когда бежала ночью под дождем и градом, – захохотала во весь голос.
Еще в течении нескольких часов девушка упивалась своей эйфорией, носилась по квартире под громкую музыку, приплясывала, даже когда делала самые простые вещи, например, доставала из шкафа одежду, а главное – напрочь забыла о Шахаре и всем, что было с ним связано.
Однако к вечеру веселье прекратилось, и Галь очнулась еще более разбитой, чем вчера. Она пластом лежала на кровати и корчилась от боли. На глаза ей наворачивались слезы, депрессия дала о себе знать с новой силой.
Что же произошло? Это уже не было знакомое похмелье, а что-то пронизывающее, как сверло. В пылающем мозгу несчастной сновали беспорядочные воспоминания о таблетке, о дружелюбии и настойчивости Наора. Внезапно ее осенила неожиданная догадка. Наркота! Она попробовала наркоту! Этот мерзавец заставил ее…
…Какой бы девушка ни была раздавленной горем, и как бы далеко не витали ее черные мысли, она хорошо знала, что это за дрянь. Если бы не ее слабость и помутненное состояние, она ни за что не взяла бы из рук "короля шпаны" любое средство, даже если бы это был простой аспирин. А что ж теперь?
Галь Лахав с колоссальным трудом поднялась на следующее утро и поехала на занятия. Едва завидев Наора в коридоре, она накинулась на него с кулаками.
– Что ты подкинул мне вчера, подонок? – заорала она. – Я сегодня же расскажу об этом Дане и завучу, и тебе не сдобровать! Понял?
Ушлый проходимец мгновенно закрыл ей рукой рот и потащил в угол под лестницу. Там, прижав спиной к стене, крепко держа ее запястья, и насмешливо глядя прямо в глаза, прошипел:
– Дура! Попытаешься донести на меня – я всем скажу, что ты пронесла в школу алкоголь. Ты была пьяная, когда мы разговаривали, и я тому свидетель. У меня ничего не найдут, а тебе не поверят.
– Поверят! Еще как поверят! – кричала разъяренная Галь. – Ты – одно из ничтожеств в нашем классе, всегда был и будешь им, а у меня – временные неприятности.
– Неприятности??? Ха! Посмотри на себя! Да по тебе психушка плачет! – иронично возразил Наор и, криво ухмыльнувшись, прибавил: – А разве тебе было плохо? Ты хотела забыться, и получила что хотела. Согласись, таблетка это делает несравненно лучше твоего пойла: легче, приятней, веселей. Ты мне должна сказать "спасибо".
– Еще чего!? Да я убила бы тебя своими руками, ублюдок, урод, засранец!
– Твое дело, – пожал плечами Наор и отпустил ее запястья. – Не хочешь – не обращайся ко мне больше. Чао!
Все утро того учебного дня Галь кипела глухим возмущением и сгорала от стыда. Ни при каких обстоятельствах она не должна была принимать подозрительную таблетку, всученную ей на заднем дворе первым босяком в их классе! И где ж были ее мозги? Наверняка заплыли виски. Она ужасно злилась на Наора, и эта злость придавала ей сил, поскольку отвлекала от тех двоих, из-за которых она сейчас проходила весь этот ад. С нее достаточно хватило вчерашней мигрени и тошноты. Надо взять себя в руки, быть гордой и возвращаться в привычное русло.
Однако воплотить свои мысли в действие оказалось не так-то просто! Уже к полудню девушке сделалось худо. К ней вернулись ее угнетенность, апатия, страхи, чувство полного одиночества, нежелание жить. Даже Шели не могла ее развлечь. И, если вчера Галь находила хоть какое-то спасение
