тех пор, как она самовольно пересела к нему за парту, парень упорно делал вид, что ему безразлично ее соседство. Если же ему приходилось к ней обратиться, то тон его не оставлял никаких сомнений, что их первая – и единственная – близость была для него неосторожностью. Никакие старания и позы Лиат, и никакие улыбки Шахара не скрывали настоящего положения вещей. Эти двое держались вместе, хотя бы на виду у класса, только потому, что единственное, что их связывало, была общая измена.
Несмотря на глубокий стыд и острое разочарование, Лиат не переставала надеяться. По ночам она рыдала в подушку, а утром приходила в школу каждый раз в другом наряде, накрашеная, с уложенными волосами, и в полной «боевой» готовности. Теперь она участвовала в уроках намного активней, чем раньше, в коротких беседах с Шахаром была сама ласка и терпеливость, а Галь – просто игнорировала. В один из таких моментов, когда та оказалась поблизости, Лиат и вынудила юношу дать ей тетрадку, до субботы. Да уж, дались ей эти конспекты! Увидеть его, поговорить с ним, побыть с ним вместе хоть часок – вот чего девушка так жаждала!
Она выбрала для свидания темные, но модные, брюки, и подходящую к ним блузку, подвела глаза и губы, даже надела несколько украшений. Ее подготовка к визиту к Шахару напоминала гримировку артистов перед спектаклем. Что бы ни было, она должна была выглядеть на все сто! Кроме того, как всегда, Лиат полагалась на свой изворотливый ум и силу воли.
Дверь открылась. На пороге, с недовольным выражением лица, стоял Шахар, небрежно одетый в домашние тряпки и одних носках. При виде него, Лиат ужасно смутилась, но все-таки вошла в дом, такой знакомый и, одновременно, чужой.
– Привет, – с улыбкой сказала она.
– Привет, – хмуро пробурчал парень.
– Ты один?
– Нет, с родителями, – проронил он и указал на кухню, где хозяева дома как раз ужинали.
Лиат вежливо поздоровалась с ними и пожелала им приятного аппетита, получив суховатые кивки в ответ на свое приветствие.
"Они меня ненавидят", – промелькнуло в мыслях у Лиат. – "Я для них инородное тело. Ах, как жалко, что я – не Галь!".
Сдержанная, натянутая обстановка наводила пришедшую на мысль сейчас же вернуть Шахару то, с чем она сюда явилась и откланяться. Однако, девушка не знала, что было хуже в ее положении: принять свое поражение, или проявить настойчивость. Впрочем, ей не пришлось долго сомневаться, поскольку Шахар, не дожидаясь тетради, молча прошел в свою комнату. Лиат глубоко и облегченно вздохнула и последовала за ним.
– Что ты делал? – поинтересовалась она, глядя на его заваленный письменный стол.
– Готовился к вступительным экзаменам в университет, – отозвался Шахар, усаживаясь в кожаное кресло за столом.
– Как продвигается?
– Вроде неплохо.
– А когда сам экзамен?
– Не знаю еще.
"Вот зараза! Все ты знаешь, но назло мне не хочешь говорить", – с тяжелым сердцем подумала Лиат. Но еще больнее задело ее то, что, несмотря на ее возникновение в жизни Шахара, для него все оставалось как при Галь: та же колоссальная занятость, четко распланированный график, неуемное честолюбие.
Она пристально оглядела комнату, ища любой намек на то, что еще могло напоминать здесь о сопернице. Но ничего такого не было. По крайней мере, на поверхности.
Шахар, не двигаясь, сидел за столом и хмуро смотрел на свою посетительницу. Зачем, зачем он согласился на ее визит? Или он не понимал, что эта несчастная тетрадь и желание Лиат вернуть ее именно сегодня, в выходной, были высосанным из пальца поводом? Если до известных событий он еще находил определенный интерес в их общении, то теперь сожалел о той своей минутной слабости, которой испортил все. Галь, в любом случае, ушла бы из его жизни, зато он ничем бы не провинился ни перед ней, ни перед друзьями.
Его беседа с Лиат никак не клеилась. Вернее, та задавала вопросы, а Шахар скупо отвечал на них. Девушка очень старалась избегать щекотливых тем, таких, как эссе молодого человека. Но он сам его коснулся, когда речь зашла об оценках за прошлый семестр. Да, это был всего лишь бонус, говорил он, но сейчас бы ему пригодились даже те восемьдесят два балла для общего среднего.
– Неужели твои баллы настолько ухудшились? – удивилась Лиат.
– Ну, не настолько, но ты ж меня знаешь, – ответил Шахар.
– Я думаю, – утверждала Лиат, расхаживая по комнате, – что ты принял тогда правильное решение. Ты остался верным себе. Зачем надо было ломать себя и переписывать эссе по указаниям Даны, если это только ухудшило бы оценку?
– Этого я не знаю, – горько усмехнулся парень. – Я ведь даже и не попытался.
– Тем лучше. Лучше провалиться, зато четко понимая, за что, чем пытаться что-то изменить и сомневаться в том, что делаешь.
– Ты действительно так считаешь? – вздрогнул Шахар.
– Да.
Лиат уселась на край письменного стола юноши, почти вплотную к нему, закинув ногу за ногу, и попыталась проникнуть взглядом в то, что таилось за его расширенными от испуга зрачками.
– Ты сильно изменился, – серьезно заметила она. – Совсем другим стал.
Юноша содрогнулся опять. Действительно: сколько ж всего в нем изменилось за прошедший месяц! Он ощущал, что изменился не только внутренне, но и внешне: светлое лицо его, обычно спокойное и приветливое, закостнело словно маска, мягкий голос стал жестче, движения резче.
– Хуже, лучше? – уточнил он.
– Я не знаю, – уклонилась от ответа девушка. – Хотела бы тебе сказать, но не могу. Только ты один знаешь себя… нового.
Шахар в шутку сложил руки замком и пожал их одна о другую. «Привет», – сказал он сам себе, – "как жизнь"? – и слабо улыбнулся.
Лиат с упоением и надеждой смотрела на него. Через несколько секунд она поинтересовалась, изменилась ли она. Шахар изумленно вскинул на нее глаза.
– Ты? Нет, вроде.
– Разве? Мне так не кажется. Я тоже ощущаю себя совсем другой, после того, как мы… переспали, – еле выговорила она это обидное слово.
Переспать можно со шлюхой, какой ее теперь все считали, а любовью занимаются с любимой девушкой. Шахар явно не занимался тогда с ней любовью, а просто взял ее, как шлюху.
Парень встал, заходил по комнате, и внезапно затараторил, что ждет одного своего приятеля, чтоб готовиться с ним вместе к вступительному экзамену. Лиат мгновенно поняла, что он лжет, и тем самым просит ее уйти. Уйти – означало признать свое поражение.
– Какой еще приятель? – спросила она с иронией в голосе.
– Ты не знаешь его. Это – сын знакомых родителей.
– А почему ты не предупредил меня о его приходе, когда мы договаривались о встрече?
– Потому, что ты собиралась вернуть мне мою тетрадь и уйти. Так я тебя понял. Кстати, где же она?
– Она у меня в сумке. Но ты не получишь ее… просто так, – прозвучало в ответ.
– Ты
