сказать такое? — возмутился бабу Шьямлал.
— А может, он отправился за покупками, пока стояли в порту… — заговорила Самира. — По дороге попал в аварию — случается ведь такое? — и возвратиться на корабль не смог…
— Что с ним произошло, выяснится потом, — снова взял слово Харбанс. — Как бы мы тут ни ломали головы, никакого проку от этого не будет. Всякое дело терпения требует! — назидательно добавил он. — А теперь приведите себя в порядок, умойтесь, и будем обедать. Стонами делу не поможешь… Ты, Самира, ступай приготовь чай.
Постепенно все занялись своими делами. Прочитав молитву о благополучном возвращении Бирена, домашние дали себе зарок не касаться его любимых блюд до тех пор, пока он не вернется под родительский кров.
— Очень он сладости любил, — со слезами на глазах проговорила мать. — Бывало, только отвернешься, а у него уже кусок сахара во рту… К тебе обращаю мольбу свою, вседержитель! С нынешнего дня все сладкое мы отдаем тебе. Я коснусь его любимого лакомства лишь после благодарственной молитвы, которая состоится в доме моем по случаю благополучного возвращения сына Бирена. Услышь мольбу мою, о всемогущий!
А Самира дала себе зарок не грызть миндальные орехи, до которых брат ее был большой охотник. Сам же бабу Шьямлал отказался от чая: очень любил чай Бирен. В день раз десять заваривал, то и дело ссорились с сестрой из-за этого. Вскипятит, бывало, Самира воду, чтобы варить рис, а ему вынь да положь чаю.
— Вот вернется Бирен, тогда и напьюсь! — провозгласил бабу Шьямлал и отодвинул в сторону поставленную перед ним чашку.
Каждое утро вся семья усердно молилась о возвращении Бирена, и в течение дня каждый не раз выглядывал в окно, надеясь первым увидеть его. Если бы знать, когда он вернется и с какой стороны его ждать!
Теперь бабу Шьямлал целые дни проводил около Главного управления военно-морского флота. Обычно появляясь здесь ранним утром, он усаживался в тени развесистого дерева у невысокого забора, которым было обнесено здание. Однажды ему удалось попасть внутрь. Оказавшись в коридорах управления, он расспрашивал о своем сыне всех, кто попадался ему на пути.
— Дело вашего сына находится в ведении Бомбейского управления, — объяснил ему какой-то офицер, — и все сведения вы можете получить только в Бомбее. Когда дело поступит к нам, мы вас тотчас же известим.
От этого визита Шьямлал ждал большего. Он продолжал свои ежедневные бдения у входа в управление и вздрагивал всякий раз, когда у проходной появлялся курсант в морской форме: ну точь-в-точь Бирен — такая же фигура и походка… Сюда же, наверно, когда-то приходил и Бирен. Теперь почти каждый проходивший мимо курсант напоминал ему сына.
Все они с нетерпением ждали вестей из Бомбея. Однажды к ним наведался полицейский инспектор. Дело об исчезновении курсанта Бирендры Главное управление военно-морского флота, оказывается, передало в министерство внутренних дел, и полицейское управление Бомбея обратилось к делийской полиции с официальным письмом о проведении расследования.
Пройдя в комнату, инспектор приступил к допросу.
— Откуда прибыли в Дели? — начал он.
— Из-под Аллахабада, штат Уттар-Прадеш.
— Чем занимаетесь здесь?
— Ничем!
— На что же вы живете?
— Да так, на случайные заработки.
— А что это за случайные заработки?
Шьямлал замялся. Появление полиции в его доме ничего доброго не предвещало: по опыту он знал, что полиция существует не затем, чтобы помочь человеку в беде. Вот и этот: не иначе как запутать хочет. Молчание затягивалось. Наконец бабу Шьямлал не выдержал.
— Скажите, зачем этот допрос?
— В управлении подозревают, что ваш сын просто сбежал и сейчас скрывается где-то тут…
— Как вы можете, господин инспектор? — возмущенно заговорил Шьямлал. — Мы убиваемся по нем, а вы такое… А потом… за побег ведь можно и на каторгу попасть!
— Где живут ваши ближайшие родственники? — прервал его инспектор. Ответы Шьямлала он записывал в протокол. Шьямлал, не скрывая раздражения, отвечал. В душе у него, однако, брезжила надежда, что в конце концов сын все-таки отыщется.
— Адреса его друзей? — продолжал допрашивать инспектор. — Чем они занимаются?.. Может, у него была любовница?
От возмущения и обиды бабу Шьямлал даже привстал.
— Не забывайте, что у других тоже есть сердце и чувство собственного достоинства, — сухо заметил бабу Шьямлал.
— Зря вы обижаетесь на меня, — уже мягче сказал инспектор. — По службе всякие вопросы приходится задавать. Вы уж извините… Мать у Бирендранатха — родная или мачеха?
— Родная…
— Та-а-а-к… Значит, вы говорите, он ни с кем не водился? Я имею в виду — с девушкой или женщиной? — тщательно подбирая слова, продолжал инспектор. — Может, водился, да вы запретили?
— Нет, ничего подобного не было.
Задав еще несколько вопросов, инспектор сказал, что на расследование дела уйдет месяца три или четыре и, пока оно не закончится, он будет навещать их каждую неделю, чтобы лично удостовериться, что сын у них не скрывается.
Инспектор взял у бабу Шьямлала подписку о невыезде, чем лишил его возможности съездить в Бомбей. Наведываясь в их переулок, переодетые полицейские либо среди ночи поднимали с постели всю их семью, либо днем расспрашивали соседей, не появлялся ли в переулке незнакомый молодой человек.
Однажды бабу Шьямлала окликнул знакомый торговец бетелем. Его лавчонка находилась на углу переулка.
— Говорят, ваш сын во флоте служил? — поинтересовался лавочник.
— Служил. А что?
— Да так, ничего, — протянул лавочник. — Всякое болтают… будто сбежал он.
— Неправда! — воскликнул бабу Шьямлал. — Кто тебе сказал?
— Да из полиции тут… почти каждый день в лавку ко мне заглядывает. Вот он и сказал. «Ты, — говорит, — глаз с него не спускай. А чуть что — сразу ко мне…» Дело-то тюрьмой пахнет…
— Мой сын не сбежал! — с болью в голосе заговорил бабу Шьямлал. — Он без вести пропал… Если бы ты только знал, брат, как мы все хотим, чтобы он вернулся! Хоть бы разок взглянуть на него!.. В отпуск еще собирался приехать… В море где-то пропал… Судьба, видно.
— Что и говорить, бабу Шьямлал, — посочувствовал ему лавочник. — Разве полиции можно верить?.. Дело тут совсем в другом… А это они, чтоб оправдаться… Очень зловредное это учреждение.
Бабу Шьямлал перестал ходить к зданию Главного управления. И хотя он уже не ждал Бирена, где-то в глубине души еще теплилась надежда. Когда ему становилось особенно тяжело, он уходил из дому и бродил по улицам либо заходил в храм и часами предавался молитве. Выйдя из храма, он кружным путем — через Шанкар-роуд и Раджендра-нагар — пешком возвращался домой или подолгу стоял на автобусных остановках. В голову лезли мысли одна безрадостней другой.
Наверно, было б
