скоро будет счастье моей девочке. Ох, да хоть бы пожить мне ещё немного. Ну, ничего, как-нибудь справимся.
И тут же пришла ей в голову, невесть откуда взявшаяся, мысль:
– На худой конец Влас есть…
Время летит незаметно. Вот и зимушка снежная закончилась. Улетели за дальние горы морозы крепкие, трескучие, унесли за собою стужу да холода. Пригрело землю тёплое ласковое солнышко и зазвенели ручьи, повисли с крыш длинные хрустальные сосульки на радость ребятишкам, что лизали их с большим удовольствием, чем сладкие сахарные петушки на палочке. Затемнели первые проталины на полях да лугах, ниже и синее стало небо, в обед бывало уже совсем тепло, и на заборах да плетнях вальяжно расселись вереницами деревенские коты, разомлевшие от первых весенних деньков. Они свысока поглядывали на прохожих, приоткрыв один глаз, лениво жмурились, и, зевая, потягивались, выгибая спинку мостиком и вытягивая задние лапы, разминаясь, как заправские танцоры перед выступлением.
Люди отгребали снег от завалинок и свозили его на огород, чтобы там таял да увлажнял земельку, выносили к обеду подушки да одеяла «продуваться и жариться» под тёплыми лучами солнца, латали прохудившиеся крыши, проветривали погреба и спускали в них голубоватые, мутные куски льда, чтобы хватило их на всё лето, прятали под увесистые, деревянные крышки кусочек зимы, чтобы во время летнего зноя сохранялись в целости продукты в этом царстве холода и тьмы. Возвратились в родные края, вслед за угольно-чёрными грачами, крапчатые скворцы, и тут же залились трелями, затрещали, загомонили, и запели на все голоса деревня и лес. Закипела всюду жизнь. Хозяева выходили из домов, задирали головы кверху, и, приложив ладони к глазам, глядели на скворечники, пустые и холодные зимой, в которых нынче бурлила кипучая деятельность. Их жильцы сновали туда-сюда, проносились стрелой в воздухе, таскали в клювах вкусных, толстых червяков и засовывали их в огромные жёлтые рты своих голосящих чад.
Надийка всё занималась своей работой, вышивала да шила, сидя у окошка и напевая песенку. Влас подарил ей-таки пяльцы. Ещё в Рождество, когда Надийка поправилась и они с Захарихой решили прогуляться до лавки, то выйдя утром на крыльцо, они обнаружили лежащую на нём большую еловую лапу, а поверх неё рамочку-пяльцы.
– Бабушка! – воскликнула Надийка в восторге, – Погляди-ка, что тут! Я знаю от кого это подарочек! Это дядя Влас! Надо отблагодарить мне его, только как?
Девочка крепко задумалась.
– Не знаю, внуча, – пожала плечами Захариха.
– Я что-нибудь придумаю, – пробормотала девочка, теребя прядь своих волос, выбившуюся из-под шали.
Как сказала она, так и сделала. В тот же день, вернувшись домой с прогулки, принялась Надийка за новую работу. Что уж она там задумала, Захариха не знала, девочка не говорила ничего, но старуха понимала, что это будет нечто особенное, уж больно долго внучка трудилась, не забывая, впрочем, при этом и про остальные свои работы.
В один из пригожих весенних деньков Захариха вновь собралась на ярмарку.
– Ну что, Надийка, поедешь со мной?
– Поеду, бабуся! Погляди, сколько я всего наработала.
Она затопала ножками по полу, и, сбегав в свою комнату, приволокла, и высыпала на стол целый ворох красоты. Чего тут только не было, а среди прочего заприметила Захариха что-то новенькое.
– А что же это? – удивлённо спросила она внучку, вынимая из вороха салфеток да рушников, крохотную, хорошенькую рубашоночку.
– Бабушка, ты рассказывала, что в церкви деточек маленьких крестят.
– Ну.
– Так вот, я рубашечки пошила, в которых можно деточек крестить. Вот эти, розовеньким вышитые, это для девочек, а вот эти – голубенькие – это для мальчиков.
– Красиво-то как, – умилилась старуха, перебирая в руках малюсенькие рубашонки, – До чего всё аккуратно да нежно, будто в саду весеннем, когда вот яблони расцветут. Так ты что же, думаешь, это всё пойдёт?
– Конечно, пойдёт, бабуся! Ведь каждому хочется быть красивым, даже если ты очень-очень маленький!
– Ладно, собирай свой скарб, выдумщица ты моя, – засмеялась Захариха и поцеловала внучку в макушку, – Завтра поедем с соседями на ярмарку.
Надийка, весело подпрыгивая, и напевая, поскакала к себе в комнату, и принялась бережно укладывать работы в корзину.
– Бабушка, а в одну корзину не поместится!
– Значит, вторую бери, – усмехнулась Захариха, – Рукодельница! Это ж надо столько нашить!
Наутро, пока ещё не развезло дороги, по утреннему морозцу, поехали они на телеге на ярмарку. Приехав в торговые ряды, Надийка тут же схватила самую тяжёлую корзину, спрыгнула наземь, и вперёд Захарихи бросилась, чуть ли не вприпрыжку, к прилавку Корнея. Старуха поспешила за ней. Корней, едва завидев девочку, выбежал ей навстречу:
– Ох, ты моя красавица! Здравствуй, здравствуй, моя ты дорогая!
Он подхватил девочку под мышки и подбросил кверху, весело смеясь:
– Дай-ка я расцелую тебя в твои щёчки-яблочки! Счастье ты мне в дом принесла!
Захариха очумело уставившись на Корнея, только и твердила, кружась вокруг:
– Корней! Корней! Да ты уронишь её, отпусти!
– Да как же я уроню такой бриллиант, ни за что не уроню! – кричал Корней, подпрыгивая вместе с Надийкой.
– Господи Боже мой, да что ж это такое? – подумала Захариха, – Сумасшедший дом какой-то.
– Да ты хоть расскажи толком, что случилось-то?
– Что случилось? А вот что, бабушка, – воскликнул Корней и принялся рассказывать.
Когда он приехал домой, то тут же и отдал тот свёрточек, что подарила ему Надийка, своей супруге, как велела ему девочка.
– И что? – спросила Захариха.
– А жена развернула подарок, да и опешила, и спрашивает у меня – а откуда ты узнал? Я ведь тебе ещё ничего не говорила.
Я ничего не понял, спрашиваю – что узнал? А жена мне протягивает маленькую рубашоночку, расшитую голубыми цветочками.
Захариха поглядела на Надийку, та смущённо заулыбалась.
– Так это что? – опять не поняла старуха.
– Что-что? Да ребёночек же у нас будет! – рассмеялся Корней, – Вот не знаю кто, мальчик или девочка, но будет! Мы его так долго ждали, бабушка! Мы ведь уже семь лет женаты, а всё не получалось у нас. А тут Надийка мне, как ласточка весенняя, новость радостную и принесла со своим подарочком. Мы и сами не думали, не гадали, жена только в этот день и поняла твёрдо, что нет сомнений, что точно тяжёлая она. А тут и рубашечка! И как Надийка обо всём догадалась? Чудо же, бабушка!
Корней снова подхватил Надийку на руки, и, светясь от счастья, закружил её. Бабы, подоспевшие к ним, тоже улыбались, сгрудившись вокруг и глядя на них.
– Что же, привезла ты мне сегодня свои работы расчудесные? – спросил наконец Корней.
– А то, – важно ответила Надийка, – И немало.
И она принялась доставать из корзины свои вышивки. Бабы вновь принялись ахать, да всплескивать ладошками, дивясь искусному шитью. Надийка стояла в стороне, рядом с Захарихой, и с улыбкой наблюдала за всем этим. Бабы же тут же разбирали себе шитьё, отдавали деньги Корнею, а вслед за ними тут же подходили новые покупательницы. Захариха только качала головой, удивляясь такому успеху внучкиного рукоделия. Не прошло и получаса, как Корней всё распродал, подошёл к Надийке с Захарихой и рассчитался с ними за труды.
– Бабушка, а вы откуда будете-то? Из какой деревни?
Захариха объяснила ему, где они живут.
– О, так это совсем недалеко!
– Недалеко, да пешком-то тяжело будет. Ноги у меня уже не те, что в молодые годы, болят. Вот, ежели когда с соседями попуткой, то и приезжаем.
– Ну что ж, вот вам денежки ваши, а это тебе, рукодельница, отдельный подарок. Купи себе, что сама захочешь, ладно? – и Корней, как и в прошлый раз отсыпал ей в ладошку горсть монеток.
– Ага, – кивнула девочка, – Ну, до свидания, дядя Корней.
Корней откланялся и направился к своему прилавку, на пути он оглянулся, чтобы помахать на прощание Надийке.
– Дядя Корней, а родится у вас мальчик, – громко сказала Надийка.
Корней так и замер с поднятой в воздухе рукой, уставившись на девочку. Захариха засмеялась, взяла внучку за ладошку, и они
