Я принес документы для доктора Марка Блонски и это довольно спешно, если, конечно, я не хочу вылететь с работы…
Однако его голос мгновенно потонул в шуме и гаме других голосов, в смехе и совершенно неуместных аплодисментах.
– Так оно всегда и бывает, – мужчина дружески улыбнулся Амосу, давая ему понять, что он находится среди друзей. – Вы приносите какие-то глупые документы, а попадаете в нашу церковь, в Церковь Адольфа Гитлера, хотя еще сегодня утром вы даже не подозревали о ее существовании… Мне кажется – в этом чувствуется рука Провидения.
Все дружно закивали головами.
– Не уверен, – сказал Амос, чувствуя, что ему пора выбираться. – Пожалуй, будет лучше, если я пойду. В конце концов, письмо можно отнести и позже.
– Куда спешить? – улыбнулся мужчина и несильно стукнул себя ладонью по груди. – Прислушайтесь к вашему сердцу, господин курьер. Прислушайтесь к нему, и оно укажет вам правильное направление.
Последние слова его, впрочем, потонули в неожиданно и громко зазвучавшем органе, который играл увертюру к Тангейзеру, так что Амос понял, что, по крайней мере, до конца увертюры ему не удастся вставить ни одного слова, тем более что одновременно с органом занавес, скрывающий сцену, стал медленно расходиться, открывая столп света, который падал с высоты на затянутую красной тканью сцену, в глубине которой находился на возвышении украшенный цветами огромный портрет Адольфа Гитлера, который внимательно и печально смотрел прямо на Амоса, словно мудрый отец, который видел все недостатки своего сына, но надеялся, что при надлежащем усилии, они могут быть искоренены и преданы забвению.
– Позвольте, – сказал Амос, поражаясь размаху того, что он видел – Что это?
При этом ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать звуки Тангейзера.
Мужчина с пледом посмотрел на него с легким сожалением.
– Если вы говорите о лицензии, – сказал он, слегка наклонившись к Амосу и кивая куда-то в сторону, – то ее копия висит возле раздевалки, если вы захотите, то можете легко убедиться в этом сами.
– У вас есть лицензия? – с сомнением произнес Амос, впрочем, уже не так уверенно, как прежде. – Лицензия, которая позволяет вам… – Он помахал перед собой свободной рукой и не находя нужных слов, негромко засмеялся.
– Можете не сомневаться. У нас есть лицензия, полученная непосредственно от Министерства юстиции. Мы зарегистрированы как некоммерческая религиозная организация. Если вам угодно, можете даже познакомиться с подлинниками всех регистрационных документов. Они находятся у главного бухгалтера. Его, правда, сейчас нет, но я надеюсь, что скоро он приедет.
Все это он проговорил, наклоняясь к Амосу, чтобы тому было лучше слышно. Потом он выпрямился и крикнул, перекрывая звуки Тангейзера, сидевшим рядом со сценой людям:
– Он сомневается, есть ли у нас лицензия!
Никто ничего на это не сказал, однако, все повернули головы в сторону Амоса и долго смотрели на него, словно он позволил себе нечто не совсем приличное.
– Ладно, – сказал Амос, делая вид, что ему совершенно наплевать, что про него думают окружающие. – Все это, в конце концов, не мое дело. Я только курьер, который должен отдать это письмо в руки того, кому оно предназначено. Надеюсь, вы поможете мне, наконец, выбраться отсюда?
– Я уже сказал вам – всему свое время, – произнес мужчина в пледе и затем спросил: – Знаете, какая ваша главная беда, которую вы, похоже, даже не замечаете?.. Вы постоянно думаете о земном, о временном, о проходящем, тогда как мне кажется, вам давно пришло время подумать о небесном… Надеюсь, вы понимаете?
– О небесном, – Амос вложил в свою реплику столько иронии, сколько смог. – Я пришел, чтобы вручить человеку важное письмо, а вы говорите, что я должен заботиться о небесном… Может быть, вообще выбросить его вон?
И он помахал перед собеседником зажатым в руке конвертом.
– Это как вам будет угодно, – сказал мужчина, оставив без внимания иронию Амоса. – Но на вашем месте, я благодарил бы судьбу за то, что она привела вас в это святое место. Поверьте, далеко не всем повезло так, как вам.
То, что говорил собеседник Амоса, – как, впрочем, и все остальное, – было, конечно, лишено всякого смысла. И тем не менее, чувствуя небольшой приступ любопытства, Амос спросил:
– И чем же это, интересно, мне, по-вашему, повезло?.. Может, тем, что я попал в компанию патентованных сумасшедших, которые поклоняются портретам черт знает кого?
Мужчина посмотрел на Амоса, как смотрят на заблуждающегося, но искреннего и даже где-то симпатичного собеседника:
– Вам повезло, потому что, не приложив никаких усилий, вы попали, по милости Господней, в Церковь Адольфа Гитлера… Если вы верите в то, что при всех обстоятельствах дух всегда остается выше материи, то вы должны быть последовательным и поверить в то, что ваше присутствие здесь ни в коем случае не может быть названо случайным.
– В Церковь Адольфа Гитлера, – сказал Амос, предвкушая выражение, которое должно было появиться на лицах его друзей и знакомых, после того, как они услышат от него эту идиотскую историю. – Отличная мысль! Особенно если вспомнить, что Ваш Адольф, если вы не знали, застрелился еще тогда, когда ваш дедушка ходил пешком под табуретку. Или для вас это новость?
– Отчего же? – мужчина с явным сожалением продолжал смотреть на Амоса. – Просто эта гипотеза не выдерживает никакой серьезной критики.
– Эта гипотеза? – переспросил Амос, вытаращив глаза.
– Ну, конечно, гипотеза, – мужчина вытащил из-под пледа руку и обвел ею все видимое пространство, словно призывая Амоса убедиться самому, где находится настоящая правда. – А что же, по-вашему, еще?
Тангейзер между тем смолк, и прежде, чем открыть рот, Амос успел увидеть, что на самом деле играл никакой не орган, а всего лишь старый проигрыватель, который стоял на ступеньках ведущей на сцену лесенки, и теперь, когда кто-то из присутствующих встал, чтобы поменять пластинку, можно было ожидать, что Амосу опять не удастся обратить внимание присутствующих на свои проблемы.
И он не ошибся.
Седьмой скрипичный концерт Моцарта грянул откуда-то с высоты, и притом грянул со всей силой, так что поначалу могло показаться, будто это играет не старенький проигрыватель, а, по крайней мере, Большой симфонический оркестр Вильгельма Фуртвенглера.
– Акустика, – с уважением сказал мужчина и натянул себе на голову плед. – Между прочим, ничего удивительного, потому что этот дом построен в 1813 году. Сначала тут был домашний театр княжеского дома Визенбахов, а затем – обыкновенный доходный дом, который к счастью дожил до наших дней.
– Господи, – Амос попытался вспомнить, как ему представился мужчина. – Господин Ригель…Вы не могли бы проводить меня назад, до двери?..
– Не сейчас, не сейчас, – мужчина несколько фамильярно взял Амоса под руку и быстро провел его мимо сцены и сидевших в креслах людей, чьи мрачные лица, пожалуй, не вызвали у Амоса большого доверия. Впрочем, и маленького тоже. Правда, какая-то совершенно несимпатичная старушенция в белых буклях
