не больно, а даже, скорее, как-то слишком кисло. Зажмурился, втянул сопли, обильно разбавленные кровью, лицо быстро отекало. Шоссе, поворот, светофор, поворот, отвести взгляд от серого здания хосписа при больнице, металлический привкус в глотке, ухабы парковки. Главное – не играть. Главное – не играть. Главное – не играть.
888
Идут гудки. Длинные и слегка вопросительные.
– Больше мы дверь никому не открываем, – Надя на всякий случай нарисовала на внутренней стороне ладони жирную чёрную точку. – А это чтобы не заблудиться.
Наконец сестра взяла трубку.
– Ты на часы смотрела?
– Ни привет тебе, ни пока, – я ей не верила до конца, но чувствовала, что копать нужно в эту сторону. – Поздно, да, но ты же сама звонила минут сорок назад.
– Надя, я тебя люблю, всё классно, но с того разговора прошло одиннадцать месяцев. Почти год.
– Ага, конечно.
– У тебя что-то случилось?
– Почему обязательно должно что-то случиться? Может, я так просто…
– Ты реально бросила учёбу? – перебила Надю сестра.
– Бросила, и что с того?
– За тебя же платили родители, – произнесла она без какого-либо упрёка в голосе.
– Теперь они платят мне. Они не узнают. А если и узнают, уверена, что поймут. В целях неприятия бурления в котле случайностей, а вероятней, для того, чтобы мочь лучше отличить себя от своего правильного успешного отражения (то есть от тебя), я распрощалась с будущим, которое я сама выбрала, а ещё проколола нос (септум) и один сосок (хотела оба, но больно, твою мать).
– Надя, неужели ты никаких уроков не извлекла из прошлого?
– Ну почему же: кое-какие навыки с учёбы остались, их хватает для того, чтобы копаться в себе ножом. Для чего ещё нужно высшее образование? Ни связей, ни друзей – надо было постараться, чтобы так пролететь… ты вон вышла замуж, стала матерью прекрасных девочек, когда-нибудь и они нарожают преемниц. Дай бог, чтобы у них сложилось всё лучшим образом. А мне вообще сколько лет-то? Кажется, вчера было шестнадцать.
– О, мне не хватало этой откровенности.
– И в художку я тоже не вернусь, – отрезала Надя.
– Что, и художку тоже? Это же было прям твоё.
– Я не про это хотела с тобой поговорить, не про соски и не про художку.
– А про что? – зевнуло Надино отражение.
– Помнишь, как родители прыгали от радости, когда в четырнадцать лет какое-то неприлично дорогое тестирование из трёхсот пятидесяти восьми вопросов показало, что у меня с восьмидесятиоднопроцентной вероятностью имеется предрасположенность к изобразительным видам искусства? – Надя тоже поспешила прикрыть непослушный рот рукой. – Благо драгоценное время было потеряно не полностью (что, в свою очередь, выяснили на консультации с соответствующим специалистом), и я начала посещать занятия по рисованию.
– Как такое забудешь, пришлось попрощаться с обещанной беззеркальной камерой.
– Я только сейчас начинаю задумываться, как мало в моей жизни жизни. Когда каждый шаг проработан и аргументирован, всё вокруг лишается чуда и сам ты становишься будто результатом тестирования. Я сложена из пяти вариантов ответа: абсолютно не согласен, скорее не согласен, затрудняюсь ответить, скорее согласен, абсолютно согласен. Если тест показал, что я обладаю «высокими показателями эмпатии», значит, заказана дорога в психологию. Если тест показал, что я сляпана из пшеничной муки, значит, меня не рекомендуется употреблять лицам с непереносимостью глютена. Насмешливая примитивность. Я представляла себя в бирюзовом пиджаке узкого кроя с аккуратным узким вырезом сидящей в кабинете оттенков прованса, что оборудован на мансардном этаже старинного дома, непременно с милыми круглыми оконцами, из которых льётся тёплый свет; вот я сижу напротив нуждающегося (всегда безликого), выслушиваю его (шёпот, который не получается расслышать), примеряю на себя чужие личины (так и не найдя свою). Копнёшь чуть глубже, а там нет ничего, кроме жажды спалить дотла всё, на чём свет стоит, сорвать пиджак, залить кровью окно, запихнуть лавандовый диффузор кое-кому в, и, наконец, уничтожить этот коммерческий суррогат, насколько бы прибыльным он ни казался в моменте.
– Надя, моя Надя…
– Почему-то мне верилось, будто живопись – это я. Нет же, это тоже всего лишь сумма баллов, за которой скрываются треснутые багеты и нагота…
– Ты слишком быстро сдаёшься.
– Может быть. Зато теперь я здесь, – с улыбкой заявила Надя, продемонстрировав сестре кофейню.
– Так уверена, что решение оставить прежнюю жизнь – спонтанно и поэтому твоё? – голос из телефона был наполнен насмешкой.
– А разве это не так?
– О, любимая моя сестрица, тебя вскоре ждёт сюрприз! Доброй ночи!
– Доброй… – не успела Надя договорить, как раздались гудки.
888
Надя на всякий случай решила проверить весь доступный объём на предмет подозрительных деталей. В шкафчиках вместо запасов зёрен и типичных кофейных атрибутов валялись несуразные куклы со стеклянными глазами, истыканные иголками, перечёркнутый календарь и таблицы, в которых буквы и слова сводились к числам, – целые стопки. Разбираться в хламе у Нади не было никакого желания. Неспособная с полной уверенностью отнести мальчишку на счёт сна, подошла вплотную к двери туалета.
– Вообще-то по правилам эта уборная только для персонала. Эй! Ты там?
Надя, прежде постучав, толкнула дверь – никого, свет выключен, где-то тут выключатель, вот.
– Естественно.
Я не даю тишине имён. И всё же на согнутом пополам листочке, который по правилам обязана выставлять у кассы во время естественных отлучек, написано: вернусь через 4'33".
В уборной стены выкрашены в чёрный цвет. Над унитазной инсталляцией в совершенно неподходящей бронзовой рамке с виньетками воздеты «Руки» Эшера и небольшая табличка «SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS». Наверное, это должно что-то значить, но я в тот момент была не столь заинтересована в толковании нюансов оформления сортира.
Прежде протерев антибактериальной салфеткой стульчак, решаю воспользоваться ситуацией. В процессе обнаруживаю на чёрном полу надпись:
И чуть выше (то есть ближе к порогу) ещё одну:
Буквы едва можно разобрать: надписи сделаны красным маркером, блик которого различим только под этим углом. К тому же кто-то безуспешно пытался зацарапать их острым предметом.
Но существующее, как известно, существует не более, чем несуществующее…
Олег Постнов. Страх
– Ты здесь? – неуверенно вскрикнула напуганная до чёртиков Надя. Какая-то тень скользнула по краю её периферического зрения.
Ещё с минуту девушка прислушивалась, но собственное дыхание и пульс заглушали слух. Нет, ей точно не показалось, это не какая-то там муха, тень была размером с медведя, к тому же она задела консервную банку с бобами в томатном соке, та с грохотом рухнула на пол, обнажив слипшийся комок своих внутренностей. Она здесь не одна. Надя быстро натянула дурацкий комбинезон, который приходилось спускать до колен, унизительно придерживая лямки, чтобы справить нужду. На бачке был изображён гнусный зелёный мужичок, он тянулся к кнопке смыва «billions must die».
– Я тебя видела, – вооружённая чугунной кочергой из бутафорского камина, Надя аккуратно выглянула из туалета в пространство подсобного помещения. Заглянула за угол, откуда источалось бледно-голубое металлическое свечение. Слева – то, что следовало бы назвать кухней, – пусто, справа основное пространство кафе – именно отсюда выскользнула тёмная фигура. Напротив – неприметная облупленная серая дверь, едва достающая ей до плеч в высоту: «hrm» – гласит табличка. Видимо, это и есть кладовка, которую, судя по надписи в туалете, не стоит открывать.
Как можно тише она нажала на ручку, но ржавые петли заботы не оценили, возмущённо пискнув. К своему удивлению, за дверью Надя обнаружила весьма длинный, но очень низкий серо-зелёный коридор, метров десять-двенадцать, едва освещённый лампочками накаливания. Знакомым образом они свисали с облупленности потолка примерно до уровня пупка. На какое-то время Надю очаровали меланхоличные непредсказуемые пульсации лампочек: будто в глубине её души – мигало. По левую и правую руку виднелись очертания ещё каких-то дверей, расположенных в шахматном порядке, а заканчивался коридор резким спуском вниз. Чёрный проём был загорожен прибитой поперёк доской с предупреждением об опасности. Поверх красного знака запрета кто-то нарисовал белым маркером забавную зубастую морду. На кого это рассчитано? Приблизившись на полусогнутых коленях, прижимаясь ухом к плечу, Надя тщетно попыталась посветить туда
