в потолок пялиться.
Мать немного сникла:
– Ну… сейчас везде… сложно. Вполне мог бы использовать свободное время для подготовки кандидатской диссертации…
– Ты серьезно? Мам! Если мне понадобится ученая степень, я этим займусь. Но пока не вижу необходимости.
– Валечка, что ты такое говоришь? Кандидат наук – это же… это же…
– Выйди к метро, мам! Там не только кандидаты, там и доктора наук, и чуть не академики ношеными ботинками торгуют.
– Это пройдет, – вдруг заявила она совершенно твердо, словно и не теряла только что дар речи от нахлынувшей растерянности. – Это все пройдет. А кандидатская степень всегда будет нужна. Если уж с профессиональными исследованиями пока не получается, если, ты говоришь, там никто не работает. Хотя я не верю, что никто. Кто хочет – тот работает, а кто не хочет, всегда найдет оправдания. Да, жизнь сейчас трудная, так что ж теперь, сложить ручки и ждать у моря погоды? – Она вырулила на знакомую дорогу, голос зажурчал плавно, привычно, почти жизнерадостно. – Нельзя время терять.
Валентину стало совсем смешно.
– Я и не теряю. И уж тем более не оправдываю безделье сложными временами. Какое безделье, поспать толком некогда! Мам, у меня давным-давно свое дело.
– Свое дело? – медленно повторила она, чуть не с ужасом глядя на остатки гастрономического изобилия. – И это вот все…
– Ну а как ты думала? По-моему, все были в восторге. И вряд ли хоть один из твоих гостей решил, что это куплено в институтском буфетике.
– Валечка, опомнись! Что ты такое говоришь?!
– Я говорю, хватит уже меня воспитывать, мам. Я большой мальчик, у меня люди работают, я им деньги за это плачу. И кстати, никогда зарплату не задерживаю. И еще… – Он уже стоял в прихожей, завязывая кроссовки и проклиная непослушные шнурки, потом плюнул, затянул их кое-как, сунул хвосты под язычок, выпрямился и, распахнув входную дверь, сказал почти спокойно: – Я миллион раз просил не называть меня этой бабской кличкой – Валечка!
Очень хотелось хлопнуть дверью, но не стал. Во-первых, все-таки у отца день рождения. Он-то уж точно ни при чем. И во-вторых, хлопание дверью – это просто вульгарный жест беспомощных слабаков. А он сильный. Матери он, конечно, ничего никогда не объяснит – у нее слишком твердые принципы (вот пусть их на хлеб и намазывает!), – ну и наплевать. У него своя жизнь, и он ее сам строит.
Как там? Посадить дерево, построить дом и вырастить сына?
Деревьев во время школьных субботников он посадил не один, наверное, десяток. Дом строить начал. Ну не дом, пока лишь первую свою квартиру приобрел, но это ведь тоже считается! А сына… Кто родится, того и будет растить! И, кстати, ему почему-то больше хотелось дочку…
Нет, он запретил себе об этом думать, ничего же пока неизвестно, Леля сама не уверена… Но о чем еще думать? Не о разборках же с матерью!
В кармане ветровки словно заработал отбойный молоток: виброрежим у мобильного был мощный, под стать массивности самого аппарата.
Звук Гест отключал, приходя домой – хоть и ночевал через раз на брошенном в углу пустой квартиры матрасе, его дом был пока еще здесь, пусть уже и недолго осталось! Матери о столь неподходящем для «порядочного мальчика» аксессуаре не говорил, разумеется. Отцу и то сказал только сегодня, сунув визитку с номером в коробку к новому телефону.
И сейчас звонил именно отец. То ли не терпелось поиграть с подаренным кордлессом, то ли мать нажаловалась на неподобающее поведение сына. Оказалось, второе.
– Лень, это ты? – неуверенно спросил он.
– Я-я, натюрлих, – засмеялся Гест.
– Это я, папа то есть. Тут Лида… она…
– Что, плачет? – Предположение было совершенно невероятным, скорее уж заплакал бы Медный всадник.
– Н-нет, но… Она сказала, ты женишься?
– И что? Отговаривать станешь? На цепь посадишь?
– Что ты! Леля очень хорошая девочка, вы друг другу подходите… – Судя по журчанию воды, он спрятался от жены в ванной, как когда-то делал сам Валентин.
– И в чем же дело? Рано, что ли?
– Лида так считает… Но это тебе решать, если ты думаешь, что пора… Только она что-то странное говорит про квартиру. Она не поняла, наверное, да? Ты для вас снял квартиру, так? Потому что она утверждает…
– Это не она утверждает, – перебил Валентин. – Это я сказал, что купил квартиру. И, предваряя следующий вопрос, да, у меня свой бизнес. – За последний год он даже с чиновниками всевозможных рангов и амбиций научился разговаривать. Подумал было, что включать эти навыки против отца – жестоко, но в конце-то концов!
– Бизнес? – растерянно повторил тот.
В груди ворохнулось что-то горячее. Не стыд, нет, скорее сочувствие. Отец ведь беспокоится за него! Боится. Вот мать – она не беспокоится, она просто-напросто пытается «высечь из глыбы мрамора статую, отсекая лишнее». Кажется, так кто-то из великих скульпторов описал свою работу. Но он-то – не кусок камня, чтобы от него «лишнее» отсекать! Нет, матери Валентин не сочувствовал. Отец – другое дело.
– Пап, ты не беспокойся за меня, ладно? – сказал он как можно мягче. – Все нормально, ни в какой криминал я не ввязался… – В криминал он ввязался значительно раньше, но спасибо Якуту, лишь слегка, а теперь и вовсе чист. – Ну бизнес, что такого. Муниципальное предприятие, все не просто законно, а сверхзаконно, и в мэрии меня любят.
– В мэрии? – ошарашенно переспросил отец. – Как это…
– Книжками я занимаюсь. Не водку паленую в сарае разливаю или, боже упаси, чего похуже. Книжки, понимаешь?
– У тебя… книжный магазин?
– Нет, – засмеялся Валентин. – Ну представь меня за прилавком – смех же. Я скорее координатор. Не вникай, короче. Все правда хорошо. Думаю вот еще летучую бригаду сантехников и прочих слесарей организовать. Есть у меня один волшебный персонаж, реально обалденный дядька! Слесарь-сантехник, руки не то что золотые, платиновые. И голова на месте. Пьет, конечно, но в меру. А если его работой нагрузить, ему и не до выпивки станет.
Идея вспыхнула так ярко, что Валентин даже зажмурился, как будто сверкнуло не в мозгу, а перед глазами. Он давно думал, как бы пристроить к делу Петровича – ну правда ведь золотой мужик! А теперь все вдруг сложилось. Сложностей, конечно, будет миллион и маленькая тележка, но если получится – ух! Хорошо, что отец позвонил!
– В новостях-то каждый день о всяких ужасах рассказывают, – обеспокоенно бормотал тот в трубке. – Одного взорвали, другого застрелили… Поневоле страшно.
– Пап, я не полезу ни во что опасное. Стреляют и взрывают – это сферы влияния делят. А кому нужны
