- Доброе утро, Толя. Бодрствуешь?
Радист шевельнул длинной тёмной бровью, чмокнул губами. Вася счёл это за приветствие и устроился рядом.
- Я с вами полечу, – сообщил он. – Не возражаешь?
- Говоришь ты много, – проворчал радист. – Кто пишет, тот не должен болтать.
- Ты, как всегда, прав, златоуст. Люблю потрепаться. Может, и сейчас языки почешем? Одичал в тайге...
- Лучше поспи. Милое дело.
- Спать не придётся, – сказала Наташа. – Сейчас вылетаем.
Она и Яков Иванович привели к вертолёту оробевшую Тидне.
- Что, испугалась? – подсаживая её, смеялась Наташа. – Я бы на твоём месте от радости прыгала.
- Мы не упадём? Я обещала Тэмне сына.
- Не каркай! – рассердился на неё лётчик-ненец. – Не тай пок накаркаешь.
И это говорит Коля Сэротетто, самый храбрый штурман на свете, – похлопал его по плечу журналист.
Яков Иванович ласково обнял Тидне, и вертолёт загрохотал.
- А Петровича-то? – заскочив внутрь, напомнил Димка. – Его срочно в больницу надо.
- Ну что ж, – решила Наташа. – Веди своего Петровича.
Подле художника сидел Тимофей. Сюда же бочком пробрался Ваня и теперь принюхивался. Цыган принёс в дом кое-какую провизию. Анфиса Ивановна варила суп.
- Вертолёт улетает, – запыхавшись, крикнул Димка с порога. – Вениамин Петровича хотят взять...
- Не полечу я, – отказался художник. – Я никогда не летал... Теперь уже поздно.
- А врач? Вам срочно нужен врач!
- Вот и привези его сюда, – посоветовала Анфиса Ивановна. – А Петровича лучше не тревожить.
- Там ждут... что сказать им? – чуть не плача, сказал Димка.
- Скажи, что слышал.
Димка, рассерженный взрослыми, убежал. И скоро вертолёт недвижно завис над деревней, словно большая, кем-то вспугнутая с полыни стрекоза.
Яков Иванович запрягал оленей.
- Чо-то неладно, – сказал он, тронув хореем большого белого самца. Олени дёрнули нарту и дружно затрусили прежним следом. Старик ещё раз глянул в небо: вертолёт висел всё там же, рокотал, точно не желая улетать. – Барахлит машинка-то, – встревожился старик и остановил упряжку.
- Это разве машинка? – насмешливо ухмыльнулся цыган, выскочивший на звук улетавшего вертолёта. – Вот моя машина – это да! Эй, бабка! – позвал он Анфису Ивановну. – А где твой «Летучий голландец»?
- Отлетался, – вздохнула командорша. – Вот этот друг утопил, – указала она на своего бывшего рулевого.
- Жаль, – присвистнул цыган. – Теперь мне и конкурировать не с кем. А ты пойдёшь ко мне матросом? – обратился он к Ване.
Тот что-то промямлил, но его ответ заглушил Димкин вопль:
- Падает!
Вертолёт, однако, не упал. Но как-то уж очень резко клюнул винтом, кое-как выправился и стал снижаться. Сел он почти на прежнем месте. Все поспешили туда. Люк открылся. На землю первым выпрыгнул Маламыжев. На руках у него была Тидне. Она стонала.
- Коворил, накаркаешь! – размахивал руками Сэротетто.
- Дай-ка её мне, – сказал подоспевший сюда Яков Иванович.
Тидне стонала. Лицо было изломано болью.
- Чуть в воздухе не распросталась, – пробормотал радист. Дав экипажу выйти, снова устроился под лесенкой.
- Что случилось, Наталья? – спрашивал Вася.
- Не знаю. Надо смотреть... – пожала плечами лётчица.
- Алёна! – увидав её, хрипло сказал цыган и замирающим шёпотом повторил: – Алёнушка!
- Я не Алёна, – удивлённо возразила лётчица.
- Алёна, – бормотал он, целуя руки Наташе.
- Ну ты, полегче! – прикрикнул на него журналист. – Ишь приспособился.
На правах давнишнего знакомого он опекал Наташу. Познакомился с ней года три назад, когда во время выброса на буровой погиб её муж. Наташа только что приняла вертолёт и, схоронив мужа, помогала со своим экипажем задавить газовый фонтан. Журналист написал об этом экипаже восторженный очерк.
- Алёной сестру мою звали, – высвобождя руки, сказала лётчица. – Она умерла...
- Умерла... знаю, – горестно закивал Тимофей.
- Умерла, – как травинки под ветром, поникли Файка-Зойка. – А ты на неё похожа.
- Корабль-то твой унесёт, – сказал отчётливо Ваня, увидав, что баржу относит. – Ишь какой ладный корабль!
Войдя в воду, он ухватился за канат, притянул баржу, привязал её к сосне.
- Ну ладно, ребятки, – сказала Наташа. – Давайте посмотрим, что с нашей пташкой.
- Бабочку-то веди в дом, – посоветовала старику Анфиса Ивановна. – Вишь, всю извертело...
Тидне увели в избу, а цыган, ребятишки и лётчики сгрудились подле вертолёта.
- Толя, проснись! – позвала
