Тогда, как и сейчас, шёл дождь. Дождь распоясался совершенно.
Как это случилось?
- Как это случилось? – лепетала Наташа подлинная, которую, как это часто с ним в спешке бывало, не дописал. Жизнь всё время подталкивала ему материалы, и Вася начинал сознавать себя виноватым. «Может, бросить эту канитель? Мелко плаваю», – корил он себя. Но корил для вида. Любил свою суетную профессию. Она сталкивала с интересными людьми, бросала по области из конца в конец, и Вася колесил, колесил и, как покойный Вениамин Петрович, старался больше видеть, слышать, спешил, жадничал, изводил кипы бумаги, терял свои материалы, иной раз даже и не напечатав их, но не жалел, потому что блокноты его всегда полны были фактами и встречами, о которых стоило написать.
- Как вышло, что мы полюбились? – спрашивала Наташа, которую Вася несколько лет назад оставил плачущей в Нумгах. А здесь, в пустой заброшенной деревне, она опять оказалась счастлива. И Вася радовался за неё.
- Мы знакомы с тобой давно... всю жизнь, – убеждённо отвечал Тимофей. – Только раньше тебя звали Алёной.
- Не надо, Тима... Я тоже теряла. И то, что было, оно уже было...
Вася нетерпеливо кусал кончик шариковой авторучки и что-то лихорадочно набрасывал в блокноте. Может, как раз то, о чём они говорили? Но как он мог их слышать? Правда, стояла синяя тишина. Ветер спал, и даже не звенели паутинки. Лишь бурундучок удивлённо посматривал на людей и думал: «Оба взрослые... Отчего один другого кормит изо рта?». Бурундучок не знал о поцелуях. Он о многом не знал. А те двое знали и брели, не различая перед собой дороги. Потом останавливались и брели снова. Тишина расступалась перед ними, открывала сине-зелёные дали. За лесами она сгорала в огне. И над нею клубилось дымное облако.
К берегу, где присели цыган с Наташей, подскочил на подводных крыльях катер. «Милиция» – было написано на борту.
- Тут баржа не проплывала... белая, под названием «Алёна»? – спросил милицейский капитан, завидуя цыгану. Он тоже мог бы вот так же держать за руку красивую женщину. А вместо этого должен мотаться вверх и вниз по реке, разыскивая самоходку. Стояла годами на приколе, была не нужна. Увели – вдруг нужна стала...
- Видел, – скрыв усмешку, кивнул Тимофей. – Туда, в протоку ушла.
- А груз на ней был?
- Как же, был. Обязательно был... пустая посуда. – А рулевого зовут Иван... Сонный такой.
- Не совпадает, – сказал капитан. – Того звали Тимофеем.
- Может, продал кому... – предположил Тимофей. И катер помчался за похитителем.
- Они тебя ищут?
- Наверно.
- Зачем ты баржу увёл?
- Хотел заработать много денег.
- Ты сильно любишь деньги?
- Я тебя люблю.
- Ты полетишь со мной?
- Конечно. Я буду готовить твой вертолёт... чтоб он никогда не падал.
- Это будет чудесно!
И они снова целовались. И Наташа всё повторяла: «Как же это случилось? Как?..»
Тимофей не отвечал, нёс её на руках по лесу и пел что-то очень тихое, цыганское. А может, это пела полдневная тишина, и лес с завистью вслушивался в её задушевную песню?
Оробев, примолкли в кустах Файка-Зойка, которые не знали, что теперь будет с ними. Может, Тима отправит их в Тюмень. А может, возьмёт с собой?
- Если его самого возьмёт лётчица, – передёргивая узкими зяблыми плечиками, с дрожью в голосе сказала Зойка.
- Возьмёт, – прошипела Файка, обозлившаяся на Наташу. – Ходят, целуются, про нас забыли. Он красивый... И слабый. Слабых всегда кто-нибудь подбирает.
- Очень слабый, – согласилась с ней Зойка. Глаза были полны слёз.
- Ну, девочки, – спросила Наташа, сразу разрешив их сомнения, – вы полетите с нами?
- Поле-ти-им! – закричали они и захлопали в ладоши.
«Ти-им!» – отозвалось эхо.
- Слышишь? – Наташа навела на ухо ладонь, склонилась влево. – Твоё имя и лес повторяет. Ти-им!
- Эй, ромалэ! – взяв девочек на руки, улыбнулся Тимофей. – Куда лететь собрались?
- Куда-нибудь туда... всё равно. Лишь бы с тобой.
- С нами, – поправил их Тимофей. – Теперь с нами. Понятно?
- С вами. Понятно.
- Маламыжев! Проснись! Мы летим...
- А я не сплю, – ясно сказал Маламыжев. – Я вас поджидаю. – И, не открывая глаз, надел на голову наушники.
