настолько, что когда у Шахида родилась двойня – Хасан и Хусейн, он пообещал одного сына отдать бездетному Мукушу. Ушел, стало быть, в другую крайность. Тогда Аби вызвала Махмуда из Караганды. Он приехал, закрылся в доме с Шахидом и так отлупил своего сына солдатским ремнем с пряжкой, что тот не только навсегда забыл о своем решении, но и на долгое время превратился в тихого, мирного отца и мужа.
Наверное, мальчишки любой национальности, независимо от возраста, совершают «страшные» проступки, которые по прошествии времени кажутся забавными и пересказываются по многу раз. Как то раз старшие из пяти моих братьев – Закир, Шамиль и несколько соседских пацанов, спрятались за огородом в густой траве и решили впервые покурить. Бычки насобирали возле столовки. А прятались они не только от взрослых, но и от своих младших братьев, в надежности которых сильно сомневались. Но Камал, третий брат, их все-таки выследил.
– А мне дадите курнуть? – неожиданно нарисовался он за спиной ребят.
– Ага, иди отсюда, щас получишь у меня, – отогнал его старший Закир. Обиженный Камал пришел к матери и говорит:
– Мам, а они мне курнуть не дали.
– Чего? Курнуть?! – Дикбер чуть не поперхнулась чаем. – Кто там курит? Где они?
Взяла мать самую длинную палку во дворе и, спотыкаясь, рванула за огород. Камал бежал рядом и показывал, куда они спрятались. От ее крика мальчишки мигом побросали окурки, спички и почесали в разные стороны. Зная характер матери, сыновья надолго забыли игру с сигаретами.
Но, все равно их она баловала больше, чем дочерей. Нас, девчонок, мать держала сурово. В доме всегда много работы – большая семья, отец без руки, частые гости, огромное хозяйство. Даже учить уроки не было времени. Я, как старшая, несла самую большую нагрузку, поэтому и училась кое-как. С 10 лет доила коров, купала и стригла младших братьев, стирала и всегда думала: «Вот почему Любка, моя подруга, после школы может поспать, поиграть, а я никогда не могу?»
В своих детских размышлениях я приходила к выводу:
«Отец без руки – виновата война!
Мама вышла за него – виновата война.
Кто затеял войну? Гитлер!»
Виноватым во всех моих детских бедах был Гитлер.
ВОРОВКА
Рождение у Дикбер детей, одного за другим, не давало покоя второй жене Аязбая. Я была в 6-м классе, мать тогда часто ездила в Караганду к родственникам. Именно в такие дни приезжали дочери от Меиз. Особенно часто навещала нас Айман. Она была студенткой мединститута, и отец помогал ей деньгами. Однажды после очередного ее визита Дикбер обнаружила, что все подушки и пуховые перины надрезаны и грубо, наспех зашиты.
– Зайнаб, мен жоқта жастықтардағы жүнді ұрлатып қойып, ай қарап жүрсің бе? (Зайнаб, ты куда смотришь? Кто-то воровал пух из подушек в мое отсутствие!)
Кто мог тогда подумать, что развязка этой истории произойдет лишь через пять лет.
В 1965 году Дикбер вдруг тяжело заболела. Опухли руки и ноги до такой степени, что она не то что ходить – с постели не могла встать. Никто не мог поставить диагноз, думали, что она умрет. Махмуд забрал ее на Кавказ, чтобы, в случае чего, там похоронить. Не зная, как помочь, родственники в отчаянии решили показать ее одному целителю. Тогда такие вещи строго запрещались властью, можно было даже получить статью. Но случилось так, что род целителя оказался, так называемым, «кровником» дедушкиному роду, то есть за ним была не отомщенная, по строгим кавказским законам, смерть. Знахарь согласился посмотреть маму, за это ему пообещали простить давнюю обиду. Он посмотрел и сказал, что наведена порча на смерть. Описал не только женщину, которая могла это сделать, но и предметы, которые могли быть в перинах и подушках. Дал какой-то раствор в бутылке, чтобы пить понемногу для выздоровления.
Удивительно, но мама начала поправляться, приехала домой, созвала всех отцовских родственников, соседей и при всех начала потрошить перины и подушки. Если бы я не видела сама, никогда бы не поверила. Кости птиц, когти, сломанные металлические гребешки буквой «М», какие-то нитки, перемотанные клубками… Страшноватого мусора набралась целая совковая лопата.
Все это нужно было сжечь подальше от дома и закопать. Люди были поражены, пошли разговоры: кто мог это сделать? Для селян ответ был на поверхности.
«Очевидно,– судачили они. – Несколько лет назад в дни отъезда Дикбер в Караганду и были подложены эти заговоренные предметы».
Слухи обо всем этом быстро дошли до Меиз. Она запаниковала и на всякий случай написала заявление в прокуратуру о том, что ей угрожают чеченцы. Хотя никто никого не обвинял и тем более не запугивал. Мало ли чего там полуграмотные женщины напридумывали? Однако, жители села еще долго с упоением пересказывали друг другу эту историю, которая со временем обросла совсем уж невероятными подробностями. По этим рассказам несчастная Айман – старшая дочь Меиз, которая приезжала в отсутствие чеченки, к концу жизни сошла с ума. Совсем в духе гоголевских произведений.
Я лишь одно могу подтвердить точно. После всего произошедшего мама быстро восстановила свое здоровье. И, несмотря ни на что, мы прекрасно общались и с Меиз, и с ее детьми, как обычные родственники. Без обиняков и взаимных претензий.
ОТЕЦ
А отец, конечно, был настоящий добытчик. Все, что нужно было для семьи, он возил мешками, коробками, ящиками, машинами. Обычно Аязбай просыпался рано утром и, как многие селяне, шел к сельской конторе, где обсуждались последние новости из жизни колхоза. Чуть позже просыпались восемь его детей. Дикбер после утреннего намаза и дойки коров готовила завтрак на 10 человек. Все уже садились завтракать, и тут в кухню обычно заходил отец. Дикбер изумлялась: «Аяке, сен дастарқаннан қалмай, үнемі дәл үстінен түсесің… (Аяке, ты никогда не опаздываешь. Всегда вовремя приходишь ко столу!)
Кто-нибудь из старших детей обязательно бежал помочь помыть ему руку с мылом, и все садились за стол. Отец не спеша рассказывал новости, тут же обсуждались все домашние дела и планы. Могли и разругаться: супруга вспыхивала, как спичка, бывало раскричится, заплачет. Он молча допивал чай и уходил по делам. Всегда спокойный, с цепким, проникающим взглядом. Говорил мало, но убедительно. Широкоплечий, немного полноватый, ходил он неторопливо, смеялся тихо себе в усы, никогда не слышала я от него громкого смеха и брани. Самое страшное ругательство Аязбая: «Ай якори, сволыш!» Соседи, родственники часто обращались к нему за советом по разным делам. Он всегда внимательно слушал каждого, и всегда у него наготове было дельное, а то и весьма оригинальное решение.
Так как левой руки у него не было, а дома по хозяйству было много мужских дел, любому гостю предлагалось «подержать гвоздь». И вот так,
