покинуть родину и уехать к детям в Казахстан. Второй раз в жизни ей пришлось бежать, наспех повесив замок на ворота дома, который впоследствии был разграблен и разрушен. Так получилось, что Казахстан дважды становился ее вторым родным домом…
Если Махмуд был главой своей семьи по статусу, то его любимая дочь Дикбер стала дарительницей жизни по своему предназначению. Правда, она никогда не осознавала этого. Конечно, душевная травма у нее была – идеальных родителей не существует. И, возможно даже, мы развиваемся и растем именно благодаря несовершенству наших родителей.
Суровые национальные традиции, непростое время, трагические события – все это не прошло просто так для чеченки. Поэтому свою жизнь она оценивала не так, как эта жизнь на самом деле выглядит со стороны. Дикбер считала, что какие-то вещи делала неправильно, она чувствовала себя виноватой – по большей части безосновательно. Потому что ее все любили и уважали не только за то, что она была матерью, и не за то, что была женой всесильного Аязбая, но за то, что она в первую очередь была хорошим человеком. И прожила более, чем достойную жизнь бок о бок со своим мужем-казахом. Они в своих человеческих качествах были партнерами, достойными друг друга: не шли по головам, не душили чужие жизни, не доносили ни на кого, не обрекали людей на голодную смерть, а наоборот, помогали всем.
Его выбор Дикбер, как матери его детей и хранительницы очага был точен, а ее сон в вагоне по дороге в Казахстан стал пророческим. Поэтому он и назвал ее Марьям, понимая, какой крест она несет, сама того не осознавая. Сколько раз она молила Бога об освобождении, но Создатель к ней не прислушался. Вместо избавления смертью ей предстояло проснуться и жить, жить дальше.
Говорят, что Всевышний не может быть везде одновременно, поэтому он придумал матерей.
Такой я ее и запомнила – истинной матерью!
***
– Мам, когда далнаш делают, творог кладут в начинку или необязательно?
– Не помню уже, забыла все. Да и не делала их давно.
– Ну мам, как это можно забыть?
– Не поверишь, Зайнаб, многое забыла, даже некоторые слова на чеченском. Редко говорю, не с кем… Я вот вспоминаю, как там на родине было. Вижу большую разницу с тем, как здесь, в Казахстане, живут. Почти каждый день кто-нибудь из снох или братьев твоего мужа приходит поздороваться, какие-то подарочки приносят, к себе домой часто приглашают без повода. Как-то все просто и приятно. Все время находишься в центре внимания, чувствуешь себя нужной. Казахи в этом отношении более открытые и простодушные. У нас на Кавказе народ сдержанный, нарушать спокойствие, приносить неудобства неожиданным приходом даже к родне считается невоспитанностью. Если приглашают гостей, то самый уважительный повод – это читать мовлид, чтение сур из Корана, религиозные песнопения.
Я уже привыкла к казахским обычаям, и чеченские мне сейчас кажутся слишком строгими. Много условностей, много запретов.. Не говорю, что это плохо, некоторым народам это необходимо и там это выглядит уместно. Я просто отвыкаю от них…
Дикбер Кудабаева (Такаева) пережила всех родных братьев и сестер, а также четверых из восьми своих детей. Она свободно говорила на казахском, русском и чеченском языках, до конца жизни сохранила ясность ума, живые эмоции, желания, и лишь неизлечимая болезнь не дала ей перешагнуть 100-летний рубеж.
Аязбай Кудабаев 1900-1969 гг. Похоронен в Карагандинской области.
Дикбер Такаева 1925-2016 гг. Похоронена в г. Алматы.
ЭПИЛОГ
Раннее летнее утро. Девочка, лет двенадцати, не спеша спускается по тропинке с горы. Одной рукой она придерживает глиняный кувшин, который удобно располагается на правом плече. Воздух уже нагрелся, и ей приятно касаться прохладного сосуда. Одно неосторожное движение, и холодные капельки воды сначала обжигают шею, а потом, нагревшись на коже, уже не чувствуются. Девочка идет первой, а вслед за ней идут в село несколько детей и три женщины. У всех такие же глиняные кувшины с водой из горной речки. Они весело переговариваются, смеются. Тропинка ведет через небольшую рощу, деревья высокие, ветвистые, и если поднять голову, то неба почти не видно, оно перекрыто сплошным потолком из широкой листвы. Еще немного, и роща заканчивается. Открывается изумительный вид на село.
Вон там, с краю, как на ладони – родной дом. Девочка немного замедляет шаг, вглядываясь в каждую деталь. Вот двое ее братишек сидят в траве около ограды, у одного из них в руке палка, которой он бьет о землю. К ним подходят две женщины. Каждая из них несет по одному младенцу. Одна из них улыбается и обнимает ребенка. Тут девочка замечает своего отца. Он только что вышел из дома и у самой двери наблюдает за тем, как играют его дети.
«Дада!» – машет ему рукой девочка с горки.
Он ее замечает, улыбается и машет в ответ. Потом, счастливый, показывает на ее маленьких братьев. Из-за его спины выглядывает старшая сестра девочки. Отец ей что-то говорит, та смеется в ответ. Девочка, желая поскорее присоединиться к родным, ускоряет шаг и скрывается из виду, уходя вдаль, по петляющей среди буйной зелени тропинке.
Село просыпается, а солнце медленно ползет к своему зениту, обещая жаркий день…
