но сойдет.
– Массаж? – переспросил он нейтральным тоном.
– У нас очень хорошие массажистки, – сообщил портье. И после краткой паузы добавил: – И массажисты.
О господи!
Гест абсолютно спокойно воспринимал гомосексуалистов обоего пола. Люди бывают блондины и брюнеты, христиане и буддисты, белые и черные, любители классической музыки и фанаты рэпа. И – да, разной ориентации в том числе. Но по-настоящему важны ведь совсем другие характеристики: умен или глуп, покладист или упрям, самовлюблен или альтруистичен, чистоплотен или неряха. Придавать значение чьим-то сексуальным пристрастиям – все равно что оценивать людей по цвету кожи. Глупо и гадко.
До тех пор, разумеется, пока тебе не начинают яростно доказывать, что фанаты рэпа круче (и, главное, правильнее!), чем любители классической музыки. Гей-парады, с их визгливой пестротой, раздражали его чисто эстетически. Впрочем, примерно в то же брезгливое недоумение Геста приводили многие представители современного «искусства» с их дикими инсталляциями и перформансами.
В общем, всяк по-своему с ума сходит. И в общем, какое ему, Гесту, до этого дело? Ему очень нравилась история про Джека Лондона, которого какой-то журналист спросил: «Как вы относитесь к гомосексуалистам?» Писатель только улыбнулся: «Я к ним не отношусь». Гесту эта формулировка казалась гениальной. Потому что, когда фанат рэпа начинает с бешенством убеждать любителя классической музыки, что тот неправ, – это маразм. Но не меньший маразм – когда любитель классической музыки говорит гадости про рэп. Короче: не пытайся судить о том, в чем не смыслишь.
Не так уж давно – и совершенно случайно! – он обнаружил, что его лучший (да единственный, по сути!) друг Дим «гуляет по другой стороне улицы». И что? Ни Дим, ни Гестово к нему отношение от того не изменились ни на йоту. Разве что регулярные подшучивания над детищем Дима – гигантским Центром, где все жаждущие красоты дамы могли ее получить, – приобрели немного иное звучание. Раньше Валентин посмеивался, что Дим завел себе такой бизнес, чтобы всегда находиться среди толпы прелестных девушек, теперь шутил про симпатичных мальчиков (и тех, и других в Димовом Центре работало примерно поровну). Но шутить, разумеется, позволял себе лишь с глазу на глаз – Дим-то как раз своей ориентации не афишировал.
И то, что здешний сервис включает столь разнообразные услуги, это вполне нормально. Кто Гест такой, чтобы судить, тем паче осуждать?
– Массажистку – давайте, – согласился он самым безразличным тоном.
– Блондинку, брюнетку предпочитаете? – деловито уточнил скелетоподобный портье.
– Лишь бы не седая, – высокомерно усмехнулся Гест и добавил на всякий случай: – И не малолетка.
Официант с ужином явился первым. Махнув первую рюмку и жуя отлично зажаренную куриную ногу, Гест после секундного раздумья отправил сообщение Леле: «Буду завтра. Ц». Под «Ц» подразумевался поцелуй. Своего рода намек на то, что в случившемся скандале нет ничего фатального. Пусть Леля не нервничает.
Строго говоря, его не слишком беспокоило, будет жена нервничать или нет. Точнее, он вообще не очень понимал, что такое «я за тебя волнуюсь». Он же взрослый человек, не трехлетний ребенок, что с ним может случиться? Еще точнее: случиться-то может что угодно, но если так – сообщат, а до того с какой стати из угла в угол бегать? Кому от этого легче? Кого это обезопасит?
Но, с другой стороны, если его сообщения о том, что «все в порядке», создают в Лелином сознании иллюзию контроля – почему бы и нет? Это повелось еще с тех самых девяностых, когда опасностей и поводов для беспокойства было не в пример больше, чем теперь. И мобильный он тогда завел не только из деловых соображений, но и ради того, чтобы иметь возможность из самого неподходящего места сообщить что-нибудь вроде «задерживаюсь, все хорошо, целую». Леля так радовалась этим сообщениям, так горячо благодарила, что «предупредил»! И он привык. Даже козырь из этого сделал. Если кто-то из деловых партнеров или конкурентов позволял себе презрительную гримасу: подкаблучник, что ли? – Гест, снисходительно улыбаясь, рассказывал анекдот: «Как, дочь моя, ты опять согрешила? – Но, святой отец, мне это стоит так мало труда, а ему доставляет столько удовольствия!» И тот, кто пытался съязвить, выглядел после этого недалеким грубияном, сам же Гест – умным и предусмотрительным. Агрессия – признак слабости, это он запомнил накрепко.
Да, сегодня, в эру мобильных, Леля, если «волновалась», могла бы просто позвонить. Но он точно знал – не станет. Она очень, очень боится ему «помешать». И не важно, чем он занят, ведет переговоры или управляет машиной, мешать нельзя! Тоже привычка своего рода, и, кстати, неплохая. Сам-то он вполне мог позвонить Леле в любой момент. Она – нет. Распределение ролей: ведущий и ведомый. И раз уж он в этой стае главный, ему и заботиться о том, чтобы его ведомые не «волновались понапрасну». Умный мужчина знает, откуда ждать проблем – Гест не помнил, где вычитал эту фразу, но ему нравилось ее повторять. Ум не в том, чтобы разрешить проблему, а в том, чтобы ее предусмотреть и не допустить. Ну… в крайнем случае, заранее просчитать последствия.
Он улыбнулся, почувствовав, что две рюмки водки в сочетании с отличной едой привели его в умиротворенное состояние. Может, позвонить портье и сказать, что «массажистка» не требуется?
Но в дверь уже стучали.
Худенькая какая, словно подросток, – это была первая мысль. Их тут всех голодом, что ли, морят?
Гест вообще-то предпочитал тех, кто посубтильнее, но не до такой же степени! Он уже было совсем решил девицу выставить, когда та плавным, уверенным движением плеч выскользнула из просторной кожаной курточки.
Там неожиданно обнаружилась грудь – не сверхъестественная, но вполне убедительная. Ладно, сойдет.
Валентин молча кивнул в сторону приоконной ниши, где стояла кровать.
Девица оказалась умелая и, самое главное, чуткая: где нужно – помогала, где не надо – не мешала, послушно следуя любым, даже невысказанным, едва почувствованным его желаниям. В голове мелькнула слабая мысль: надо бы ей премию сверх обозначенной скелетоподобным портье суммы отстегнуть… Но время было не для мыслей, они растаяли, растворились, улетучились. Здесь и сейчас, здесь и сейчас. Он и случайная платная девица…
Валентин обладал ею, точно мстил кому-то (кому? за что?), мозг заливала огненная тьма, и он боялся этой тьмы, ее надо было убить. И он – убивал, яростно вколачивая хрупкое тело в пышное «королевское» ложе.
Заснул моментально – как выключили.
– Я кофе заказала.
Валентин открыл глаза, слегка недоумевая: что такое? В окно лилось веселое солнце.
– Рустем хорошо варит, это не какой-нибудь растворимый. Гелька говорила, что самый вкусный кофе в Вене, я
