забыла, как называется ресторан, ее папик в Австрию возил, прикинь! Если не брешет. Вот бы мне туда! Или на эти, как их, на Мальдивы! Ну где балерина эта вечно тусуется. Ты ездишь на Мальдивы? Возьмешь меня с собой? А то я ваще нигде не была!
Гест бегло проверил карманы, сумку, бумажник – все на месте: документы, деньги, банковские карты, телефон. Зато недоеденную им вчера курицу девица обгрызла до основания, и на тарелке с сырной нарезкой одиноко подсыхали два жалких ломтика. А вот водки в графинчике оставалось столько, сколько и было. Умница. Хотя в карманах она, конечно, копалась – хотя бы из любопытства. Но не пойман – не вор. А стащить девица и впрямь ничего не стащила. Еще один плюсик в карму.
Она заметила его манипуляции с карманами и скорчила обиженную мордочку:
– Я не воровка!
На мгновение Гесту стало неловко: за что он, в самом деле, ее обидел. Поэтому денег дал щедро, куда больше оговоренной вчера суммы. И выгонять из номера не стал. Какая разница: пить кофе в одиночку или в компании.
Компания, однако, оказалась так себе. Девица манерно отставляла мизинчик, щебетала что-то без остановки: про каких-то папиков, про Мальдивы – дались ей эти Мальдивы!
Кофе же оказался действительно хорош. Но Гест выпил его быстро, точно торопился куда-то:
– Давай, ступай.
В широко расставленных прозрачных глазах мелькнула тень разочарования:
– Телефончик мой запиши на всякий случай. Тебе же понравилось, я знаю.
Вот еще, не хватало ему сохранять телефонный номер случайной проститутки! Но обижать ее презрением все-таки не хотелось. Плюсик в карму, минусик в карму – никогда не знаешь, где что вылезет.
– Если надумаю, сюда позвоню. А сейчас иди.
– Ну я же не всегда здесь, – заявила девица почти гордо и сунула ему в нагрудный карман визитку – гладкую, бледно-розовую, с какими-то золотистыми завитушками. Гест автоматически взглянул наверх: да, точно такие же, как на бордюре, мотельное барокко, шик-блеск-красота!
С минуту после ее ухода он сидел на разоренном «королевском» ложе, разглядывая лезущую в окно ветку. Господи, что он тут делает! Но, с другой стороны, все это оказалось даже забавным: он уже и забыл, какие они, «банные девицы». Помнил только Галю, да и то – уже в «библиотечной», а не постельной ипостаси.
А тут – на тебе. Оскоромился.
Быстро собрался, расплатился, вырулил на трассу. Километров через пятнадцать свернул на заправку – машина сообщала, что ее пора покормить. Под окошком кассы торчала решетчатая зеленая урна с неизбежным черным пакетом внутри. Да, точно, а ведь чуть не забыл. Леля, разумеется, никогда не станет шарить по карманам специально. Но белье перед отправкой в стиральную машину проверяет. Пустяки, конечно, мало ли откуда у него в кармане эта «красотища», просто скажет «выброси», и вопросов никто не задаст. Но ведь и самому неприятно. Бледно-розовый прямоугольничек спланировал в складчатое черное жерло.
* * *
– До прибытия остается пятнадцать минут, – возле Геста нарисовался стюард, совсем молоденький, белобрысый, пухлощекий. – Вам еще что-нибудь понадобится?
Самому-то тебе чего надобно, недовольно подумал Валентин. На чаевые напрашиваешься? Так не за что. Вслух, однако, вежливо сказал:
– Спасибо, все прекрасно, – еще и улыбочку дежурную изобразил.
Стюард, потоптавшись немного, ушел.
Вокруг: слева, справа, сзади, там и сям – поднимались из воды острова и островки, покрытые темно-зеленым бархатом бог весть каких трав и кустарников. Гест вспомнил, что тот кусок Балтики, на котором стоит Турку, именуется Архипелаговым морем. Простенько и доходчиво. Двадцать тысяч островов. Или две тысячи? Он не помнил, помнил, что много, и большинство – ненаселенные. Темно-зеленый бархат нетронутой природы, да. Вроде бы какие-то острова входят в заповедную зону. Впереди, за белеющими в предвечернем прозрачном сумраке строениями паромного терминала, торчал замок – угловатый, скучный, как ни один другой из виденных Гестом замков. Неподалеку от него высунул голову похожий на решетчатого жирафа строительный кран.
Гест ласково погладил палубные перила. Словно прощался. Когда «Магнус» закроют, он будет летать самолетом, что ему паромы? Но – жалко.
Давным-давно, еще в начале нулевых, когда бизнес только-только пошел в гору, он брал сразу два билета: чтоб купе всю дорогу оставалось в его полном распоряжении. Теперь в этом не было необходимости, пассажиров ездило раз-два и обчелся. Иногда Гесту даже хотелось, чтобы в его купе появился попутчик. Или попутчица, почему нет? Вот сейчас, пока в Турку поезд ждет «паровозик из Ромашкова», который должен дотащить «Магнус» до Хельсинки…
Например, Леля вполне могла бы сделать мужу сюрприз. От Питера до Турку – рукой подать. Приехала бы, вошла в его купе – словно они незнакомы. Это могло бы быть… волшебно. Он даже дверь купе оставил приоткрытой. Хотя яснее ясного понимал: ключевое слово – «могла бы». Не могла.
Леля – не могла. Она с восторгом и пылом отвечала на все его авантюры, но сама… Только однажды, миллион лет назад, когда они еще и женаты не были, случилось нечто подобное. Гест, проводив ее после театра, стоял у подъезда, не отрывая глаз от знакомых окон на четвертом этаже – вдруг выглянет? Леля не выглянула, она внезапно появилась на крылечке, уже в тоненьком домашнем халатике, подбежала к нему, поцеловала, прижалась… и опять исчезла.
Воспоминание, хоть и немыслимо давнее, отозвалось в теле жаркой сладкой волной. Почему она никогда больше не совершала подобных поступков, бессмысленных, но таких необходимых? О да, его собственного авантюризма с запасом хватало на двоих. И на десятерых хватило бы. Но ведь она тоже… могла бы?
Пожалуй, нет. Это была бы уже не Леля. Она подчинялась всем его капризам, поддерживала его всегда и во всем. Как в той романтичной поговорке: «даже если весь мир будет против тебя, я буду стоять за твоим плечом и подавать патроны». Но что же делать, когда мир – не «против» и никаких патронов подавать не нужно. Что тогда? Если он, мир, вполне научился есть у тебя с рук? Какие тут, к лешему, патроны?
В их семье повелителем – да что там, практически богом – был именно он. Если бы Леля могла оказаться непредсказуемой – какой же он тогда бог?
Задумавшись, Гест и не заметил, как паром пришвартовался, как вагоны «Магнуса» очутились уже на берегу, – так и сидел в своем купе, тупо разглядывая багажную полку. Зачем ему багажная полка?
– Чай сейчас сделать или после отправления? – Проводница была не та, что приветствовала Геста в Стокгольме. Плотная, кряжистая, с угрюмо-неподвижным лицом. Профессиональная улыбка выглядела на этом каменном
