на лавочке, а мимо ходили люди. После обычных вопросов-ответов он сказал:
– Мне снился сон, в котором тебе было очень плохо.
– Мне действительно плохо. Мой мир умер. Картинка, которую я вижу… я не верю, что она реальна… из нее посыпались куски, а за ними черно и пусто…
– Ты больна СПИДом?
– Нет, ты что!
– Раком?
У меня сжалось сердце.
– Нет, не больна.
– У тебя… умерла Мама?
– Нет, если бы она умерла, все было бы совсем по-другому, – быстро и убедительно соврала я. – Я бы не общалась так со всеми, не смеялась…
Думаю, он поверил мне.
– В любом случае, если у тебя что-то случилось, ты можешь мне об этом сказать, или просто попросить о помощи, ничего не объясняя.
– Спасибо.
– Я буду рад помочь…
– Спасибо.
– И я, и Александр Юрьевич, – улыбнулся он.
Я не любила его шуток.
– Спасибо.
Это было так неожиданно и так прямо… Спасибо тебе, Игорь. Я не собиралась обращаться к нему за помощью – вот уж последний человек, к которому бы я обратилась. Это все, что он мог мне дать. Я вспомнила ощущение бабочки, и мне стало теплее…
Женин день рожденья первого мая был для меня любимым праздником в году. Нас как-то не учили радоваться своим праздникам и обращать внимание на себя, хоть я и старалась последние годы, как могла. А Женин день рожденья я любила – она ему радовалась, это было событие – родители свои дни рождения как-то недолюбливали и старались замять. К тому же начало мая – весна и тепло, а не зима, как у меня.
Женя была в Греции с Колей. Я все равно устроила себе маленький праздник, в душе пытаясь обмануть себя, что все так же, как было. День катился к концу. Уже поздно вечером позвонил Антон и попросил спуститься. Он стоял у подъезда с гитарой, и, когда я появилась, начал играть прекрасную мелодию, и петь:
– Time… only time… can bring back youк love again… I will be there… I will be there…
Я была потрясена… Это было так прекрасно… Я слушала, не дыша, и подходила к нему все ближе и ближе. Когда я была совсем близко, он закинул гитару мне за спину… и поцеловал.
Надо ли говорить, что мы снова начали встречаться?..
Теперь все песни звучали о Маме. То, что раньше звучало для меня отношениями между женщиной и мужчиной, теперь было моей потерей, зовом к ней, туда, куда не достигает реальность, но достигает творчество – от моего сердца, моим криком, моим воплем, моими словами.
I will try to change things that killed our love…
Я люблю тебя – это здорово…
And the dreams in which I’m dying are the best I ever had…
Yesterday… all my problems seemed so far away…
My immortal был весь о Маме
Hurt Агилеры тоже про маму.
Всё про маму.
На июньские экзамены я все же смогла приходить – они начинались в два. Последний студент заходил в 4-5. По-моему, у меня были почти все тройки. Я не помню. Но меня это не волновало. Похоже, Мамина смерть была как болезнь, посеянная в моем организме – она развивалась, и со временем отражалась на мне. Так, наверное, бывает, если зажимать переживания в себе. Но я не старалась этого делать – наоборот – я была рада любому вниманию и не старалась не думать.
Ко мне подошла Вика и спросила, как я. Наверное, впервые с нашего разговора в январе. На нее, наверное, давило, что ее назначили старостой. Всем всегда что-то мешает. Почему я так хорошо их понимаю? Почему я так охотно их оправдываю?
Потому что мне дорого их внимание. Гораздо дороже, чем они могли представить…
Я рассказала ей немного, без подробностей, свои трудности с Женей, как было с папой. Она сказала:
– Я и не думала, что тебе так плохо…
Сказала:
– Я и не думала, что так бывает…
Сказала:
– Да как ты вообще еще улыбаешься и делаешь вид, что все хорошо?..
Я подарила ей свой стих. Написала печатными буквами:
Я отказываюсь, я не хочу принимать чего-то
Эту новую жизнь, эту новую жизнь с ее новым смехом
Но и то, что считала собой, перестало быть этим
Я кричу свое имя, себе отзываясь эхом
Погоди, погоди, миг! Ты мне инороден
Я осталась в словах на обрывках тетерадной бумаги
Я осталась в вещах – они помнят мои ладони
Я осталась. Мертва. Поцелуй на железной ограде.
Но и этого нет. Новый ветер звенит в новых листьях
И я что-то иное себе, как бы ни было странно
И новая жизнь, в попытке пред мною раскрыться,
Что-то шепчет. Наверное, то, что прекрасна.
Она не все там поняла. Но я этого и не ожидала. Она сказала, что подумает над стихом.
Мне стало немного легче после разговора с ней. Все-таки, когда остаешься один, это, наверное, означает, что ты неправ. И когда слышишь слова поддержки и понимания, понимаешь, что ты не один. Хотя бы на несколько минут.
Оттого, что я так долго лицемерила, оттого, что была одна, я ненавидела людей еще больше и отдалялась от них. Мне не хотелось иметь с ними ничего общего. Даже минутного разговора. “Как дела?” и выслушивание стали ритуалом. Если спрашивали напрямую, говорила: “Плохо”, и радовалась своей честности. Лицемерие… Был человек, потом шло его малодушие и равнодушие, потом предмет нашего разговора, который иногда был интересным, потом мое лицемерие, потом моя заинтересованность, которую я не могла показать, потом моя боль, потом я. Да, одновременно с ненавистью и отдалением от людей мне, на самом деле, хотелось общаться с ними больше и больше, и не хотелось врать и лицемерить, и хотелось поговорить о чем-нибудь действительно важном, даже если не о Маме и не обо мне. Но я боялась, что, если я буду честной, если я расскажу про Маму, они бросят меня, или выслушают и пропадут, или выслушают, и больше не появятся в моей жизни. Как Саша Корнеев. Как многие другие. Я вовремя остановилась. Я мало кому рассказала потому, что, я не хотела, чтобы замолкал смех, когда я вхожу. И потому что, если люди не могли или не хотели помочь мне, я сама могла чуть-чуть лечиться рядом с ними просто потому что общалась хоть с кем-то, хоть поверхностно. По сути, наверное, я сама загнала себя в это одиночество, но как иначе было поступить в такой ситуации с таким окружением я и сейчас не знаю. У меня не было сил проверять, кто останется, а кто уйдет. У меня не было сил и решимости даже рассказать, что случилось с Мамой.
Не хотелось проверять, как они себя поведут.
До того, как это все случилось, я была очень уверенной девушкой. Счастливой. Веселой. Заводной. Теперь я лицемерка. Напоказ – уверенная, веселая, заводная. А
