я слезами.
Ее голос звучал очень дружелюбно. Я перестала звонить и говорить ей, что мне плохо. Я тысячу раз уже плакала, и вот первый, когда я позвонила ей. Это первый раз, когда я попросила ее приехать, и мне плохо. И я не могу остановиться. И мне нужна помощь. Почему она не могла приехать? Я так часто прошу? Может, она боялась, что я буду чаще звонить? Да вряд ли. Ей было все равно? Не знаю. Не знаю, почему она так ответила. Это было обидно и больно. Был ли у меня выбор? Да, был – звонить в скорую. Я решила поехать к Жене. Мне не очень хотелось – еще и Коля – ни поговорить, ни поделиться, ни просто даже близости почувствовать.
Слезы остановились только в метро. Окружающие заглядывали в мои красные глаза, замечали посеревшую кожу человека, который только что плакал. Я уже перестала плакать, так что можно было возвращаться домой. Но я ехала к Жене, хотя чувствовала к ней негативные чувства уже. Мне нужна была капелька тепла и внимания. Если бы у меня был хоть один человек, к которому можно было бы обратиться, кроме Жени, обратиться так же легко, по-родному, как к Жене, я бы ни за что не обратилась к ней.
У них было тепло и уютно, и они смеялись. Глядя в мое пятнистое лицо, Женя сделала мне чай, накормила. Достала киндер-сюрприз из шкафа… Я была рада. Какой-то частью своего мозга. Мне было так тупо, и так… подвешенно. Я чувствовала себя как колокол, по которому ударили, и эхо уже почти отзвенело. Отзвуки моего плача и моих страданий еще слышны были, но только мне. И они оставили за собой пустоту, и какой-то осадок горя, который наполнял меня до краев, не оставляя места ничему остальному.
У них в доме и в головах царила радостная атмосфера. Было такое ощущение, что они вообще не были способны меня понять. Не то, что у Жени не умирала Мама – было ощущение, что она вообще не представляла, что такое возможно, и что можно переживать из-за этого… Совсем другая жизнь…
Коля подарил мне алюминиевый карабин. Мы посмотрели мультик и легли спать. На следующее утро Женя разбудила меня чаем в постель, и это было чудесно. Мы позавтракали, и я поехала домой.
От Жени нечего было ждать помощи. Или поддержки. Внимание – да. Им она наделила меня так же щедро, как обычных своих гостей – а их было много. Нет, щедрее, гораздо щедрее. Но почему она не понимала меня?… Она же была в том же положении, ей тоже было плохо… Или нет? Да. Почему тогда? Она вообще не способна на сопереживание? Для нее все это не так страшно? И что-то еще, чего я никогда не пойму. Но от Жени нечего было ждать помощи. Ни даже понимания какого-то. Ни сочувствия… Она жила совсем в другом мире, совсем. Я снова плакала…
Потом оказалось, что Женя случайно вынесла вместе с мусором некоторую сумму денег в конверте от Колиного папы Колиному брату. Коля поставил этот пакет рядом с мусором, и его выкинули. Странно, конечно, и некого винить. Но они спешили. Они уезжали за город и им уже некогда было рыться в помойке.
Я подумала-подумала, и поехала к ним через весь город. Зашла в уголок мусора и начала в нем копаться. Отчасти – из благодарности. Какие бы двойственные чувства ни вызывала у меня их забота, их смех и непонимание – я все-таки прекратила плакать вчера, и не пришлось вызывать скорую .
И потом – если бы я знала, что у них у самих будет возможность – ни за что бы не полезла. А так – и захотят – не смогут.
Я столько всего попробовала в своей жизни… По помойкам не лазила, нет. Очень советую всем один раз в жизни. Бесценный опыт. Сосредоточившись на опыте, который получаю, и вспоминая свои предыдущие опыты, я перебирала кухонные ошметки, подгузники для детей и взрослых, бумаги, прокладки, строительный мусор, сгнившие продукты… Я могла и не найти эти деньги. Они были закрыты старым ковром, и я не думала, что под ним что-то есть, не собиралась и его вынимать. Наш пакетик был очень маленьким – обертка от киндер-сюрприза, кожура от апельсина… ошметки прошлого вечера. В соседнем пакете и был конверт. Первой моей мыслью было пересчитать деньги. Потом я опомнилась – конверт был заклеен, и не мое дело, сколько там денег.
На следующий вечер я уже была снова у Жени. Папа дал мне денег, и я купила ей подарок – метроном для занятий музыкой. Жеся была в восторге.
– И для тебя у меня кое-что есть, – сказала я Коле и протянула ему конверт.
– Я приезжала вчера. У вас же не было времени… – сказала я.
Коля выглядел жутко довольным, прям лучился.
– А я приезжал сегодня утром. Жаба заела. Сорвался с дачи и приехал. Увидел наш пакетик на полу, и понял, что ты приезжала. Спасибо тебе!
– На здоровье, – улыбнулась я в ответ.
– Хочешь какую-нибудь часть этих денег? Ты их честно заслужила!
У меня перед глазами поплыли новые кроссовки взамен дырявых старых – я их видела во всех деталях…
– Нет, спасибо! Не надо…
– Точно?
– Точно.
– Ну ладно…
Не знаю, советовались они или нет, и было ли это вообще причиной и следствием, но Женя предложила мне поехать с ее знакомыми на Соловки.
– Спасибо! Но у меня нет денег…
– Это не важно. Ну хоть какие-то есть?
– Есть.
– Остальные я тебе дам.
Женя хотела поехать на Соловки уже лет 7, наверное. И каждый раз в это время мы отдыхали на море, и Мама не хотела отпускать Женю – во-первых, 16-19-летнюю, одну в путь, с моря… А Женя прям очень часто повторяла: Хочу на Соловки. Хочу на Соловки. Хочу на Соловки! И часто-часто это писала в дневнике. Может быть, Мама чувствовала, что это один из последних наших совместных отдыхов, и поэтому не отпускала ее…
И вот сейчас на Соловки ехала я. В ее мечту. Она дала мне 12 тысяч рублей. Сама себе я бы никогда не смогла позволить этот отдых. Связано это с помойкой, или нет, было ли желанием помочь мне и развеять меня – Спасибо, Женя! Спасибо тебе! Это был замечательный, великолепный отдых! Он очень сильно меня развеял.
О Соловках я знала только, что они на Севере. Компания, с которой мы ехали, оказалась очень веселой. Никто не пил – это я сразу выяснила у единственной ровесницы-девушки. Зато все много смеялись и играли в игры. Я так давно не смеялась. Я в жизни так
