много не смеялась.
Мы ходили по крепости, ездили на экскурсии, ездили на велосипедах, купались в холодных озерах, попадали в истории… Я купалась в Белом море.
Однажды у нас было свободное время, я взяла напрокат велосипед и поехала по следам экскурсии. Сначала я хотела добраться только до ближайшего скита. Еще когда мы были на экскурсии, я подумала, что людей очень много и надо самой сюда вернуться. Людей не было никого. Было жутко. Но вместе с дорогой заняло не много времени, и я поехала дальше. Здеь уже пришлось потрудиться. Ни голосов, ни людей. Я думала, в скитах кто-то остается на ночь. Нет. Я села рядом со вторым скитом и закурила. Становилось жутко. Не отдавая себе в этом отчёта, я уехала очень далеко от посёлка, возвращаться теперь было долго. Никого. На много километров вокруг. Было страшно. Я докурила, бегом взяла велосипед и уехала. Был еще третий скит. Темнело. У третьего скита я тоже выкурила сигарету. Быстро. Спешно. В страхе. Надвигалась ночь. Я была одна. Я рассекала воздух на велосипеде. И такое это необычное чувство… вот так ехать… я с трудом различала дорогу. Я подняла голову вверх и увидела звёзды над кромками деревьев по сторонам дороги… нет, я не могла быть одна. Я поняла, что Бог есть, и он смотрит на меня. Потому что не чувствовала себя одной. Стало светло. Белая ночь. На моем пути было озеро. Я решила в нем искупаться. Я решила сделать то, что страшно. Точнее, мне в голову пришла мысль искупаться, и я не смогла её выгнать. Вода была чёрной. Я быстро разделась и прыгнула в черноту. Вылезла, оделась и поехала дальше. Верный велосипед. Страшно подумать, что было бы, если бы он где-нибудь сломался. Я делала всё быстро потому что мне было страшно. Я вернулась домой другой.
На Соловках мы познакомились с неким Андреем, и с одной семьей – Костя, Оля, и его брат, Саша, которые тоже жили в нашем доме. На некоторые экскурсии мы ездили вместе. Немного подружились. Я видела, как на меня смотрит Андрей, но он был очень неуверен в себе, а я не люблю таких. С Костей мы были очень похожи, и он постоянно повторял мне это. Мы провели с ним несколько прекрасных минут, сидя на аварийной лестнице, куря, и молча смотря вдаль. Он был архитектором, жил совсем не как я, и это чувствовалось. Они уезжали позже и предложили мне остаться с ними. Это было очень заманчивое предложение, но очень… ответственное, что ли. Я никогда раньше не принимала за себя таких важных решений. Но дома меня не ждала даже кошка Мо – она временно жила у Жени. И я осталась.
Проводив уезжавших, мы с Костей остались вдвоем на причале. Мы зашли в комнатушку, служившую местной забегаловкой, Костя купил нам по пиву, и мы расположились на улице за деревянным столом, на ветру под морскими брызгами.
Я не знала, о чем говорить с Костей. Про Маму я никому не рассказала. Они заметили, что я в черном, пошутили, что я эмо, и забыли. Я очень часто смеялась, и вообще не плакала. Хорошо, что Косте было что сказать. Он чуть-чуть рассказал о себе. Что было время, когда он смотрел по пять-шесть фильмов в день. Он не пил – не чаще обычного – снял квартиру на это время, иногда заходили друзья… То, что он делал раньше, его уже не интересовало. Что делать дальше – он не знал. Он был в тупике, и только смотрел фильмы и жил.
Немного рассказал и про свою семью и про брата – как вытаскивал его из нацистской тусовки – грамотно – осторожными разговорами и совместным времяпрепровождением. Может быть, он думал, что мы с Сашей подружимся, но его Саша был младше меня.
Мне нравился Костя. И Оля. И Саша. Соловки вообще отбирают тех, кто туда попадает.
Домой я вернулась прекрасно отдохнувшей, веселой. Мне все еще хотелось смеяться.
Меня ждала все та же квартира, Мамина смерть и пятый курс.
Иногда я открывала Мамин шкаф, а там висел Мамин пиджак. Все Ее вещи, как живые. Остались, какими Она их оставила. Мое сердце дрожало. Я закрывала шкаф и плакала.
Марк при встрече шутил, что я превращаю Мамину комнату в музей, хотя он и не был у нас дома. Мне было не смешно.
Записи из дневника:
Я не отпускаю Тебя, не уходи.
Я не могу без тебя.
03.05. Жизнь живет отдельно от нас, и поэтому, чем ближе мы к ней, тем живее и тем счастливее.
Мы все одинаковы, и для счастья нужно нам одно и то же – ощущение жизни.
Кто друзья? Если не придираться – все, если придираться – никого, если посмотреть вокруг – никого, если я здесь, если я сейчас – никого.
Если отбросить прошлое – многие. Если сделать с десяток поблажек, реальность – рай земной.
Сослагательное наклонение, прошлое время, будущее время, да пошел ты, язык, со всем своим давлением и грамматикой.
Я сижу здесь, ничего не отнять, ничего не прибавить.
И не надо никаких вымыслов, все итак похоже на страшный сон.
После 09.06
Я жила свою жизнь – как будто смотрела кино о некоей привлекательной героине, которая принимала решения и следовала им, нравилась людям и была человеком действия.
Но это не я.
Я озлоблена и потеряна.
Я не хочу думать, что мир вокруг меня реален, потому что такая реальность приводит меня в отчаяние.
Это все – обо мне, не о Маме. Фонарный свет заливает комнату.
Да и нет смысла описывать вымышленного героя.
Моя Мама – герой.
Она…
И жить так, как она, могут немногие. Даже я – не сумею.
Во мне нет…
Есть ли во мне столько самоотдачи?
Делать – до конца, всегда до конца. И любить так, как она. Не смотря на слова и действия любимого. И умирать, умирать тоже, умирать как она? Умирать.
Ложусь и говорю:
“Спокойной ночи”.
И отвечаю себе:
“Спокойной ночи, Наташ”.
Мама – это все. Мир не концентрируется во мне, какой бы эгоисткой я ни была, если у меня нет мамы или я – не мать.
Какими же калеками нам приходиться жить! Мне, Яне, Белке, Алине, Илье, Яне… Всем нам, потерявшим Маму или Папу, нам, детям разведённых родителей, нам, чьи родители ведут себя как говнюки…
Идеальное общество – не утопия. Это общество, в котором у каждого есть мама и папа. Не семи пядей во лбу, а простые, обыкновенные люди…
И правда, это недостижимо.
12.06 Я больше не встречаюсь с друзьями. Жёстко мне пришло понимание того, что семья важнее, чем друзья. Я бы сказала, незаслуженно жестко.
Надо просто сесть – и записать свои мысли.
